Оттон I (герцог Меранский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Оттон I Меранский
нем. Otto I. von Meranien<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
герцог Меранский
12 августа 1204 — 7 мая 1234
Предшественник: Бертольд II
Преемник: Оттон II
граф Андекса
12 августа 1204 — 7 мая 1234
(под именем Оттон VII)
Предшественник: Бертольд IV
Преемник: Оттон II
пфальцграф Бургундии
1208 — 7 мая 1231
(под именем Оттон II)
Соправитель: Беатрис II Гогенштауфен (1208 — 1231)
Предшественник: Беатрис II Гогенштауфен
Преемник: Оттон III
маркграф Истрии
1228 — 1230
Предшественник: Генрих VI
 
Рождение: ок. 1171/1184
Смерть: 7 мая 1234(1234-05-07)
Безансон
Место погребения: Ландхеймский монастырь
Род: Андексская династия
Отец: Бертольд IV
Мать: Агнес фор Рохлиц
Супруга: 1-я жена: Беатрис II Гогенштауфен
2-я жена: София Ангальтская
Дети: от 1-го брака
сын: Оттон II
дочери: Агнес, Беатрис, Маргарита, Алиса (Адельгейда), Елизавета

Оттон I Меранский (нем. Otto I. von Meranien; ок. 1171/1184 — 7 мая 1234) — герцог Меранский, граф Андекса и Плассенбурга с 1205 года, пфальцграф Бургундии (под именем Оттон II) в 1211—1231 годах, маркграф Истрии в 1228—1230 годах. Старший сын герцога Меранского Бертольда IV и Агнес фон Рохлиц, дочери графа фон Гройч и маркграфа Нижнелужицкого Дедо III Веттина.





Биография

В 1195/1196 году его отец, герцог Бертольд, вместе с неназванными по имени сыновьями должен был принять участие в планируемом императором Генрихом VI крестовом походе. Однако поход так и не состоялся из-за смерти императора.

В 1204 году умер герцог Бертольд. Его владения были разделены между сыновьями. Оттон, старший из сыновей, получил родовые владения в Восточной Франконии (Андекс и Плассенбург), а также титул герцога Меранского. Также он упоминается как граф Виндберга, однако уже в 1207 году он продал его епископу Пассау за 1000 марок серебра.

В это время в Священной Римской империи шла борьба за императорский престол между двумя кандидатами — Филиппом Швабским и Оттоном Брауншвейгским, однако после 1204 года перевес склонился на сторону Филиппа. Герцоги Меранские считались сторонниками Гогеншауфенов.

Под опекой короля Филиппа Швабского находилась несовершеннолетняя племянница Беатрис, вторая дочь умершего в 1200 году пфальцграфа Бургундии Оттона I. После смерти в 1205 году старшей сестры, она получила графство Бургундия. Для управления графством Филиппу был нужен верный союзник, за которого он мог выдать замуж племянницу. Выбор пал на Оттона I Меранского. Свадьба происходила 21 июня 1208 года в Бамберге, епископом которого был брат Оттона Экберт. В свадебных торжествах принимал участие и король. Однако во время празднования король Филипп был заколот в епископском дворце пфальцграфом Баварии Оттоном VIII Виттельсбахом. Причиной этому послужило то, что Филипп обещал Оттону Баварскому руку своей дочери, но обещания не сдержал. В убийстве оказался замешан и маркграф Истрии Генрих, брат Оттона Меранского.

Правителем империи в итоге стал Оттон Брауншвейгский. К расследованию убийства подключился папа римский Иннокентий III. 11 ноября состоялся рейхстаг в Франкфурте. Убийца Филиппа, баварский пфальцграф Оттон, который бежал сразу же после убийства, был приговорён к изгнанию из империи, епископ Бамберга Экберт и маркграф Истрии были приговорены к лишению своих ленов. В расследовании убийства Филиппа активное участие принимал герцог Баварии Людвиг I, который извлёк для себя наибольшую выгоду, получив конфискованные у убийцы Филиппа лены, а также и лены в Истрии и в Баварии, конфискованные у Андексской династии. Однако уже в январе 1209 года папа Иннокентий III оспорил решение рейхстага, начав новое расследования. Тогда же Людвиг по требованию патриарха Аквилеи Вольфгера был вынужден отказаться от Истрии. А баварский пфальцграф Оттон в том же 1209 году был пойман и обезглавлен.

Оттон Меранский, в отличие от братьев, не был заподозрен в причастности к убийству. Он признал Оттона Брауншвейгского правителем империи и сопровождал его в 1209 году Рим на коронацию. Оттуда он в октябре отправился в Бургундское графство, чтобы утвердить своё право наследования.

В графстве Бургундия Оттон сразу же вступил в конфликт с графом Осона Этьеном III, который желал женить на Беатрис своего сына Жана и вернуть графство своей семье[1]. Этот конфликт продолжался до 1211 года. Только 18 октября 1211 года в Дижоне при посредничестве герцога Бургундии Гуго III, а также архиепископа Безансона и епископа Лангра, был заключён мир.

Из Бургундии Оттон отправился в Германию, где в сентябре 1211 года в Нюрнберге рядом имперских князей, недовольных правлением Оттона Брауншвейгского, был провозглашён королём Фридрих II Гогенштауфен, король Сицилии, сын покойного императора Генриха VI и двоюродный брат жены Оттона Меранского. Выбор Фридриха был поддержан папой Иннокентием III, который в 1210 году отлучил Оттона Брауншвейгского. Неудивительно, что Оттон поддержал нового короля. 5 декабря 1212 года во Франкфурте избрание Фридриха II было подтверждено на съезде имперских князей, а 9 декабря в Майнце он был коронован.

Оттон Меранский, который стал активным сторонником нового короля, присутствовал на хофтаге в Нюрнберге в конце февраля 1213 года, созванного Фридрихом II. У Фридриха ещё оставался соперник в лице императора Оттона IV Брауншвейгского, которого поддерживал король Англии. Однако 27 июля 1214 года англо-вельфская армия Оттона Брауншвейгского была разбита при Бувине французским королём Филиппом II Августом. Императорские регалии попали в руки Филиппа II Августа, который отправил их Фридриху. Оттон должен был уступить противнику и удалился в свои наследственные земли, где и умер в 1219 году.

Во время правления Фридриха II Оттон Меранский восстановил влияние своей семьи, принимая активное участие в делах империи. В середине августа 1214 года он участвовал в походе в нижнерейнские земли. В ноябре он участвовал в рейхстаге в Базеле, где разбирались главным образом бургундские дела. В начале 1215 года Оттон сопровождал Фридриха в Эльзас. Летом 1215 года Оттон присутствовал на новой коронации Фридриха в Ахене. Тогда же Оттон впервые упомянут не только как герцог Меранский, но и как пфальцграф Бургундии. На коронации также присутствовал Экберт, брат Оттона, который был восстановлен епископом Бамберга в 1211 году. В том же 1215 году другой брат Оттона, Генрих, получил прощение и ему была возвращена большая часть владений, включая Истрийскую марку и лены в Тироле и Баварии.

Летом 1217 года Оттон с братом Экбертом, принял участие в Пятом крестовом походе, организованном королём Венгрии Андрашем II[2]. Причиной их участия послужило обещание, данное на коронации Фридриха в 1215 году. Однако поход был очень плохо организован и уже в начале 1218 года Оттон вернулся в Германию.

Весной 1218 года он принимал участие в походе Фридриха II в Лотарингию.

Одной из проблем, которая требовала внимания Оттона, было положение в Бургундском графстве. Чуждый по происхождению, языку и культуре, Оттон практически не принимал никакого участия в управлении Бургундским графством, живя в основном в своих германских владениях. Поэтому знать графства, прежде всего граф Осона Этьен III и его сын Жан I Мудрый, который после смерти матери в 1227 году унаследует графство Шалон, а также Генрих Вьеннский, сын графа Макона и Вьенна Гильома V, поддерживаемые королём Франции, герцогом Бургундии и архиепископом Безансона, постоянно восставали против Оттона. Для того, чтобы укрепить своё положение, Оттону требовался союзник, которого он нашёл в 1225 году в лице графа Шампани Тибо IV.

19 января 1225 года Оттон заключил с Тибо Шампанским договор, который был скреплён помолвкой Оттона II, сына и наследника Оттона Меранского, и Бланкой Шампанской, дочери графа Тибо. Брак должен был быть заключён по достижении Оттоном II 14-летнего возраста, после чего он должен был получить в своё полное распоряжение Бургундское графство. Тибо обязался помогать Оттону Меранскому. Война в графстве продолжалась до 1227 года. В неё был втянут и герцог Бургундии Гуго IV. Мир был заключён в июне 1227 года, согласно ему Оттон наконец то получил Бургундское графство в своё полное распоряжение. Однако планируемый брак между Оттоном II и Бланкой Шампанской так и не состоялся.

После смерти в 1228 году маркграфа Истрии Генриха Оттон унаследовал владения брата. Позже Оттон передал Истрию своему брату, патриарху Аквилеи Бертольду. Также Оттон поднял вопрос о возвращении церковных ленов, конфискованных у семьи в 1208 году, для чего он вступил в переговоры с епископом Бриксена. Итогом переговоров стало то, что в июне 1232 года Оттону были переданы лены в Иннтале и Пустертале в Северном Тироле, отобранные у Генриха Истрийского в 1208 году.

Передача тирольских владений Оттону вызвало недовольство графа Тироля Альбрехта IV, но в итоге Оттон и Альбрехт сумели договориться. Более того, между ними был заключён договор, по которому Оттон II, сын и наследник Оттона I, должен был жениться на Елизавете Тирольской, одной из дочерей Альбрехта. Сам брак был заключён в 1234 году.

В 1231 году умерла Беатрис, жена Оттона, однако он сохранил за собой Бургундское графство, которым он управлял от имени своего несовершеннолетнего сына Оттона II.

В начале своего правления главная резиденция Оттона находилась в Плассенбурге, но к концу его правления его двор постепенно переместился в Тироль — в Инсбрук, который при Оттоне получил статус города.

Оттон умер 7 мая 1234 года в Безансоне и был похоронен не в родовой гробнице в Диссене, где нашла упокоение его первая жена Беатрис, а в Ландхеймском монастыре. Все его владения унаследовал единственный сын Оттон.

Брак и дети

1-я жена: с 21 июня 1208 (Бамберг) Беатрис II фон Гогенштауфен (ок. 1193 — 7 мая 1231), пфальцграфиня Бургундии с 1205, дочь пфальцграфа Оттона I

2-я жена: София Ангальтская (ум. 23 ноября 1272/5 января 1274), дочь Генриха II Толстого, графа Ангальт-Ашерслебена, и Ирмгарды Тюрингской. Детей от этого брака не было. После смерти мужа Софья была замужем ещё дважды: за Зигфридом I (ум. ок. 1240/1245), графом фон Регенштейн, а после этого за Оттоном фон Хадмершлебен.

Напишите отзыв о статье "Оттон I (герцог Меранский)"

Примечания

  1. Представители Иврейской династии управляли Бургундским графством до 1156 года.
  2. Андраш был женат на их сестре Гертруде, убитой в 1213 году.

Ссылки

  • [gilles.maillet.free.fr/histoire/recit_bourgogne/recit_comte_bourgogne.htm Histoire du Comté de Bourgogne ou Franche-Comté du IXème au XIVème siècle] (фр.). Проверено 30 октября 2010. [www.webcitation.org/61DNuGMz2 Архивировано из первоисточника 25 декабря 2011].
  • [fmg.ac/Projects/MedLands/BURGUNDY%20Kingdom.htm#BeatrixHeiressBourgognedied1231 COMTES PALATINS de BOURGOGNE 1026—1200 (IVREA)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 25 декабря 2011.
  • [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/andechs_diessener/otto_1_herzog_von_meran_+_1234.html Otto I. Herzog von Meran] (нем.). Mittelalterliche Genealogie im Deutschen Reich bis zum Ende der Staufer. Проверено 25 декабря 2011. [www.webcitation.org/67xXhrlLC Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
Предки Оттона I Меранского
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
16. Арнольд I (ум. после 1091)
граф Диссена
 
 
 
 
 
 
 
8. Бертольд II/IV (ум. 1151)
граф Диссена, Андекса, Плассенбурга и Штейна
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
17. Гизелла Швейнфуртская
 
 
 
 
 
 
 
 
4. Бертольд III/V (ум. 1188)
герцог Меранский, граф Андекса, маркграф Истрии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
18. Поппо II (ум. 1098)
маркграф Карниолы и Истрии
 
 
 
 
 
 
 
9. Софья Истрийская (ок. 1095/1098 — ?)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
19. Рихгарда фон Спонхейм (ум. ок. 1130)
 
 
 
 
 
 
 
 
2. Бертольд IV (VI) (ум. 1204)
герцог Меранский, граф Андекса, маркграф Истрии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
20. Оттон III (ум. ок. 1123)
граф фон Шейерн и фон Виттельсбах, пфальцграф Баварии
 
 
 
 
 
 
 
10. Оттон IV (ок. 1090 — 1156)
граф фон Виттельсбах, пфальцграф Баварии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
21. N фон Ратценхоффен
 
 
 
 
 
 
 
 
5. Гедвига фон Виттельсбах (ум. 1176)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
22. Госвин III (ум. 1167/1168)
сеньор фон Хейнсберг и фон Фалькенбург
 
 
 
 
 
 
 
11. Хейлика фон Петтендорф-Ленгенфельд (ум. 1170)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
23. Адельгейда фон Зоммершенбург (ум. до 1180)
 
 
 
 
 
 
 
 
1. Оттон I (VII)
герцог Меранский, пфальцграф Бургундии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
24. Тимо I (ок. 1015 — 1091/1100)
граф фон Веттин и фон Брена
 
 
 
 
 
 
 
12. Конрад I Великий (1097/1098 — 1157)
маркграф Мейсена
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
25. Ида Нордгеймская (ок. 1050/1060 — после 1100)
 
 
 
 
 
 
 
 
6. Дедо V Толстый (ум. 1190)
граф фон Грёйч, маркграф Нижнелужицкий и граф фон Эйленбург
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
26. Адальберт (ок. 1075/1080 — ок. 1120)
граф фон Эльхинген-Равенштейн
 
 
 
 
 
 
 
13. Лиутгарда фон Эльхинген-Равенштейн (ум. 1145)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27. Берта фон Штауфен (ок. 1188/1189 — 1120/1142)
 
 
 
 
 
 
 
 
3. Агнесс фон Рохлиц (ум. 1195)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
28. Герхард (ум. 1128)
сеньор фон Хейнсберг и фон Фалькенбург
 
 
 
 
 
 
 
14. Фридрих III (ок. 1103 — 1119)
сеньор фон Хопфенхоэ-Петтендорф-Ленгенфельд
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
29. Ода фон Вальбек (ум. 1152)
 
 
 
 
 
 
 
7. Матильда фон Хейнсберг (ум. 1189)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
30. Фридрих I фон Зоммершенбург (ум. 1120/1121)
пфальцграф Саксонии
 
 
 
 
 
 
 
15. Хейлика фон Штауфен (ум. после 1110)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
31. Адельгейда фон Лауфен
 
 
 
 
 
 
 

Отрывок, характеризующий Оттон I (герцог Меранский)

Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.