Оттон Брауншвейгский (князь Тарентский)

Оттон Тарентский нем. Otto von Braunschweig-Grubenhagen итал. Ottone di Braunschweig-Grubenhagen
князь Таренто
1383 — 1393
Предшественник:	Жак де Бо
Преемник:	Раймондо дель Бальцо Орсини
титулярный герцог Брауншвейг-Грубенхагена
1351 — 1393
(под именем Оттон IV)
Рождение:	ок. 1320
Смерть:	1 декабря 1398(1398-12-01) Фоджа
Место погребения:	Фоджа
Род:	Вельфы
Отец:	Генрих II Младший
Мать:	Ютта Бранденбургская
Супруга:	1-я: Виоланта де Вильярагут 2-я: Джованна I Неаполитанская

Оттон Брауншвейгский (нем. Otto von Braunschweig-Grubenhagen, итал. Ottone di Braunschweig-Grubenhagen) или Оттон Тарентский (нем. Otto der Tarentiner, итал. Ottone il Tarantino; ок. 1320 — 1 декабря 1398, Фоджа) — титулярный герцог Брауншвейг-Грубенхагена, князь Таренто и граф Ачерры с 1383, четвёртый и последний из мужей королевы Неаполя Джованны I, которая стала его второй супругой. Оттон был старшим сыном герцога Брауншвейг-Грубенхагена Генриха II Младшего и Ютты Бранденбургской.

Биография

Происхождение

Оттон происходил из Грубенхагенской ветви Брауншвейгского дома. Он был старшим из восьми сыновей герцога Брауншвейг-Грубенхагена Генриха II Младшего от брака с Юттой Бранденбургской. Оттон родился около 1320 года. Хотя он и происходил из одного из самых старых родов Германии, но перспективы на родине молодого и храброго рыцаря были весьма туманными.

У деда Оттона, герцога Генриха I Старшего, было много сыновей, между которыми владения дома сильно раздробились. Поэтому Оттон не мог рассчитывать на большое наследство, хотя и носил герцогский титул. В результате молодой герцог решил последовать примеру отца, который провёл большую часть жизни за пределами Германии, и решил попытать счастья, избрав карьеру кондотьера.

Служба у маркиза Монферрато и короля Франции

Уже в 1340 году Оттон оказался при дворе, маркиза Монферрато Джованни II Палеолога, приходившегося ему родственником. В это время в Пьемонте постоянно шла борьба между различными государствами, стремившимися расширить свои владения. И Джованни II оказался втянут в борьбу между правителями Милана из династии Висконти и королями Неаполя из Анжуйской династии. Продолжая политику своего отца, правитель Монферрато примыкал (по крайней мере, в начале своего правления) к партии Висконти. На службе у Джованни Оттон участвовал в этой борьбе. В январе 1345 года армияпод командованием анжуйского сенешаля, Альбу и стала угрожать Монферрато. Но 22 апреля 1345 года около замка Гаменарио благодаря Оттону анжуйцы были разбиты, а их командующий погиб. В 1349 году Оттон участвовал в кампании Джованни II против Джиакомо Ахейского, во время осады Страмбино Оттон был серьёзно ранен.

В 1351 году Оттон перешёл на службу к королю Франции Иоанну II Доброму. Об участии Оттона в военных действиях во Франции ничего не известно, однако хронисты сообщают о том, что в 1352 году Оттон сражался в поединке с герцогом Ланкастерским Генри Гросмонтом. Причины этой дуэли не очень ясны. Английский хронист Генри Найтон сообщает, что герцог Ланкастер, возвращаясь из похода в Пруссию, заявил гражданам и знати Кёльна о том, что Оттон намеревался захватить его и доставить к королю Франции. В ответ Оттон, отвергая обвинение, вызвал герцога Ланкастера на поединок. Попытки примирить противников не удались, и 4 декабря Оттон и герцог Ланкастер сошлись в поединке в присутствии короля Франции, герцога Бургундии и ряда других представителей французской знати. Исход этого поединка точно не известен. Английские хронисты сообщают о том, что герцог Ланкастер имел преимущество, но король Франции прервал поединок, чтобы спасти Оттона от поражения. Французские хронисты сообщают только о том, что противники примирились.

В это же время Оттон с помощью короля Франции женился на вдове короля Майорки Хайме III. Этот брак принёс Оттону большое состояние и позволил ему набирать собственную армию.

В 1354 году Оттон вернулся в Италию. Он присутствовал в Риме на коронации Карла IV Люксембургского императорской короной. Тогда же император даровал Оттону владения в епархии Карпантры в Провансе, куда тот и перебрался, заняв замок Святого Ламберта. Это вызвало протест епископа Карпантра. В ответ папа Иннокентий IV предложил императору отменить дарение, в результате чего Оттон был вынужден отказаться от владений. После этого он вновь оказался на службе у Джованни II Монферратского, помогая ему в борьбе против Висконти и Анжуйцев. На этой службе Оттон проявил себя как хороший полководец. До самой смерти Джованни, которая произошла в 1372 году, Оттон оставался самым доверенным сподвижником маркиза, участвуя в разных военных действиях и дипломатических миссиях. По завещанию маркиза, составленному за несколько дней до его смерти, 9 марта 1372 года, Оттон был назначен регентом при малолетних сыновьях Джованни. Вторым регентом стал граф Амадей VI Савойский. Также было подтверждено владение Оттоном рядом ленов: Вероленго, Калузо, Сан-Рафаэле, Кастаньетто, Вольпьяно и Брандиццо. При этом область Асти, где располагался двор, должна была оставаться неделимой между тремя сыновьями маркиза и Оттоном.

Смерть Джованни II пришлась на период, когда папа Римский и главные итальянские государства пытались противостоять экспансии могущественных Висконти. В этой обстановке Оттон постарался обеспечить Монферрато своё место в политической игре. Сразу после смерти маркиза он отправился в Павию, чтобы попытаться добиться соглашения с Висконти, которые претендовали на Асти. После первого отказа Оттон поехал в Авиньон, предлагая участие Монферрато в союзе против Висконти. При посредничестве папы Григория XI Оттон 17 июня 1372 года заключил союз с графом Амадеем VI Савойским, согласно которому тот обязался выплатить 200 тысяч флоринов, чтобы помочь Монферрато отстоять свои владения и выкупить те земли маркизата, на которые претендовали Висконти.

Муж королевы Неаполя

В 1376 году овдовевший к тому моменту Оттон женился на королеве Неаполя Джованне I, пережившей трёх мужей. Хотя за Оттоном и не был признан королевский титул, он получил ряд владений в Неаполитанском королевстве (княжество Таренто и графство Ачерра) и Провансе.

Когда во время великого церковного раскола королева Джованна примкнула к партии авиньонского папы Климента VII, его противник, римский папа Урбан VI, отлучил Джованну от церкви и, как ленный властитель Неаполя, признал в 1380 году королём Карла III Дураццо. Он начал войну против Джованны и в 1381 году захватил Неаполь, причём сама королева попала в плен. Оттон вместе со своим братом Балтазаром попытался освободить жену, но потерпел неудачу, попав при этом в плен. А в 1382 году Джованна была задушена по приказу Карла III Дураццо.

Последние годы

В плену Оттон котором пробыл до 1384 года. Получив свободу, он отправился в Авиньон, где поддержал Людовика I Анжуйского, предъявившего претензии на Неаполитанское королевство. После смерти Людовика Оттон поддержал его вдову Марию, планируя захватить Неаполь для её сына Людовика II. Это удалось сделать после гибели Карла Дураццо, воспользовавшись малолетством его наследника, Владислава, после чего Оттон возвратив себе Таренто. Однако Мария назначила коннетаблем королевства другого, что оскорбило Оттона. В результате он перешёл в 1388 году на сторону Владислава, но успехов не добился, в в 1392 году попал в плен. Чтобы получить свободу, Оттон был вынужден отказаться от Ачерры.

После освобождения Оттон удалился в Таренто, где прожил оставшиеся годы. Он умер 1 декабря 1398 года в Фодже, где и был похоронен.

Наследников Оттон не оставил.

Брак

1-я жена: с 1352 Виоланта де Виларагут (ум. до 1372), дочь Беренгера де Виларагута и Сауры Мальоркской, вдова Хайме III, короля Майорки.

2-я жена: с 25/28 марта или 25 сентября 1376 Джованна I (ок. 1328 — 22 мая 1382), королева Неаполя, дочь герцога Карла Калабрийского и Марии де Валуа, вдова Андрея Венгерского, герцога Людовика Тарентского и Хайме IV, титулярного короля Майорки.

Детей не было.

Литература

• Zimmermann Paul. Otto der Tarentiner // Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). — Bd. 24. — Lpz.: Duncker & Humblot, 1886. — S. 682—685. (нем.)
• Aufgebauer Peter. [daten.digitale-sammlungen.de/0001/bsb00016337/images/index.html?seite=695 Otto der Tarentiner] // Neue Deutsche Biographie (NDB). — Berlin: Duncker & Humblot, 1999. — Bd. 19. — S. 681 f.
• Walter Ingeborg. [www.treccani.it/enciclopedia/ottone-di-brunswick_(Dizionario-Biografico)/ Brunswick, Ottone di] // Alberto M. Ghisalberti (Hrsg.) Dizionario Biografico degli Italiani (DBI). — Rom: Istituto della Enciclopedia Italiana, 1972.

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/BRUNSWICK.htm#Ottodied13981399 Herzogen von Braunschweig-Grubenhagen] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 20 мая 2012.

Оттон Брауншвейгский (князь Тарентский) — предки

Оттон I Дитя (1204 — 9 июня 1252) герцог Брауншвейг-Люнебурга               Альбрехт I Великий (1236 — 15 августа 1279) герцог Брауншвейг-Люнебурга                       Матильда Бранденбургская (ок. 1206/1215 — 10 июня 1261)                 Генрих I (около августа 1267 — 7 сентября 1322) герцог Брауншвейг-Грубенхагена                             Бонифацио II (ум. 22 сентября 1253/10 декабря 1255) маркиз Монферрато               Алессина Монферратская (ум. 6 февраля 1285)                         Маргарита Савойская (1224/1228 — после 14 января 1264)                 Генрих II Младший (ок. 1289 — 10 апреля/8 июня 1351) герцог Брауншвейг-Грубенхагена                                   Генрих III Светлейший (21 мая/23 сентября 1218 — 15 февраля 1288) маркграф Мейсена               Альбрехт II Негодный (1240 — 20 ноября 1314) маркграф Мейсена                       Констанция Австрийская (ок. 1212—1243)                 Агнес Мейсенская (до 1264 — после 1 февраля 1332)                               Фридрих II (26 декабря 1194 — 13 декабря 1250) император Священной Римской империи               Маргарита фон Гогенштауфен (январь 1237 — 8 августа 1270) принцесса немецкая                       Изабелла Английская (1214 — 1 декабря 1241) принцесса английская               Оттон Брауншвейгский князь Таренто                                         Альбрехт II (1172/1176 — 25 февраля 1220) маркграф Бранденбурга               Иоганн I (ок. 1213 — 4 апреля 1266) маркграф Бранденбурга                       Матильда фон Гройч (ум. 1255) наследница Ландсберга               Генрих I Безземельный (1260 — 14 февраля 1318) маркграф Ландсберга                             Вальдемар II Победоносный (ок. 28 июня 1170 — 28 марта 1241) король Дании               София Датская (1217 — 2 ноября 1247) принцесса датская                       Маргарита (Дагмар) (ум. 24 мая 1212) принцесса чешская               Ютта Бранденбургская (1299/1306 — 15 июля 1325/начало февраля 1327)                                     Оттон II Светлейший (7 апреля 1206 — 29 ноября 1253) герцог Баварии               Людвиг II Строгий (13 апреля 1229 — 2 февраля 1294) герцог Баварии                       Агнесс Брауншвейгская (ок. 1201 — 16 ноября 1267) пфальцграфиня Рейнская               Агнес Баварская (1276/1278 — 22 июля 1345)                               Рудольф I Габсбург (1 мая 1218 — 15 июля 1291) король Германии               Матильда Габсбург (ок. 1253 22/23 декабря 1304) принцесса немецкая                       Гертруда фон Гогенберг (1225 — 16 февраля 1281)

Отрывок, характеризующий Оттон Брауншвейгский (князь Тарентский)

– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.