Зеек, Отто

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Отто Зеек»)
Перейти к: навигация, поиск
Отто Зеек
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Отто Зеек (нем. Otto Karl Seeck; 2 февраля 1850, Рига — 29 июня 1921, Мюнстер) — немецкий историк, известный своими трудами по истории поздней античности.



Биография

Отто Зеек родился 2 февраля 1850 года в городе Риге в семье часовщика и владельца фабрики Фридриха Вильгельма Зеека (1793—1859) и его жены Оттилии (1820—1902). Начав обучение на химика в Дерптском университете, он продолжил обучение у знаменитого историка Теодора Моммзена в Берлинском университете, где в 1872 году получил учёную степень за работу по Notitia Dignitatum. В 1877 году он защитил докторскую диссертацию в Берлине.

При поддержке Моммзена он 1881 году стал преемником Теодора Хирша в Грайфсвальдском университете, получив преимущество перед другим претендентом на это место, К. Ю. Белохом. Моммзен, придерживаясь в целом невысокого мнения о следующим за ним поколении историков, высказываясь о них как о нем. «die junge Impotenz», «молодых импотентах», считал Зеека меньшим из зол. В связи с этим он пытался добиться поддержки для Зеека у своего зятя Ультриха фон Виламовиц-Мёллендорфа который был первоначально против назначения Зеека.

В Грайфсвальде Зеек был вначале экстраординарным профессором, став ординарным с 1 октября 1885 года. В 1907 году он перешёл в недавно основанный Мюнстерский университет.

Многочисленный работы Зеека, посвящённые в основном поздней античности, чья социал-дарвинистическая направленность близка к взглядам Освальда Шпенглера, представляют в настоящее время интерес преимущественно с точки зрения истории науки, в своё время были достаточно влиятельны. Главный труд Зеека, шеститомная «История упадка античного мира» (нем. Geschichte des Untergangs der antiken Welt) до сих пор ценна своим охватом значительного количества источников, хотя её в целом негативный взгляд на рассматриваемый предмет в настоящее время отвергнут.

Усилиями Зеека было подготовлено издание Notitia Dignitatum, до сих пор считающееся стандартным. Сохраняют значение написанные им более 2000 статей для энциклопедии Паули-Виссова.

Основные труды

  • Quaestiones de notitia dignitatum. Dissertation, Berlin 1872.
  • Notitia dignitatum. Accedunt notitia urbis Constantinopolitanae et laterculi provinciarum. Berlin 1876 (unveränderter Nachdruck Frankfurt am Main 1962.
  • Die Kalendertafel der Pontifices. Berlin 1885.
  • Die Quellen der Odyssee. Berlin 1887.
  • Die Entwicklung der antiken Geschichtsschreibung und andere populäre Schriften. Berlin 1898.
  • Die Briefe des Libanius zeitlich geordnet. Leipzig 1906.
  • Regesten der Kaiser und Päpste für die Jahre 311 bis 476 n. Chr.: Vorarbeit zu einer Prosopographie der christlichen Kaiserzeit. Stuttgart 1919.
  • Geschichte des Untergangs der antiken Welt. 6 Bände. Metzler, Stuttgart 1895—1920 (mehrere Neuauflagen; Nachdruck der Ausgabe von 1921: Primus-Verlag, Darmstadt 2000, ISBN 3-89678-161-8;[www.archive.org/search.php?query=Geschichte%20des%20Untergangs%20der%20antiken%20Welt Online-Version]).

Напишите отзыв о статье "Зеек, Отто"

Литература

Отрывок, характеризующий Зеек, Отто

Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.