Оуслер, Тони

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Оуслер Тони»)
Перейти к: навигация, поиск
Тони Оуслер
англ. Tony Oursler
Дата рождения:

1957(1957)

Место рождения:

Нью-Йорк, США

Гражданство:

США США

То́ни О́услер (англ. Tony Oursler, род. 1957, Нью-Йорк) — американский художник, известный благодаря видео-работам, перформансам и инсталляциям.

Женат на художнице Жаклин Хамфрис (англ. Jacqueline Humphries). Участник рок-группы Poetics. Учился в Калифорнийском институте искусств.

В творчестве часто обращается к теме массового увлечения телевидением, в своих работах художник стирает границы между скульптурой и видео, проецируя изображения на различные предметы.

Наиболее известные работы Тони Оуслера — скульптурные видео-инсталляции, в которых лица проецируются на круглые экраны. Часто комбинирует в своих работах произносимый текст, движущееся изображение и скульптурные объекты.

Знаковой работой были говорящие огни, такие как «Уличный свет» (Streetlight, 1997), серия видео-скульптур глаз с телевизионными экранами, серия говорящих голов «Composite Still Life» (1999). За ней последовала инсталляция «Optics» (1999).

В 2013 г. снял клип на песню Дэвида Боуи Where Are We Now?



Работы находятся в собраниях

Напишите отзыв о статье "Оуслер, Тони"

Ссылки

  • [www.tonyoursler.com/ Tony Oursler — официальный сайт художника  (англ.)]
  • [www.gallerypauleanglim.com/oursler_tony.html Работы Тони Оуслера в Gallery Paule Anglim, Сан-Франциско, США  (англ.)]

Отрывок, характеризующий Оуслер, Тони

Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.