Открытый индивидуализм

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КУЛ (тип: не указан)

Открытый индивидуализм (англ. open individualism; сокр. от открытый индивидуальный взгляд на тождество личности) — точка зрения в философии, согласно которой существует только один самотождественный субъект, который является всеми и которому принадлежат все тела людей и все независимые потоки сознания[1]. Открытый индивидуализм требует отличного от обычного понимания этернализма. Феноменологическая интерпретация открытого индивидуализма состоит в том, что я (как единственный субъект) постоянно «обнаруживаю себя» в различных сознательных человеческих телах (во всех без исключения) в разное время.

Сам термин был придуман философом Даниелем Колаком, хотя подобные идеи высказывались со времен Упанишад, в частности известными философами Аверроэсом и Джосайя Ройсом, некоторыми выдающимися физиками, такими как Эрвин Шрёдингер, Фред Хойл, Фримен Дайсон. Из российских авторов об открытом индивидуализме (инвариантности «Я») пишет физик А. В. Каминский[2].





Краткое описание

Даниель Колак начинает книгу «Я — это вы: метафизические основы для глобальной этики» (англ. I Am You: The Metaphysical Foundations for Global Ethics) со следующих слов:

Центральный тезис книги «Я — это вы» — что мы все — одна и та же личность — может показаться многим читателям очевидно ложным или даже абсурдным. Как вы можете быть и мной, и Гитлером, и Ганди, и Иисусом, и Буддой, и Гретой Гарбо, и всеми остальными людьми в прошлом, настоящем и будущем? В этой книге я объясняю, как это возможно. Кроме того, я показываю, что это лучшее объяснение того, кто мы такие, по целому ряду причин, не последней из которых является то, что оно обеспечивает метафизические основы для глобальной этики.
</blockquote>

То, что Гитлер и Ганди — одна личность, можно выразить и следующим образом: жизненный опыт Гитлера E1 в момент времени T1 и жизненный опыт Ганди E2 в момент времени T2 принадлежит одному и тому же субъекту точно так же, как одному и тому же субъекту принадлежит жизненный опыт Гитлера E1 в момент времени T1 и жизненный опыт Гитлера E3 в момент времени T3.

Австрийский физик-теоретик, лауреат Нобелевской премии по физике Эрвин Шрёдингер следующим образом излагает основную идею открытого индивидуализма:[3]

Не может быть, чтобы то единство знаний, чувства, желания и волю которого ты называешь собой, возникло бы недавно в определённый момент времени из ничего; скорее, эти знания, чувства и желания по существу вечны и неизменны и числом всего одно во всех людях, даже во всех чувствующих существах. Но не так, как это провозглашает пантеизм Спинозы, будто ты часть, кусочек вечной бесконечной сущности, лишь одна сторона, одна модификация её. Потому что в таком случае остаётся то же неудовлетворение: какая сторона суть именно ты, что объективно отличает её от остальных? Нет, вместо этого общему сознанию всё представляется следующим непостижимым образом: ты и точно также любое другое само по себе взятое сознательное существо — все во всём. Поэтому настоящая твоя жизнь, которую ты ведёшь, тоже не есть лишь часть мировых событий, а в известном смысле они целиком. Только это целое не такого свойства, что может быть охвачено одним взглядом.</blockquote>

Три взгляда на тождество личности

Философ Даниель Колак выделяет три взгляда на тождество личности: закрытый индивидуализм, пустой индивидуализм и открытый индивидуализм.

Закрытый индивидуализм является обычным и самым распространённым взглядом. В соответствии с закрытым индивидуализмом существует множество численно различных личностей, о которых можно сделать следующие предположения:

  1. Предположение о едином непрерывном индивидууме: личность является единым непрерывным индивидуумом во времени.
  2. Предположение о выживании и тождестве: личность выживает только до тех пор, пока существует индивидуум, тождественный этой личности.
  3. Предположение о внутренних свойствах: тождество личности зависит только от свойств этой личности.
  4. Предположение об индивидуации и разделённости личностей: существуют определённые границы, отделяющие одну личность от другой.

Эрвин Шрёдингер следующим словами описывает причины возникновения закрытого индивидуализма:[4]

Как же вообще могло возникнуть представление о множественности сознаний (против которого так настойчиво выступают авторы Упанишад)? Сознание интимно связано и зависит от физического состояния определённой части материи — от тела (вспомните различные душевные изменения, происходящие во время развития организма, например, при созревании, старении, старческом слабоумии и т. д., или наступающие под действием лихорадки, отравления, наркоза, повреждения мозга и пр.). Но таких человеческих тел имеется множество. Если исходить из этого, представление о множественности сознаний или интеллектов кажется весьма убедительной гипотезой. Вероятно, все простые, непритязательные люди, так же как и огромное большинство западных философов, считают её верной.

Принятие этой гипотезы почти неминуемо приводит в дальнейшем к признанию душ, столь же многочисленных, как и тела, и затем к вопросу, так же ли смертны эти души, как тела, или, наоборот, они бессмертны и могут существовать совершенно самостоятельно. Первая мысль производит на всякого человека крайне неприятное впечатление, тогда как последняя откровенно забывает, игнорирует и даже вовсе отрицает именно те предпосылки, на которых основана сама гипотеза множественности.

Пустой индивидуализм — это взгляд, который отрицает, как минимум, 2-е предположение (обычно также 1-е и (или) 3-е предположения), но сохраняет в силе 4-е предположение закрытого индивидуализма. В соответствии с пустым индивидуализмом личность может выжить и без тождества. Тождество — это не то, что имеет значение для выживания личности, а значение имеют другие отношения (например, физиологическая или психологическая непрерывность, причинно-следственная связь и т. п.). Известные представители пустого индивидуализма: Будда, Дэвид Юм, Дэниел Деннет, Роберт Нозик, Дерек Парфит, Сидни Шумейкер, Питер Ангер.

В частности, пустой индивидуалист Дэниел Деннет считает, что в сознании нет единой управляющей инстанции (субъекта) и вся его работа представляет собой систему спонтанно самоорганизующихся процессов. Положение о существовании «Я» Деннет считает одним из главных философских мифов, укоренившихся в философии со времен Декарта.[5]

В то же время философ Дерек Парфит приблизился к пониманию открытого индивидуализма, но не развил свой взгляд:[6]

Мне не нужно считать, что моя копия на Марсе это кто-то ещё... Я могу поверить, что у меня есть сейчас другой поток сознания, о котором в этом потоке я не знаю. И, если это поможет, я могу принять эту точку зрения о моей копии.

Открытый индивидуализм отрицает 4-е предположение, но сохраняет в силе все остальные предположения закрытого индивидуализма.

Философские выводы

В ходе философского анализа Колак приходит к следующим выводам:

  1. Закрытый индивидуализм является логически противоречивым взглядом.
  2. Доводы против открытого индивидуализма не являются хорошими доводами.
  3. Наше обычное восприятие самих себя согласуется и с пустым индивидуализмом, и с открытым индивидуализмом (но не с закрытым индивидуализмом).
  4. Открытый индивидуализм сохраняет наши глубокие интуиции.
  5. Открытый индивидуализм является более логически последовательным, чем пустой индивидуализм.

Философские предположения о возможности открытого индивидуализма

Ниже излагается информация из книги Даниеля Колака «Я — это вы: метафизические основы для глобальной этики»:

Как может открытый индивидуализм быть верным, если он имеет так много очевидных утверждений, исключающих его возможность? Ниже приведён начальный список некоторых видов границ, каждая из которых является очевидным «исключателем» открытого индивидуализма, каждая «реальной» границей, описанная «нейтральным» (относительно закрытого против открытого индивидуализма) языком:

1. Граница, установленная фактом эксклюзивного соединения (ФЭС). Очевидная возможность контролировать сразу определённые границы непосредственно в опыте, с которыми субъект соединён, а с другими не соединён.

ФЭС играют центральную роль в нашей концепции самих себя как раздельно существующих личностей.

Назвать тело, сидящее за столом в комнате, моим телом, означает сказать, что я могу двигать частями этого тела (руками, ногами и т. д.) без необходимости совершения каких-либо дополнительных действий. Когда я подношу свои руки к своей груди и говорю: «Это я» и затем показываю на вас или стул и говорю: «Это не я», я имею в виду, что могу непосредственно контролировать вот эти границы и не могу вот те.

Очевидно, что ФЭС отделяет меня от моей печени, моей крови, замены клеток, деления ДНК и т. п. Это простое наблюдение уже свидетельствует, что ФЭС сама по себе не является достаточной для проведения границ между личностями.

Однако есть и более сильный аргумент. ФЭС имеет место и во сне, но мы не считаем, что такая граница отделяет меня от не меня. Всё, что я вижу во сне, — это я. Следовательно, ФЭС не является достаточным условием для существования других личностей.

2. Граница, установленная идентификацией других субъектов (ИДС). Некоторые объекты, от которых я отделён ФЭС (например, вы), сами очевидно, объектами (например, мной) индивидуализированы и идентифицированы как (другие) субъекты, эксклюзивно соединённые.

Может быть, ФЭС + ИДС является границей для отделения одной личности от другой? Ведь некоторые объекты, отделённые от меня ФЭС, воспринимаются мной как субъекты, как сознательные существа.

Нет, опять же ФЭС + ИДС не является таким достаточным условием, поскольку во сне ФЭС отделяет от меня персонажи, которых я воспринимаю как сознательные. Я могу даже представить (хотя в этом нет необходимости для открытого индивидуализма), что другие персонажи в сновидении сознательны. Однако, очевидно, что они это я.

3. Физиологическая граница: каждый человек состоит из численно различного физического материала.

Возможно, два человека являются разными личностями из-за того, что они состоят из численно разной материи (субстанциональная физиологическая граница). Атомы, из которых состоит один человек, качественно тождественны атомам, из которых состоит другой человек, но это все же разные атомы. Но такое утверждение опровергает обычная жизнь, поскольку за несколько лет клеточный и атомный состав организма человека полностью меняется. Например, «я в возрасте 29 лет» и «я в возрасте 5 лет» состою полностью из других атомов, но мы являемся одной личностью.

Сторонник закрытого индивидуализма может возразить, что субстанциональная физиологическая граница является границей только между одновременно существующими физиологиями. Фактически такое утверждение возвращает нас к уже рассмотренной границе ФЭС. Однако можно привести и другие аргументы. Например, можно представить путешествие назад во времени (невозможность такого путешествия не доказана). В этом случае, например, «я в возрасте 29 лет» и «я в возрасте 5 лет» существуют одновременно и состоят из разных атомов.

Можно отказаться от субстанциональной границы и заменить её границей непрерывности тела. «Я в возрасте 5 лет» и «я в возрасте 29 лет» — одна личность, поскольку моё тело менялось непрерывно и постепенно. Но критерий непрерывности тела несложно ослабить до критерия непрерывности мозга. Если мне пересадить сердце, печень, почки другого человека (это явно не непрерывное изменение), то я продолжу существование. Интуиция подсказывает, и что если мой мозг будет пересажен в череп другого человека, то я не умру, а просто у меня будет другое тело.

Рассмотрим границу непрерывности мозга. Фактом является то, что человек способен выживать при гибели или удалении одного из полушарий мозга.[7] Обратимся к следующему мысленному эксперименту. Пересаживаем одно полушарие мозга в тело другого человека (живого, но с мертвым мозгом). В данном случае непрерывность мозга имеет место в отношении двух человек. Но можно представить, что оба этих человека являются одной личностью, то есть одно и то же «я» будет находить себя, то в одном, то в другом теле.

4. Пространственная граница: я, по-видимому, расположен в любой момент времени только в одном пространственном месте.

5. Психологическая граница: люди отличаются индивидуальностью, чертами характера и воспоминаниями, то есть человеческие существа различаются по своей психологии.

6. Граница потока сознания: в любой момент времени каждый конкретный, одновременно сосуществующий сознательный человек имеет качественно иной «поток сознания».

Рассмотрим мысленный эксперимент «Экзамен по физике». Допустим, я отношусь к тому небольшому количеству людей, у которых одинаково хорошо развиты правое и левое полушария мозга. Поэтому я могу писать и левой, и правой рукой. Ученые снабдили меня устройством, которое позволяет блокировать коммуникацию и передачу информации между полушариями моего мозга, а также позволяет прекращать такое блокирование. Устройство включается и выключается путём нажатия кнопки. Я сижу перед задачкой на экзамене по физике и вижу 2 возможных способа вычислений для решения этой задачи. Я решаю, что левая рука будет решать задачку 1-м способом, а правая рука — 2-м способом, и включаю устройство. В «праворуком» потоке сознания (то есть я контролирую движения правой руки, но не левой) я вспоминаю, что должен решать задачку 2-м способом, и начинаю делать вычисления. Я обращаю внимание, что моя левая рука также что-то пишет, но я эту руку не чувствую и не знаю, что конкретно она пишет. Я могу только посмотреть, что пишет моя левая рука точно так же, как посмотреть, что пишет мой сосед за другим столом.

Мой «леворукий» поток сознания имеет такой же опыт.

Допустим 2-й способ решения задачки оказался неудачным, а 1-й — успешным. В этом случае «леворукий» поток сознания испытывает удовольствие от удачно решённой задачки, а «праворукий» поток сознания расстроен.

Далее я выключаю устройство, и неожиданно вспоминаю, что я выполнял вычисления сразу 2-мя способами. Но присутствовали ли две личности, два «Я» во время экзамена? Такая позиция выглядела бы крайне странной и можно утверждать, что во время экзамена присутствовала только одна личность, только одно «Я», но с разделенным сознанием.

Даниэль Колак показывает, что указанные выше границы, а также некоторые другие границы, не являются достаточными условиями для существования многих личностей. Эти границы не являются закрытыми межличностными границами, это открытые границы внутри одной личности.

Сновидение как иллюстрация

Рассмотрим сновидение как иллюстрацию возможности открытого индивидуализма. Пусть Вам снится сон, в котором Вы («центральный» персонаж) разговариваете с «другим» персонажем. «Другой» персонаж выглядит сознательным, и Вы воспринимаете его сознательным субъектом. Предположим, что он действительно сознателен (в данном случае не важно, действительно ли это так; это только предположение, хотя в поддержку такой позиции есть эмпирические свидетельства). Можно ли в этом случае поверить в то, что оба персонажа — это одна и та же личность, один и тот же «сновидец»? Очевидно, что это не только возможно, а это лучшее объяснение.

Утверждать, что существует только один субъект, — это утверждать, что реальная жизнь похожа на указанную выше иллюстрацию-сновидение. Можно предположить, что в примере со сновидением в существование одного субъекта легко поверить из-за того, что «сновидец» находится в прямом контакте с любым и каждым элементом сновидения, включая и двух сознательных персонажей, через нейрофизиологические связи. Однако такое возражение легко опровергнуть.

Прежде всего, даже небольшое размышление открывает нам, что довольно легко понять, как нейрофизиологические элементы находятся в прямом физическом контакте друг с другом (через электрохимические связи, синапсы и т. д.), но всё же остаётся проблема в понимании того, как нейрофизиология находится в прямом физическом контакте с феноменологией — как состояния мозга находятся в прямом физическом контакте с состояниями разума и наоборот. «Проблема точки контакта» — это не только проблема открытого индивидуализма, эта проблема является нерешённой и возникает в любом другом взгляде на тождество личности.

Другие иллюстрации

Ниже приведены другие иллюстрации, рассматриваемые сторонниками открытого индивидуализмаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4070 дней]:

  • Путешествие во времени, в котором вы встречаете самого себя в другом возрасте.
  • Расстройство множественной личности (в данном случае слово «личность» используется в значении независимого психологического комплекса (англ. «personality»), а не личности как субъекта (англ. «person»)), при котором Вы являетесь всеми личностями (различными психологическими комплексами) одного человека.
  • Реинкарнация или палингенезия назад во времени. Сторонники реинкарнации могут предположить, что после смерти перевоплощение происходит не только в людей будущего, но и в людей прошлого, и две инкарнации одной личности могут существовать одновременно.

Критика

Научные концепции о копировании и «переносе» сознания и связанных с этим проблемах были подробно рассмотрены Станиславом Лемом в «Сумме технологии»[8], его выводы прямо противоположны позднее появившейся идее открытого индивидуализма.

См. также

Напишите отзыв о статье "Открытый индивидуализм"

Примечания

  1. Kolak Daniel. I Am You: The Metaphysical Foundations for Global Ethics. — Springer, 2005. — ISBN 1402029993.
  2. [filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000894/st000.shtml Каминский А. В. Введение в физику сознания]
  3. [www.philosophy.ru/library/vopros/70.html Шрёдингер Э. «Поиски пути»]
  4. [lib100.com/book/what_is_life/%d7%f2%ee%20%f2%e0%ea%ee%e5%20%e6%e8%e7%ed%fc.pdf Шрёдингер Э. «Что такое жизнь? Физический аспект живой клетки», стр. 90-91]
  5. Dennett, Daniel (1991), Allen Lane, ed., Consciousness Explained, The Penguin Press, ISBN 0-7139-9037-6 (UK Hardcover edition, 1992) 
  6. Parfit, D. (1984). en:Reasons and Persons. P. 288
  7. [medportal.ru/mednovosti/news/2000/12/06/brain/ Статья на МедПортал «Мальчик избавился от эпилепсии после удаления половины мозга»]
  8. Станислав Лем. Сумма технологии. Глава шестая (Фантомология). — 2-е (1967) и последующие издания.

Литература

  • Монография Даниеля Колака [inmatrix.ru/pdf/Kaminskii_A_V/Kolak_I_Am_You.pdf «I Am You: The Metaphysical Foundations for Global Ethics»]
  • Докторская диссертация Даниеля Колака «I Am You: A Philosophical Explanation of the Possibility That We Are All the Same Person»
  • Статья Даниеля Колака «Room for a View: On the Metaphysical Subject of Personal Identity» ([link.springer.com/article/10.1007%2Fs11229-007-9252-z Аннотация])
  • Статья Гордона Корнвола [phantomself.org/kolak-i-am-you/ «Kolak: I Am You»]

Ссылки

  • [www.iacopovettori.it/laterzaipotesi/eng/Default.aspx Сайт «The third hypothesis» — «Третья гипотеза»] (англ.)
  • [www.philosophy.ru/library/vopros/70.html Шрёдингер Э. «Моё мировоззрение»]
  • [filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000894/st000.shtml Каминский А. В. Введение в физику сознания]
  • [www.quantmagic.narod.ru/volumes/VOL922012/p2267.pdf Каминский А. В. Физика персональной самоидентичности]
  • [polosuhin.narod.ru/kotlyarenko.htm Котляренко В. С. «Зачем и как идти к концепции феномена вечного бытия»]

Отрывок, характеризующий Открытый индивидуализм


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.