Отроки во Вселенной

Отроки во Вселенной
Жанр	фантастическая комедия
Режиссёр	Ричард Викторов
Автор сценария	Авенир Зак, Исай Кузнецов
В главных ролях	Иннокентий Смоктуновский Лев Дуров Михаил Ершов Александр Григорьев Владимир Савин Владимир Басов Ольга Битюкова Надежда Овчарова Ирина Попова
Оператор	Андрей Кириллов
Композитор	Владимир Чернышёв
Кинокомпания	Киностудия имени М. Горького
Длительность	80 мин.
Страна	СССР СССР
Язык	Русский
Год	1974
Предыдущий фильм	Москва — Кассиопея
IMDb	ID 0071957
Выход фильма «Отроки во Вселенной»

К:Фильмы 1974 года

«О́троки во Вселе́нной» — художественный фильм, вторая часть научно-фантастической дилогии (начало — «Москва — Кассиопея»).

Сюжет

Звездолёт «ЗАРЯ» с юными космонавтами приближается к планете системы звезды Шедар (Альфа Кассиопеи), с которой поступали сигналы о помощи. Звездолёт выходит на орбиту вокруг планеты и посылает исследовательскую группу в составе Козелкова, Кутейщиковой и Лобанова. Разведывательная капсула успешно совершает мягкую посадку.

В это время на орбите земляне вступают в контакт с аборигенами, обитающими на орбитальной радиообсерватории. Командир обсерватории рассказывает землянам историю катастрофы, произошедшей на их планете. Выясняется, что учёные планеты разработали роботов-исполнителей, взявших на себя рутинную и тяжёлую работу. Потом были созданы роботы-вершители, обладавшие искусственным интеллектом и способные управлять роботами-исполнителями. Однажды роботы-вершители решили, что эмоциональная и духовная деятельность человека препятствует счастью цивилизации их планеты. С помощью специальной процедуры «осчастливливания» роботы-вершители лишали жителей планеты чувств и эмоций. Цивилизация оказалась на грани исчезновения, так как люди, лишённые чувства любви, перестали оставлять потомство и начали вымирать. Аборигены начали войну с роботами, но она была проиграна. Роботы-исполнители были неуязвимы, к тому же, роботами использовался так называемый «зов» — особое сочетание звуков и мелодий, лишавшее аборигенов воли и заманивающее их на пункты «осчастливливания». Спаслась только та часть людей, которая в момент катастрофы находилась на орбитальной обсерватории.

Оставшиеся на орбите понимают, что исследовательской группе на планете угрожает опасность. Им посылают предупреждение, но эвакуироваться группа не успевает, попав в плен к роботам. На помощь захваченным землянам отправляется спасательная группа во главе с командиром Середой, врачом Сорокиной и сыном командира инопланетной обсерватории Агапитом. Они находят пленников, но Агапит, под действием «зова роботов», оказывается в пункте «осчастливливания». Пока Козелков, Середа и Лобанов спасают Агапита, обе девочки из экипажа «Зари» оказываются в числе ожидающих процедуры «осчастливливания».

Агапит вспоминает, что роботов можно сломать, создав перегрузку в энергосети, заряжающей их энергоблоки. Земляне и Агапит отправляются на энергостанцию, где, с помощью обычного гвоздя, вставленного в гнездо управления зарядкой роботов, перегружают сеть, выводят роботов из строя и взрывают саму энергостанцию.

Экипаж орбитальной станции возвращается на планету, цивилизация планеты спасена. Внезапно на чужой планете возникает И. О. О. (Иннокентий Смоктуновский), который вручает конверт капитану Середе. Внутри тот находит послание, в котором дети читают: «Не пора ли на Землю, друзья?»

Земной звездолёт ложится на обратный курс и летит к родной планете.

В ролях

• Иннокентий Смоктуновский — И. О. О. (исполняющий особые обязанности)
• Лев Дуров — академик Филатов
• Михаил Ершов — Витя Середа
• Александр Григорьев — Паша Козелков
• Владимир Савин — Миша Копаныгин
• Владимир Басов-младший — Федя Лобанов
• Ольга Битюкова — Варя Кутейщикова (озвучивает Ольга Громова)
• Надежда Овчарова — Юля Сорокина
• Ирина Попова — Катя Панфёрова
• Вадим Ледогоров — инопланетянин Агапит (в титрах указан как Дима Ледогоров)
• Игорь Ледогоров — командир обсерватории инопланетян, отец Агапита
• Наталья Фатеева — Антонина Алексеевна Козелкова, мать Паши Козелкова
• Анатолий Адоскин — Кондратий Пантелеймонович Козелков, отец Паши Козелкова
• Юрий Медведев — академик Огонь-Дугановский
• Пётр Меркурьев — Курочкин
• Раиса Рязанова — Людмила Окорокова, руководитель лаборатории, бывшая одноклассница
• Ольга Сошникова — Ирина Кондратьевна
• Михаил Янушкевич — журналист
• Александр Леньков — робот-исполнитель на зарядке
• Борис Гитин — робот-исполнитель
• Александр Зимин — робот
• Нелли Витепаш — робот-вершитель

Съёмочная группа

• Авторы сценария — Авенир Зак и Исай Кузнецов
• Режиссёр-постановщик — Ричард Викторов
• Главный оператор — Андрей Кириллов
  • Операторы — Р. Мусатов, А. Герасимов
• Композитор — Владимир Чернышёв
  • Симфонический оркестр Госкино СССР, дирижёр — Георгий Гаранян (указан только в «Москва-Кассиопея»)
  • Московская экспериментальная студия электронной музыки
  • Автор текста песни — Роберт Рождественский
• Главный художник — Константин Загорский
  • Художник-декоратор — Э. Леонтьев
  • Художник по костюмам — Игорь Красулин
  • Xудожник-гримёр — Таисия Кунич
• Инженер-конструктор — В. Павлотос
• Комбинированные съемки
  • операторы — Г. Шолина, В. Шолин
  • художники — С. Ильтяков, А. Крылов
  • ассистенты — С. Дубровский, В. Раенко, В. Забелин
• Главный консультант — Георгий Береговой, летчик-космонавт СССР
  • Консультанты — Ю. Никитин, Владимир Золотарёв
• Директор фильма — Георгий Федянин

Интересные факты

• В фильме «Через тернии к звёздам» (1980), в эпизоде, когда герои оказываются на земном космодроме, на табло вылетов указан звездолёт «ЗАРЯ» и пункт назначения — Кассиопея.
• Актёры, игравшие роботов-вершителей, испытывали неудобство, нося на лице очки с множеством линз, потому что, если для зрителя на экране множились только глаза роботов, то для самих актёров множилась вся окружающая обстановка. Ещё сложнее приходилось тем, кто играл роботов-исполнителей. Их чёрные кожаные костюмы не имели никаких молний или застёжек, из-за чего для каждой съёмки актёры должны были вшиваться в них и снять с себя без посторонней помощи во время перерыва не могли.
• Сцены будущего (когда звездолёт «ЗАРЯ» после 27-летнего молчания вышел на связь) снимались в Зеленограде, возле зданий Южной промзоны и Московского института электронной техники (МИЭТ).
• Пейзаж планеты «Вариана» снимали возле Керчи, на территории военного полигона мыса Опук.
• По Центральному Телевидению СССР впервые был показан 8 ноября 1976 года.

Награды фильма

• Премия за лучший фильм для детей и юношества на Всесоюзном Кинофестивале — Кишинёв, 1975.
• Премия «Платеро» XIII Международного кинофестиваля для детей и юношества в Хихоне, Испания — 1975.
• Диплом на X Международном техническом конкурсе фильмов в рамках XII конгресса УНИАТЕК в Москве — 1976.
• Специальная премия «Серебряный астероид» на Международном Кинофестивале научно-фантастических фильмов — Триест, 1976.
• Главный приз на Международном Кинофестивале — Панама, 1976.
• Государственная премия РСФСР имени братьев Васильевых — 1977.

Ссылки

• [otroki.druid.ru/ Клуб любителей кинодилогии Ричарда Викторова (неофициальный сайт фильма)]
• [www.mielofon.ru/kinofan/otroki/otroki3.htm Литературный сценарий фильмов «Москва-Кассиопея» и «Отроки во Вселенной»]
• [msk_kassiopeya.livejournal.com/ msk_kassiopeya] — сообщество Живого журнала, посвящённое фильму

Отрывок, характеризующий Отроки во Вселенной

Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!