Оутс, Уэйн Эдвард

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Уэйн Эдвард Оутс (Wayne Edward Oates; 24 июня 1917 г. — 21 октября 1999 г.) — американский психолог и религиозный проповедник. Известен тем, что ввёл в научный обиход термин «трудоголизм»[1].



Биография

Родился в бедной семье в городе Гринвилл, Южная Каролина, в июне 1917 г. Ещё в младенчестве лишился отца; о нём заботились бабушка, сестра и мать, которая работала в хлопчатобумажном комбинате. В возрасте четырнадцати лет он оказался в небольшой группе бедных подростков, которых, как «одарённых детей», приняли служить в Палату Представителей Соединённых Штатов Америки. Он был очень рад этому, и этот оборот событий вдохновил его на то, чтобы, первым из своей семьи, решить получить высшее образование. Он учился в юношеском колледже Марс-Хилл, в университете Уэйк-Форест, в Южной баптистской богословской семинарии, в Объединенной богословской семинарии и в университете Луизвилля («медицинская школа»). После окончания Южной семинарии со степенью доктора философии в области психологии религии, Оутс в 1947 г. поступил в качестве преподавателя в Школу богословия, как профессор психологии религии и пасторской практики. Он занимал эту должность до того времени, когда перешёл в Луизвилльский университет (медицинсая школа) в 1974 году.

Междисциплинарный подход, употребляемый Оутсом, сочетал психологические модели с пасторской чуткостью и библейским учением. В результате изменились прежние подходы к консультированию в рамках современного движения пасторского попечения. Оутсом была разработана «триадологическая» форма пасторского консультирования: общение между наставником, наставляемым и Св. Духом.

Первой из его 57 книг была небольшая работа под названием «Алкоголь в и вне Церкви» (1940). Затем последовал довольно долгий перерыв, а в 1951 г. вышла его докторская диссертация «Значение дела Зигмунда Фрейда для христианской веры». «Триадологическая концепция» была раскрыта в работе «Присутствие Бога в пасторском попечении». После публикации в 1971 г. книги под названием «Исповедь трудоголика» этот неологизм («трудоголик») был введён в общее употребление, и через недолгое время это слово было включено в Оксфордский словарь английского языка.

В 1984 г. Американская психиатрическая ассоциация наградила Оутса премией «Оскар Пфистер» за его вклад в развитие отношений между психиатрией и религией.

Он был женат на Паулине; у них родилось двое сыновей. Они жили в Луизвилле, штат Кентукки, вплоть до его смерти в октябре 1999 г. Оутс был похоронен на кладбище Кэйв-Хилл в Луизвилле.

Библиография

  • Алкоголь в и вне Церкви (1940).
  • Христианский пастор (1951).
  • Достаточно благодати (1951).
  • Откровение Бога в человеческих страданиях (1952).
  • Библия в пасторском попечении (1953).
  • Страх в христианском опыте (1955).
  • Религиозные факторы в психических болезнях (1955).
  • Предисловие к книге: А. Грэхэм Айкин. «Новые концепции медицинского, психологического и религиозного излечения» (1956).
  • Куда пойти за помощью? (1957).
  • Религиозное измерение личности (1957).
  • Что психология говорит о религии (1958).
  • Введение в пасторское консультирование (1959).
  • Христос и индивидуальность (1961).
  • Протестантское пасторское консультирование (1962).
  • Исповедь трудоголика (1971).
  • Психология религии (1973).
  • Трудоголики, сделайте неприятную для вас работу! (1978).
  • Переход к тишине в центре шума (1979).
  • Справочник пастора (1980).
  • Ваше частное горе (1981).
  • Борьба за свободу (1983).
  • Контроль над стрессом (1985).

Напишите отзыв о статье "Оутс, Уэйн Эдвард"

Примечания

  1. [www.dpokatarsis.ru/lifestyle/trud.php Трудоголизм].

Отрывок, характеризующий Оутс, Уэйн Эдвард

– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.