От моря до моря

От мо́ря до мо́ря (лат. A mari usque ad mare) — национальный девиз Канады, который берёт своё начало из восьмого стиха псалма 71 (в некоторых переводах и оригинале — 72) Псалтири Библии. С канадской точки зрения он означает От океана до океана (от Атлантического до Тихого). Он был выбран министром Джорджем Монро Грантом, секретарём Сэнфорда Флеминга во времена конфедерации.

В 1872, через некоторое время после присоединения к федерации Британской Колумбии Грант опубликовал свою газету, названную Оушен ту оушен, что красноречиво говорило о воплощении мечты трансконтинентального государства.

Описание

Стих звучит так: Он будет обладать от моря до моря и от реки до концов земли. В нём изображён идеальный портрет главы государства — мессии, помазанного на царство.

Полный перевод этого стиха на латинский язык таков: Et dominabitur a mari usque ad mare, et a flumine usque ad terminos terrae. Этот стих 8 (VIII) псалма 71 (LXXI) в греческом (Септуагинта) и латинском (вульгата) переводах соответствует стиху 8 (VIII) псалма 72 (LXXII) в оригинале на иврите.

Перевод это стиха на английский язык («Библия короля Якова») — He shall have dominion also from sea to sea, and from the river unto the ends of the earth — не мог оставаться незамеченным, когда бывшая колония Канада получила название Доминион Канада.

Впервые девиз был официально использован в 1906 в Законодательном собрании Саскачевана. Он одобрен помощником министра Джозефом Поупом, поместившим его на гербе Канады. Официальным девизом он стал в 1921, когда был одобрен королём Георгом V.

Военнослужащим У. Г. Гуоткином был предложен альтернативный девиз, но в конечном счёте правительством и канадским народом принят был девиз A Mari Usque Ad Mare, так как в двуязычной стране девиз на латинском языке имеет неоспоримые преимущества.

Формулировка От моря до моря (польск. Od morza do morza) была популярна в Польше в межвоенный период: Польша, «возродившаяся» как государство после Первой мировой войны, стремилась тогда к политическому союзу с Украиной. Название предполагаемой федерации Междуморье было выбрано Юзефом Пилсудским в силу её положения между Балтийским и Чёрным морями.

Надпись DOMINABITVR A MARI VSQVE AD MARE (с указанием источника: PS. LXXI V. VIII) размещена на фасаде Средиземноморского университетского центра (СУЦ), расположенного по адресу бульвар Англе, 65 в Ницце (Франция), которая таким образом напоминает о своём статусе столицы Лазурного Берега.

Другие версии стиха

Перевод этого стиха 8 «Psalmus 72 (71)» из Новой Вульгаты, изданной Ватиканом:

Et dominabitur a mari usque ad mare

et a Flumine usque ad terminos orbis terrarum.

Первоначальная версия стиха 8 псалма 72 на иврите может быть транскрибирована примерно так:

вейереде мийам ад-йам

уминагар ад-афте-арец.

Здесь слово йам «море» присутствует во фразе ми[-]йам ад-йам «от моря до моря» (существовала древняя богиня с таким именем: Ям), а смысловое и формальное сходство древнееврейского ад и латинского ad чисто случайно. Арец «земля, страна» встречается, например, в названии израильской газеты Га-Арец («Страна»).

Примерная транскрипция перевода стиха 8 псалма 71 (псалом OA') на древнегреческий язык (Септуагинта, множество позднейших переводов Библии основано на этой греческой версии):

ки катакириевси апо фалассис хеос фалассис

ки апо потаму хеос ператон икуменис.

См. также

• Герб Канады
• Доминион
• Междуморье
• Переводы Библии

Отрывок, характеризующий От моря до моря

Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.