Отроч монастырь

Монастырь
Отроч Успенский монастырь
Общий вид монастыря в начале XX века
Страна	Россия
Город	Тверь
Координаты	56°51′54″ с. ш. 35°55′01″ в. д.56.86500° с. ш. 35.91694° в. д. / 56.86500; 35.91694
Конфессия	православие
Епархия	Тверская и Кашинская
Тип	мужской
Основатель	Ярослав Ярославич
Первое упоминание	1265 год
Известные насельники	Максим Грек, Филипп (Колычёв), Тихон Задонский
Состояние	разрушен

Отроч Успенский монастырь — православный монастырь в Твери. Основан в середине XIII века. В 1930-е годы все монастырские постройки, за исключением собора Успения Пресвятой Богородицы, сохранившегося по настоящее время, были уничтожены.

История монастыря

Предание связывает основание монастыря с Григорием, отроком тверского князя Ярослава Ярославича. Он во время охоты увидел в окрестностях Твери красавицу Ксению и захотел жениться на ней. Родители были не против, но Ксения понравилась князю и стала его женой. Григорий после этого принял монашеский постриг. В летописи за 1265 год сообщается об основании монастыря:

«тщанием и рачением великого князя Ярослава Ярославича Тверского и великия княгини богомудрыя Ксении, по совокуплении их законного брака в четвертое лето по прошению и молению любимого его отрока Григория, а во иноческом чину Гурия».

Отроч монастырь стал одним из крупнейших тверских монастырей, в нём велось тверское летописание (Тверской летописный свод 1305 года), была написана «Повесть о Михаиле Тверском» и предположительно «Повесть о Тверском Отроче монастыре».

В 1531 году в монастырь был сослан преподобный Максим Грек, который провёл в его стенах 20 лет. Во время заключения им были написаны многочисленные богословские труды, в том числе «Слово о неизглаголанном Божьем промысле», «Слово душеполезно» и «Слово о покаянии».

В Отроч монастырь после своего изгнания с московской кафедры был сослан митрополит Филипп (Колычёв). Во время новгородского похода в 1569 году царь направил в монастырь к Филиппу Малюту Скуратова попросить у него благословения на поход. По сообщению жития, 23 декабря Малюта задушил святителя Филиппа. Тело святителя было погребено у алтаря монастырского собора, а в 1591 году перевезено на Соловки.

В 1760—1761 годах настоятелем монастыря был святитель Тихон Задонский.

Монастырь был закрыт в ноябре 1918 года. В 1930-х годах все его постройки, кроме Успенского собора, были снесены.

Монастырские строения

Успенский собор

Кафоликоном монастыря является Успенский собор, единственное сохранившееся здание Отроча монастыря. Он был построен в 1722 году в стиле нарышкинского барокко. Он был построен на месте древнего храма XIV—XV веков. В 1850 году собор был расписан фресками. В 1868 году в восточной части по углам здания были сделаны пристройки, в одной из них разместили ризницу, а в 1904 году её освятили как придел во имя Серафима Саровского.

В начале 1990-х годов собор был возвращён Русской православной церкви, с 1994 года в нём совершаются богослужения.

Прочие постройки

Кроме Успенского собора, монастырский комплекс включал в себя: двухэтажную церковь святителей Петра и Филиппа, московских чудотворцев; церковь великомученицы Варвары с престолом во имя Тихона Задонского; трёхэтажную колокольню; двухэтажный настоятельский корпус и братские кельи, а также различные хозяйственные постройки. Монастырь был окружён оградой с четырьмя башнями и двумя воротами.

Ссылки

• [web.archive.org/web/20080313070116/hram-tver.narod.ru/tvotrochm.html Тверской Успенский Отрочь монастырь / «Православные Храмы Тверской Земли»]
• Гадалова Г. С. Новый список Повести о тверском Успенском Отроче монастыре // Вестник церковной истории. 2011. № 3-4. С. 243—245.

Отрывок, характеризующий Отроч монастырь

Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.