Оттава Сенаторз

Эта статья о современном хоккейном клубе; о клубе, существовавшем до 1934 года см.: Оттава Сенаторз (1883—1934).

Оттава Сенаторз
Страна:	Канада Канада
Регион:	Онтарио Онтарио
Город:	Оттава
Основан:	6 декабря 1990 года (возрождена, первая игра в 1992)
Прежние названия:	«Оттава Сенаторз» с 1992 года
Домашняя арена:	Канадиен Тайер-центр (на 19 153)
Цвета:
Хоккейная лига:	НХЛ
Дивизион:	Атлантический
Конференция:	Восточная
Главный тренер:	Ги Буше
Владелец:	Юджин Мелник
Генеральный менеджер:	Пьер Дорион
Капитан:	Эрик Карлссон
Фарм-клубы:	Бингхэмтон Сенаторз (АХЛ) Эвансвилл АйсМэн (ECHL)
Трофеи:	2002 2003
Победы в конференции:	1: (2007)
Победы в дивизионе:	4 (1998-99, 2000-01, 2002-03, 2005-06)

К:Хоккейные клубы, основанные в 1990 году

«Отта́ва Се́наторз» (англ. Ottawa Senators, фр. Sénateurs d'Ottawa) — профессиональный хоккейный клуб, выступающий в Национальной хоккейной лиге. Домашние матчи команда проводит на арене Canadian Tire Centre вместимостью 19 153 зрителя в столице Канады Оттаве.

Клуб был основан 6 декабря 1990 года по прошествии двух лет напряжённой работы бизнесмена Брюса Файрстоуна, в результате которой он получил разрешение НХЛ на включение новой франшизы в ряды лиги. На официальном уровне команда играет с сезона-1992/93. В настоящий момент владельцем «Сенаторз» является Юджин Мелник, а в 2011 году журнал «Форбс» оценил имущество клуба в 201 миллион долларов.

За последние 14 сезонов команда попадала в плей-офф 12 раз, четырежды была первой в дивизионе, в 2003 году взяла Президент Трофи, а в 2007 дошла до Финала Кубка Стэнли. В течение последних семи лет среднесезонная посещаемость домашних матчей «Оттава Сенаторз» ни разу не упала ниже отметки 18 000 зрителей.

История

До новейшей истории «Сенаторз»

Большой хоккей пришёл в Оттаву в 1883 году, когда был основан первый в провинции Онтарио любительский клуб с одноимённым названием (Ottawa HC), популярность которого стала незамедлительно расти. Достаточно часто побеждая в турнирах местного значения, в 1893 году «Оттава» стала участником первого розыгрыша Кубка Стэнли, но стать обладателем трофея ей удалось только в 1903 году. Всего же «Оттава» выигрывала Кубок 11 раз.

За свою историю у команды было много прозвищ, включая «Дженералз» в 1890-х гг. и «Силвер Севен» в 1903—1907 гг. «Сенаторами» клуб стали называть, начиная с 1908 года, впоследствии это имя стало официальным.

В начале XX века клуб получил статус профессионального, и принимал непосредственное участие в создании Национальной Хоккейной Ассоциации, которая позже станет называться Лигой.

Во времена Великой Депрессии клуб столкнулся с серьёзными финансовыми трудностями, и по окончании сезона 1933/34 франшизу было решено перебазировать в Сент-Луис. Через год клуб «Сент-Луис Иглз» прекратил своё существование. В Оттаве же продолжили заниматься хоккеем на любительском уровне, но организация распалась в 1954 году.

Канадские спортивные обозреватели в 1950 году назвали «Оттаву» величайшей канадской командой первой половины XX века.

1988—1992: Возвращение «Сенаторов»

В 1988 году НХЛ объявила о своём намерении пополнить свои ряды двумя командами. Бизнесмен в сфере недвижимости из Оттавы Брюс Файрстоун и его коллеги Сайрил Лидер и Рэнди Секстон решили, что столица Канады в состоянии содержать франшизу в хоккее. Однако у фирмы Файрстоуна «Тэррас Инвестментс» не было ликвидных активов, которые можно было бы направить на поддержку идеи основания клуба, поэтому бизнесменами был разработан план осуществления проекта. В 1989 году фирма «Террас» нашла подходящее место для постройки новой ледовой арены на западной окраине Оттавы Канате, и в то же время была развёрнута кампания под названием «Вернуть Сенаторов», чтобы привлечь внимание как общественности, так и функционеров НХЛ. Горожане отреагировали на идею с энтузиазмом: по подсчётам «Террас» уже на первый сезон 11 тысяч жителей были готовы приобрести абонементы. 12 декабря 1990 года НХЛ озвучила своё решение: ряды лиги пополнили франшизы из Оттавы и американского города Тампа.

1992—1996: Первые сезоны

Во вновь образованную команду в качестве генерального менеджера был приглашён бывший нападающий Мел Бриджмен, завершивший игровую карьеру лишь за тремя годами ранее. Также клуб был заинтересован в услугах тренера, обладателя Джек Адамс Трофи, Брайана Саттера, но последний потребовал слишком высокий гонорар, да и, в общем, отнёсся к такой перспективе со скептицизмом. Вскоре Саттер сменил в «Бостоне» Рика Боунесса, ставшего первым главным тренером «Сенаторов».

Новый сезон «Оттава» начала с победы над «Монреалем» со счётом 5:3 на домашнем Сивик Центре. По иронии судьбы «Канадиенс» в том сезоне взяли Кубок Стэнли, а «Сенаторз» завершили сезон на последнем месте, выиграв 10 и сведя в ничью 4 игры из 84-х. Однако результат устроил Файрстоуна, ставившего перед началом сезона задачу не побить антирекорд по набранным очкам (который на 3 очка меньше).

Тем же летом Бриджмен был уволен, и президент клуба Рэнди Секстон взял функции генерального менеджера на себя. Задача занимать последнее место в лиге сохранялась, чтобы получать высокий посев на драфте, и команда полностью провалила следующие три сезона. Несмотря на то, что выбор Александра Дэйгла под первым номером на драфте 1993 считается одним из самых ужасных в истории НХЛ, впоследствии взятые Радек Бонк (1994), Брайан Берард (1995, обменян на Уэйда Реддена), Крис Филлипс (1996) и Мариан Госса (1997) стали тем ядром, вокруг которого можно было строить игру команды. Алексей Яшин, выбранный под вторым номером на драфте 1992, стал одной из ярчайших молодых звёзд НХЛ. «Оттава» также обменяла лучшего бомбардира сезона-1992/93 Норма Макайвера и любимчиков местной публики Майка Пелусо и Боба Куделски, чтобы увеличить запас драфт-пиков и перспективных игроков.

Перед началом сезона 1995/96 Алексей Яшин заявил, что не собирается отрабатывать свой контракт. Уже в декабре 1995 года, когда команда занимала всё то же последнее место, посещаемость домашних игр стала резко снижаться, и главный тренер Рик Боунесс был отправлен в отставку. Его сменил на посту Дейв Эллисон, который ничего не смог изменить: под его началом команда выиграла лишь две игры из 27. Вскоре покинул свой пост и Секстон, на место которого встал бывший помощник генерального менеджера «Анахайма» Пьер Готье. Уже в конце января 1996 года Готье удалось разрешить конфликт с Яшиным и подписать высококвалифицированного тренера в лице Жака Мартена.

Несмотря на то, что «Сенаторы» финишировали последними четвёртый сезон подряд, итоги года вселяли оптимизм, ведь были существенно улучшены менеджмент и тренерский состав. Кроме того, неожиданно хорошо заиграл выбранный в шестом раунде Даниэль Альфредссон, ставший лучшим новичком года.

1996—2004: Эпоха Жака Мартена

При работе с любой командой Мартен прививал строго оборонительный стиль игры, и «Оттава» исключением не стала. Тем не менее при нём «Сенаторы» каждый раз проходили в стадию плей-офф. Однако болельщиков не устраивали постоянные неудачи в играх на вылет, в том числе четыре подряд проигранные серии против заклятого соперника «Торонто». Несмотря на это, Мартен пережил и нескольких генеральных менеджеров, и даже смену руководства.

Уже в первом сезоне (1996/97) при новом тренере клуб пробился в плей-офф, причём вырвать путёвку в стадию игр на вылет удалось лишь в последний день, и в первом раунде им почти удалось обыграть «Баффало». В следующем году команде наконец удалось в течение регулярного чемпионата выиграть больше, чем проиграть (34-33-15) и даже выбить считавшегося фаворитом Кубка Стэнли «Нью-Джерси». В сезоне 1998/99 «Сенаторы» уже стали третьими в лиге по итогам регулярки, попутно выдав первый 100-очковый сезон в своей истории (103). Несмотря на демарш Алексея Яшина в сезоне 1999/2000, «Оттава» вновь добирается до плей-офф и проигрывает первую в истории «Битву при Онтарио». Яшин вернулся, и помог своей команде выиграть Дивизион и стать вторыми в Конференции год спустя, однако в проигранном раунде плей-офф он смотрелся блекло, и в день драфта 2001 его обменяли в «Нью-Йорк Айлендерс» на Здено Хару, Билла Макалта и второй общий выбор на драфте, под которым впоследствии был выбран Джейсон Спецца.

Показатели «Сенаторов» в сезоне 2001/02 несколько упали, однако им удалось выбить «Филадельфию» в первом раунде плей-офф. Эта была вторая победа в серии в истории команды. Однако в полуфинале Конференции клуб уступил в семи матчах всё тому же «Торонто» — и тут же поползли слухи об увольнении Мартена. Однако на дверь было указано генеральному менеджеру Маршаллу Джонстону, на его место впервые в истории команды был приглашён специалист с опытом такой работы — Джон Маклер.

По ходу всего сезона 2002/03 ве́сти о финансовых трудностях клуба появлялись с ужасающей регулярностью, и уже зимой было объявлено о банкротстве. Тем не менее, команда не прервала своё выступление, да и деньги вскоре были найдены. В итоге «Оттава» и вовсе выиграла регулярный чемпионат, а в дальнейшем добралась до Финала Конференции. Перед началом сезона 2003/04 было объявлено, что новым владельцем клуба становится фармацевтический миллиардер Юджин Мелник. Мартену вновь удалось вывести команду в плей-офф, однако «Битва при Онтарио» в первом раунде снова была проиграна, и руководство решило соглашение с тренером не продлевать.

2004—2016: Эпоха Брайана Мюррея

После очередного поражения в плей-офф, владелец клуба Юджин Мелник пообещал, что в клубе произойдут перемены, и совсем скоро болельщики нашли подтверждение его словам. В июне 2004 года было объявлено, что новым главным тренером команды стал бывший генеральный менеджер «Анахайма» Брайан Мюррей. В это же межсезонье клуб расстался со старожилами Патриком Лалимом и Радеком Бонком и подписал Доминика Гашека. Однако сезон 2004/05 так и не состоялся из-за локаута. А перед самым началом сезона 2005/06 клуб получил Дэни Хитли, отдав взамен Мариана Госсу. Специалисты стали называть «Оттаву» одним из претендентов на Кубок Стэнли, поскольку у команды появился надёжный костяк, да и изменения в правилах хоккея должны были сыграть «Сенаторам» на руку. Команда не стала откладывать дело в долгий ящик, выиграв на старте чемпионата 19 игр из 22 и в итоге став первыми в Конференции с 52 победами и 113 очками. Звено Хитли Спецца-Альфредссон, получившее название «Пицца-лайн,» зарекомендовало себя с лучшей стороны, а Доминик Гашек обеспечил надёжный тыл. Но во время Зимних Олимпийских игр 2006 года чешский вратарь получил тяжёлую травму и выбыл до конца сезона, и его место в рамке ворот «Сенаторов» занял новичок Рэй Эмери. Став лицом к лицу с такими трудностями, «Оттава» добралась лишь до полуфинала Конференции, где проиграла «Баффало».

2006—2007: Дорога к Финалу

После провала в прошедшем сезоне «Оттава» решила вновь прибегнуть к помощи перестановок, на этот раз это больше коснулось персонала клуба. Всю первую половину сезона ходили слухи о возможном обмене Даниэля Альфредссона. Но, несмотря на это, команда начала сезон неудачно. Однако, в итоге, клуб завершил регулярку на четвёртом месте в Восточной конференции, выдав четвёртый подряд сезон со 100 и более очками (105). Ведомая звёздным звеном Хитли-Спецца-Альфредссон, надёжными защитниками Крисом Филлипсом и Антоном Волченковым, а также вратарём Рэем Эмери, «Оттава» сначала отправила в отпуск «Питтсбург», затем преодолела сопротивление «Нью-Джерси», а в Финале Конференции в пяти матчах был повержен обладатель Президент Трофи «Баффало».

Таким образом, команда из столицы Канады попала в Финал Кубка Стэнли впервые с 1927 года. Весь город был вне себя от счастья: даже официальные учреждения развесили на своих зданиях флаги с эмблемой «Сенаторз», люди выносили свои телевизоры на задний двор и украшали автомобили. Огромный флаг «Оттавы» был поднят в здании городской ратуши, будучи фоном к большому экрану, на котором транслировались матчи. На домашней арене висел портрет Даниэля Альфредссона размером с шестиэтажный дом. Напротив ратуши проходили пешие митинги, парады украшенных автомобилей, очерчивая «Сенаторскую милю». Позже во время и после игр движение по этим улицам было перекрыто, чтобы болельщики могли спокойно добираться до арены и телевизоров в пивных и кафе, а потом обратно домой.

В финале «Сенаторам» противостоял «Анахайм», которого с самого начала сезона считали фаворитом розыгрыша Кубка Стэнли. «Утки» одержали победу в первых двух встречах, проходивших в Калифорнии, со счётом 3:2 и 1:0 соответственно. Третья игра, в Корел Сентер, уже осталась за «Оттавой» — 5:3, но четвёртую вновь выиграл «Анахайм» — 3:2. Пятая встреча прошла при тотальном преимуществе калифорнийской команды, что и вылилось в итоговом результате — 6:2 в матче и 4-1 в серии. Ключевым фактором победы «Уток» стала полная нейтрализация первой тройки нападения «Оттавы» и феноменальная игра вратаря Жана-Себастьяна Жигера.

2007—2010: Падение команды

Контракт Брайана Мюррея истекал летом 2007 года, в то время как у генерального менеджера Джона Маклера был ещё год в запасе. Мюррей, имевший опыт работы менеджером в клубах НХЛ, был наиболее вероятной кандидатурой на эту должность и в «Сенаторз». Владелец клуба Юджин Мелник решил предложить Маклеру другую работу в организации, чтобы назначить на его место Мюррея. Маклер отверг предложение и вскоре был уволен. Мелник заявил, что он не хотел потерять Мюррея, что было вероятно в сложившейся ситуации. Мюррей назначил главным тренером своего ассистента Джона Пэддока, однако когда по ходу сезона надежды на плей-офф становились всё призрачнее, генеральный менеджер взял команду под свой контроль. «Оттаве» удалось добраться до игр на вылет, но в первом же раунде плей-офф клуб потерпел поражение от «Питтсбурга». После этого «Оттава» выкупила контракт Рэя Эмери, ставшего известным благодаря своим выходкам вне льда и постоянными опозданиями на тренировки.

Перед началом сезона 2008/09 новым главным тренером «Сенаторов» стал Крэйг Хартсбург. Однако команда проводила матчи из рук вон плохо, что подкреплялось нестабильной игрой вратарского тандема Гербер-Олд. Поэтому уже в феврале руководить командой в срочном порядке был вызван Кори Клустон из «Бингхэмтона» (АХЛ). Молодой специалист привёл вслед за собой и голкипера-новичка Брайана Эллиотта. Мартин Гербер в свою очередь был выставлен на драфт отказов, а в дедлайн «Оттава» получила права на вратаря Паскаля Леклера, хотя из-за травмы он так и не сыграл за новую команду ни одного матча. По итогам сезона 2008/09 «Оттава» заняла только 11 место на Востоке, таким образом, не пройдя в плей-офф впервые за последние 12 лет. По ходу сезона Клустон успел испортить отношения с Дэни Хитли, а когда последний узнал, что с главным тренером намерены продлить контракт, то потребовал обмена и получил его в сентябре.

Первую половину сезона 2009/10 «Сенаторы» провели в нижней части турнирной таблицы, однако в январе сумели выдать 11-матчевую выигрышную серию, что обеспечило им пятую строчку в Восточной конференции по итогам регулярного чемпионата, но дальше первого раунда плей-офф клуб пройти не смог, проиграв «Пингвинам» в шести матчах.

2010—2016: Перестройка

Специалисты сходились во мнении, что сезон 2010/11 «Оттава» проведёт не на лучшем уровне, но клуб «превзошёл» и эти ожидания. После череды поражений в январе стали появляться слухи и грядущей перестройке команды, в том числе и в рядах персонала. Однако 22 января 2011 года владелец «Сенаторов» Юджин Мелник заявил, что он не собирается увольнять ни главного тренера Кори Клустона, ни генерального менеджера Брайана Мюррея, но на сезоне уже справедливо поставлен крест, и обсуждение планов на будущее продолжается в полной мере. Мюррей же заявил, что даст игрокам проявить себя до дедлайна, который наступил 28 февраля. В это время клуб уже был в 14 очках от зоны плей-офф.

Началось всё с обмена любимчика болельщиков «Сенаторов» центрфорварда Майка Фишера в «Нэшвилл» на выбор в первом раунде драфта 2011 года (Стефан Нисен). У жены игрока, певицы Кэрри Андервуд, уже был в этом городе дом. Всё это вкупе вызвало волну неодобрения, в основном направленную именно на Андервуд (на некоторых радиостанциях были удалены из треклиста все её песни). Затем последовал обмен Криса Келли в «Бостон» на выбор во втором раунде драфта 2011 (Шейн Принс). Вскоре отправился в «Анахайм» финский силовик Яркко Рууту, у которого летом заканчивался контракт. Не оправдавший надежд Алексей Ковалёв уехал в «Питтсбург». Непосредственно в дедлайн «Оттаве» удалось сделать обмен голкиперами: в стан «Колорадо» был отправлен Брайан Эллиотт, в обратном направлении последовал Крэйг Андерсон. На выбор на драфте был обменян и защитник Крис Камполи, а вратарь Кёртис Макэлинни был подобран с драфта отказов. Присоединившись к новой команде, Крэйг Андерсон отлично проявлял себя и вскоре получил новый четырёхлетний контракт. 8 апреля 2011 года Брайан Мюррей заключил новое соглашение с клубом, рассчитанное на три года, а днём позже вся бригада тренеров во главе с Кори Клустоном была отправлена в отставку. 14 июня «Оттава» объявила имя нового тренера: им стал бывший ассистент главного тренера «Детройта» Пол Маклин.

Перед началом нового сезона многие аналитики и журналисты предполагали, что «Сенаторы» станут основным претендентом на первый номер на грядущем драфте. Перестройка шла в самом разгаре, поэтому в составе команды было много новичков и неопытных игроков. Клуб начал с пяти поражений в шести первых матчах, но затем последовала шестиматчевая победная серия. В декабре 2011 года команду пополнил центрфорвард Кайл Тёррис (в «Финикс» были отправлены защитник Рундблад и драфт-пик). Вскоре игра команды ещё более стабилизировалась, и к Матчу всех звёзд клуб уже находился в зоне плей-офф. Впервые в истории звёздный уик-энд проходил в Оттаве, и многие остались довольны от организации этого зрелища. Пять игроков «Сенаторз» были выбраны для участия Матче: Даниэль Альфредссон (капитан), Джейсон Спецца, Милан Михалек, Эрик Карлссон и Колин Грининг. После перерыва «Оттава» продолжила твёрдую поступь к играм на вылет. Но в середине февраля основной вратарь команды Крэйг Андерсон получил травму, порезав себе палец дома. Второй вратарь Алекс Олд играл крайне неважно, поэтому в срочном порядке из «Бингхэмптона» был вызван молодой Робин Ленер, а вскоре из «Сент-Луиса» был получен проспект Бен Бишоп, и команда не замедлила своего хода. 1 апреля 2012 победой над «Нью-Йорк Айлендерс» со счётом 5:1 «Сенаторы» обеспечили себе место в плей-офф. В итоге клуб финишировал на восьмом месте в Восточной конференции, а в соперники ему достались «Нью-Йорк Рейнджерс». «Оттава» проиграла эту серию в семи матчах. После неудачного сезона 2015/2016, Брайан Мюррей покинул пост генерального менеджера, а позже был уволен и главный тренер команды, Дэйв Кэмерон.

Облик команды

Логотип и дизайн игровой формы

Цветами команды являются красный, чёрный и белый с золотой каймой. Выездная форма в основном белая с небольшим количеством красного и чёрного, в то время как в домашней форме превалирует красный с вкраплениями чёрного и белого. Логотип клуба символизирует римского генерала, члена Сената Римской империи, изображённого внутри золотого диска. Оригинальный вариант стал достоянием общественности 23 мая 1991 года, и по замыслу его создателя Тони Милчарда он изображает фигуру центуриона, сильного и непоколебимого.

Современный дизайн формы увидел свет 22 августа 2007 года в результате заключения НХЛ контракта с фирмой Reebok. На плечах появилась буква «О», которая была фирменным знаком оригинальной «Оттавы», игравшей в начале XX века. Основной логотип претерпел некоторые изменения: лицо сенатора теперь изображено в лёгком полуобороте. Некоторое время старый логотип с головой центуриона в профиль был на выездной форме, а теперь такую можно купить только в клубном магазине.

В 2011 года «Сенаторы» представили дизайн новой альтернативной формы. В основном чёрная, на форме присутствуют горизонтальные красные и белые полосы. Она напоминает оригинальную форму «Оттавы» начала XX века. На плечах появились нашивки в виде щитов, которые оригинальная «Оттава» делала себе после каждого завоевания Кубка Стэнли. На нашивках также написано название клуба на английском и французском языках. Идею им подсказал фанатский клуб, расположенный в Гатино.

Арена

На многих домашних играх болельщикам есть чем себя занять как внутри, так и снаружи Скоушабэнк Плэйс: живая музыка, рок-группы, конкурсы и рекламные кампании. Перед игрой и во время её зрителей развлекает талисман команды лев Спартакэт. Гимны в основном исполняет констебль провинциального отдела Полиции Онтарио Линдон Слюидж. Что касается гимна Канады, то Слюидж поёт его и по-английски, и по-французски. Также у «Сенаторов» есть своя собственная композиция, которая называется «Ottawa Senators Theme Song».

Армия «Сенс»

Болельщиков «Оттавы» обычно именуют армией «Сенс». Как и большинству фанатов, им не чуждо наряжаться к играм команды, в том числе и в традиционное облачение римских легионеров. Во время плей-офф 2007 года практически весь город был красного цвета: люди украшали автомобили, а в городской ратуше было вывешено огромное полотно с логотипом клуба на красном фоне.

Миля «Сенс»

Наподобие Красной мили в Калгари во время плей-офф 2004 года и Медного километра в Эдмонтоне двумя годами позже, болельщики «Сенаторов» решили организовать свою Милю «Сенс» на одной из центральных улиц города Элгин-стрит, где расположено множество баров и ресторанов. Идея воплотилась, будучи обозначенной как встреча в социальной сети Facebook перед четвёртой игрой серии с «Баффало». После победы в пятом матче и серии в целом власти «Оттавы» перекрыли улицу для транспорта. Улица была пешеходной во время всех игр Финала Кубка Стэнли.

СМИ

По телевидению домашние и выездные игры «Сенаторов» транслирует компания Rogers Sportsnet. Вещание идёт на территориях Долина реки Оттава, Восточная Онтарио (обе — провинция Онтарио), в провинции Квебек, а также в Приморских территориях, включая Ньюфаундленд и Лабрадор. Программа канала CBC «Hockey Night in Canada» и канал TSN представляют матчи «Оттавы» во всей Канаде. Голосом «Оттавы Сенаторз» называют комментатора Rogers Sportsnet и CBC Дина Брауна. Его напарником является бывший защитник и уроженец Оттавы Дени Потвен.

Радиотрансляции игр ведут многие станции, но основная — Team 1200, с которой клуб сотрудничает аж с 1997 года. Также есть возможность поймать станцию в интернет, в том числе через официальный сайт НХЛ.

«Оттава Сенаторз» как организация работает в основном с английским языком, но предоставляет и французский. Официальный сайт также двуязычный. Франкоязычный кабельный канал RDS выборочно транслирует игры «Оттавы», аналитиком на канале работает бывший вратарь Патрик Лалим.

Текущий состав

Вратари
Номер	Страна	Имя	Дата рождения
30		Эндрю Хаммонд	11 февраля, 1988
41		Крэйг Андерсон	21 мая, 1981
Защитники
Номер	Страна	Имя	Дата рождения
2		Дион Фанёф	10 апреля, 1985
3		Марк Метот	21 июля, 1985
4		Крис Филлипс	9 марта, 1978
5		Коди Сеси	21 декабря, 1993
45		Крис Уайдман	7 января, 1990
49		Фредерик Классон	24 ноября, 1992
65		Эрик Карлссон	31 мая, 1990
74		Марк Боровецки	12 июля, 1989
Нападающие
Номер	Страна	Имя	Дата рождения
6		Бобби Райан	17 марта, 1987
7		Кайл Туррис	14 августа, 1989
15		Зак Смит	5 апреля, 1988
16		Кларк Макартур	6 апреля, 1985
25		Крис Нил	18 июня, 1979
27		Кёртис Лазар	2 февраля, 1995
44		Жан-Габриэль Пажо	11 ноября, 1992
61		Марк Стоун	13 мая, 1992
68		Майк Хоффман	24 ноября, 1989
		Дерик Брассар	22 сентября, 1987

Неиспользуемые номера

• 8 — Фрэнк Финниган, крайний нападающий (1923—1931, 1932—1934). Выведен из обращения 8 октября 1992 года.
• 11 — Даниэль Альфредссон, крайний нападающий (1995—2013). Будет выведен на церемонии 29 декабря 2016 года.

Статистика

Сезоны «Оттавы Сенаторз»

Сезон	И	В	П	ПО	Очки	ШЗ	ШП	ШМ	Место	Плей-офф
2011–12	82	41	31	10	92	249	240	1145	2, Северо-восточный	Поражение в четвертьфинале конференции, 3–4 (Нью-Йорк Рейнджерс)
2012–13	48	25	17	6	56	116	104	655	4, Северо-восточный	Победа в четвертьфинале конференции, 4–1 (Монреаль Канадиенс) Поражение в полуфинале конференции, 1–4 (Питтсбург Пингвинз)
2013–14	82	37	31	14	88	236	265	1094	5, Атлантический	Не участвовали
2014–15	82	43	26	13	99	238	215	841	4, Атлантический	Поражение в четвертьфинале конференции, 2-4 (Монреаль Канадиенс)
2015–16	82	38	35	9	85	236	247	892	5, Атлантический	Не участвовали

Все капитаны команды

Год	Нац	Игрок
1992-1993		Лори Бошман
1993-март 1994		Марк Лэмб
1993-март 1994		Брэд Шоу
март-апрель 1994		Горд Динин
1995-1998		Рэнди Канниуорт
1998-1999		Алексей Яшин
1999-2013		Даниэль Альфредссон
2013-2014		Джейсон Спецца
2014-н.в.		Эрик Карлссон

Все главные тренеры

	Нац	С	По	Регулярный чемпионат						Плей-офф
				И	В	Н	ОТ	П	%	И	В	П	%
Рик Боунесс		1992	1996	235	39	18	-	178	20,4 %	-	-	-	-
Дейв Эллисон		1996	1996	25	2	1	-	22	10,0 %	-	-	-	-
Жак Мартен		1996	2004	692	341	82	20	234	59,2 %	66	31	35	47,0 %
Брайан Мюррей		2005	2008	182	107	-	20	55	64,3 %	34	18	16	52,9 %
Джон Пэддок		2007	2008	64	36	-	6	22	60,9 %	-	-	-	-
Крэйг Хартсбург		2008	2009	48	17	-	7	24	42,7 %	-	-	-	-
Кори Клустон		2009	2011	198	95	-	20	83	53,0 %	6	2	4	33,3 %
Пол Маклин		2011	2014	238	114	-	35	90	55,3 %	17	8	9	47,1 %
Дейв Камерон		2014	2016	137	70	-	17	50	62,5 %	6	2	4	33,3 %
Ги Буше		2016		-	-	-	-	-	0,0 %	-	-	-	0,0 %

Индивидуальные рекорды

• Наибольшее количество очков за сезон — Дэни Хитли (2006-07) — 105 (50+55)
• Наибольшее количество заброшенных шайб за сезон — Дэни Хитли (2005-06 и 2006-07)— 50
• Наибольшее победных шайб за сезон — Алексей Яшин (2000-01), Мариан Хосса (2002-03) и Дэни Хитли (2006-07) — 10
• Наибольшее количество результативных передач за сезон — Джейсон Спецца (2005-06) — 71
• Наибольшее количество штрафных минут за сезон — Майк Пелузо (1992-93) — 318
• Наибольшее количество очков, набранных защитником за один сезон — Эрик Карлссон (2011 — 12) 78 очков — 19 голов 59 передач
• Наибольшее количество игр в регулярных чемпионатах среди вратарей — Патрик Лалим (1999—2004) — 283
• Наибольшее количество побед в регулярных чемпионатах среди вратарей — Патрик Лалим (1999—2004) — 146
• Наибольшее количество «сухих» игр — Патрик Лалим (1999—2004) — 30

Ссылки

• [www.ottawasenators.com/ Официальный сайт]  (англ.)
• [ventsenator.narod.ru/OldScoresNewGoals/1/TheLegend.html История клуба в книге Джона Финнигана «Old Scores, New Goals»]  (англ.)

</div> </div>

Отрывок, характеризующий Оттава Сенаторз

Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.


На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.