Отношения Столыпина и Витте
-
Сергей Юльевич Витте — первый председатель Совета министров (1905—1906) — объединенного правительства Российской империи, один из инициаторов принятия манифеста 17 октября, согласно которому учреждалась Государственная Дума, человек, который подписал Портсмутский мирный договор, завершивший русско-японскую войну, — был одним из самых активных критиков Петра Аркадьевича Столыпина — третьего председателя Совета министров (1906—1911), основного автора столыпинской аграрной реформы.
Витте несколько раз обращался к Столыпину с различными просьбами, на которые получал вежливый отказ. Бывший председатель правительства сначала направил письмо с просьбой принять меры против газет, которые напечатали «пасквильную статью» о его жене. Затем, будучи разгневанным на критику члена Государственного совета Петра Шванебаха, он написал возмущённое письмо премьер-министру[1].
Витте был крайне недоволен также следствием и его результатами по делу о покушении на свою жизнь: в дымовую трубу в доме Витте была опущена на верёвке бомба, которая не взорвалась лишь в связи с неисправностью зажигательного механизма. Результаты следствия по этому делу не удовлетворили Сергея Юльевича, он написал Столыпину письмо. Ответ Столыпина был очень резок[1]: «Из вашего письма, граф, я должен сделать одно заключение: или вы меня считаете идиотом, или же вы находите, что я тоже участвую в покушении на вашу жизнь…»
Дочь Петра Аркадьевича Мария привела такой эпизод в отношениях Столыпина и Витте[2]:
«Пришёл к моему отцу граф Витте и, страшно взволнованный, начал рассказывать о том, что до него дошли слухи, глубоко его возмутившие, а именно, что в Одессе улицу его имени хотят переименовать. Он стал просить моего отца сейчас же дать распоряжение Одесскому городскому голове Пеликану о приостановлении подобного неприличного действия. Папа́ ответил, что это дело городского самоуправления и что его взглядам совершенно противно вмешиваться в подобные дела. К удивлению моего отца, Витте всё настойчивее стал просто умолять исполнить его просьбу и, когда папа́ вторично повторил, что это против его принципа, Витте вдруг опустился на колени, повторяя ещё и ещё свою просьбу. Когда и тут мой отец не изменил своего ответа, Витте поднялся, быстро, не прощаясь, пошёл к двери и, не доходя до последней, повернулся и, злобно взглянув на моего отца, сказал, что этого он ему никогда не простит».Практически весь второй том воспоминаний Витте, посвящённый царствованию Николая II, содержит критику Столыпина. Лишь в двух местах он отмечает у Петра Аркадьевича положительные качества — отсутствие трусости[3]:289 и «темперамент государственного человека»[4]:392—393. На этом заслуживающие уважения черты Столыпина, согласно Витте, заканчиваются. В остальных более чем 600 упоминаниях Столыпину даются самые нелестные характеристики: «Столыпин — человек ограниченный», «мало книжно образованный», «Столыпин посвящал очень много времени чтению чужих писем», «Столыпин всюду, чтобы иметь силу, сажает своих родичей»[2]. В некоторых случаях отношение Витте к Столыпину проявляется в крайне резких оборотах. В частности, Витте пишет, что премьер-министра «укокошили»[3]:272, а также, что «вторым счастливым событием для Столыпина было несчастье для него самого, а именно взрыв на Аптекарском острове, взрыв, при котором пострадали его сын и дочь»[4]:393.
Витте критиковал также и проводимую Столыпиным политику. В частности, он писал[5]:
«Никто столько не казнил и самым безобразным образом, как он, Столыпин, никто не произвольничал так, как он, никто не оплевал так закон, как он, никто не уничтожал так, хоть видимость правосудия, как он, Столыпин, и все, сопровождая либеральными речами и жестами».«Столыпин… казнит совершенно зря: за грабеж казенной лавки, за кражу 6 руб., просто по недоразумению и т. под. Одновременно убийца гр. А. П. Игнатьева и подобные преступники часто не казнятся».Напишите отзыв о статье "Отношения Столыпина и Витте"
Примечания
- ↑ 1 2 Сидоровнин Г. П. Глава X. В трудах и борьбе. // Пётр Аркадьевич Столыпин: Жизнь за Отечество: Жизнеописание (1862—1911). — М.: Поколение, 2007. — С. 357—412. — 720 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-9763-0037-8.
- ↑ 1 2 Валерий Нетребский. [yugarhiv.narod.ru/sn12_9/11.html Как поссорились Сергей Юльевич и Пётр Аркадьевич]. газета «Юг» (12 сентября 2002 года). Проверено 11 февраля 2011. [www.webcitation.org/60qT2bSqd Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
- ↑ 1 2 Витте. Глава 44. Главнейшие законодательные меры, проведённые в моё премьерство // [az.lib.ru/w/witte_s_j/text_0060.shtml Царствование Николая Второго]. — Берлин: Слово, 1922. — Т. 2.
- ↑ 1 2 Витте. Глава 50. Вторая дума. Государственный переворот 3 июня 1907 года // [az.lib.ru/w/witte_s_j/text_0070.shtml Царствование Николая Второго]. — Берлин: Слово, 1922. — Т. 2.
- ↑ Наумов А. В. Глава XVII. Системы и виды наказания. 1. Смертная казнь // [books.google.com/books?id=FmFMMnC_X04C Российское уголовное право. Курс лекций в 3 т.] — Т. 1. Общая часть. — 4-е изд. — М.: Волтерс Клувер, 2007. — 736 c. — С. 557.
Отрывок, характеризующий Отношения Столыпина и Витте
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
-
