Отряд Николая Козина
| Отряд Николая Козина | |
| Идеология: | |
|---|---|
| Лидеры: |
Николай Козин |
| Активна в: | |
| Дата формирования: | |
| Дата роспуска: | |
Отряд Николая Козина — вооружённое антисоветское формирование, состоявшее в основном из бывших русских коллаборационистов Локотской республики, действовавшее в 1944—1948 годах в лесах Брянской области.
Содержание
История создания
Практически все, в том числе и лидер отряда Николай Козин, были бывшими полицейскими на службе у немецких оккупантов в Локотском округе. Николай Козин некогда был полицаем в Суражском районе Брянской области. В отряд вошли те, кто не ушёл с немцами на Запад. Впоследствии в состав отряда вошёл и ряд других людей, которые не были коллаборационистами, но были недовольны советской властью. Среди них было несколько дезертировавших солдат, которые ушли в леса из-за серьёзных конфликтов с начальством. Отряд решил использовать опыт партизан и скрывался в лесах Суражского района.
Отряд надеялся на начало Третьей мировой войны и приход войск бывших союзников СССР. Ожидания были не беспочвенными: после речи в Фултоне Уинстона Черчилля началось обострения в отношениях между новообразованным советским блоком и блоком западных союзников.
Деятельность отряда
Основным промыслом отряда были грабежи складов и магазинов. Козин стремился завоевать расположение и поддержку местного населения. В частности, массовое недовольство жителей вызвало изъятие зерна в ситуации послевоенного голода. Козин решил устранить силами отряда одного из местных налоговых инспекторов и председателя сельсовета, которые очень усердствовали в изъятии хлеба, что и было вскоре сделано.
Ещё одна акция, направленная на завоевание поддержки местного населения, была проведена партизанами в селе Нивное. Когда члены отряда вошли в село, охрана и руководство села бежали из него. Козин сорвал замки с церкви, в которой хранилось изъятое крестьянское зерно, и сказал крестьянам, чтобы они забирали его назад. Часть крестьян поддалась на уговоры партизан, за что впоследствии была арестована и сослана в Сибирь. Вместе с ними после этой истории подверглись репрессиям и семьи партизан.
Отряд Козина продолжал действия на территории Брянской области. Партизаны действовали группами по два-три человека, тщательно соблюдая законы конспирации. Летом они жили в лесу, а зимой временно сворачивали деятельность и прятались в подвалах у местных жителей. Каждая из групп имела свою зону, а ежегодно в мае партизаны собирались на «съезды», где уточнялись явки, распределялись районы действия, решалось, кого ликвидировать из местных чиновников.
Ликвидация отряда
В это время против отряда Козина были брошены полки внутренних войск НКВД нескольких районов Брянской области и Белорусской ССР, но полномасштабные прочёсывания лесов Брянщины результатов не давали. Однажды два поисковых подразделения, приняв друг друга за партизан, открыли друг по другу огонь, в результате чего несколько солдат погибли.
За оплошности в работе начальник Суражского районного отдела НКВД был снят с должности, а вместо него был поставлен бывший начальник Почепского районного отдела НКВД Михаил Чириков. Чириков прекратил армейские операции, подрывавшие авторитет властей среди местного населения, а также вернул семьи партизан в Брянскую область, надеясь выйти на след отряда через родственные связи. Последняя мера значительна повысила авторитет Чирикова среди местных жителей. Чириков же надеялся перессорить через родственников членов отряда между собой, для чего была запущена порочащая дезинформация, например, что кто-то плохо отзывался о Козине, или что кто-то собирается бежать из отряда. Основные усилия были направлен на разжигание ссоры между Козиным и ещё одним авторитетным членом отряда, выпускником московской разведшколы, заброшенным на задание в брянские леса и решившим просто отсидеться, неким Матыкой.
От имени Матыки были изготовлены поддельные письма, в которых он якобы плохо отзывался о Козине и готовился с ним расправиться, после чего они были подброшены родственникам. Козин решил расправиться с отступником, и Матыка был убит. Это убийство стало началом конца отряда — бывшие фронтовики перессорились с бывшими полицаями, начали убивать друг друга. Тем временем сотрудники НКВД и войсковые подразделения разбирались с теми, кто остался в живых.
Партизаны решили, что их выдали три брата Курганских, один из которых был местным активистом. Все трое были убиты членами отряда поздней ночью. Это стало одним из последних преступлений отряда. Остатки его рассеялись по лесам. Козина застрелил его же собственный подручный Лавров, который в тот же день сдался властям. К 1948 году с отрядом было покончено, в живых осталось лишь 3-4 партизана, которые были осуждены к длительным срокам лишения свободы, так как смертная казнь временно была отменена.
См. также
- Антикоммунистическое партизанское движение в Румынии
- Украинская повстанческая армия
- Лесные братья (1940—1957)
- Чёрный кот (Белоруссия)
- Горянское движение
- Чёрный лев 777
- Чёрная армия (Молдавия)
Напишите отзыв о статье "Отряд Николая Козина"
Литература
- Сергей Дышев. Россия бандитская. Глава «Айн, цвайн, полицайн и банда Козина».
Ссылки
- [www.dpni.org/articles/dos_e/16054/ Русские партизаны на территории России 1945—1948 гг.]
- [www.una-unso.info/articlePrint/id-4/subid-15/artid-822/lang-ukr/index.html На північно-східних землях колишньої Гетьманщини]
Отрывок, характеризующий Отряд Николая Козина
[Имевший тройной талант,пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
