Оуайн Глиндур

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Оуэн Глендур»)
Перейти к: навигация, поиск
Оуайн ап Грифид
валл. Owain ap Gruffydd<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Титулярный Принц Поуис-Вадога
1400 — 1416
Предшественник: Грифид ап Грифид
Преемник: титул ликвидирован
Титулярный Принц Уэльса
1400 — 1416
Предшественник: Оуайн Лаугох ап Томас
Преемник: титул ликвидирован
 
Рождение: 1355(1355)
Смерть: 1416(1416)
Отец: Грифид ап Грифид
Мать: Элен ферх Томас
Супруга: Маргарет ферх Давид Ханмер

О́уайн Гленду́р (Оуэн Глендур, Оуэн Глендоуэр; валл. Owain Glyndŵr ['ouain glɨn'dur], иногда англ. Owen Glendower, 1349 или 1359 — ок. 1416), коронованный как Оуайн IV Уэльский, был последним валлийцем, носившим титул принца Уэльского. По линии отца Грифид ап Грифида Глиндур был потомком правителей древневаллийского королевства Повис, а по линии матери — Элен ферх Томас — потомком королей Дехейбарта. Он был инициатором ожесточенного и длительного, но в итоге неудачного восстания против английского господства в Уэльсе[1]. 16 сентября 1400 года Глиндур поднял всенародное валлийское восстание против короля Англии Генриха IV. Так как на континенте в это время шла Столетняя война, Оуайн пользовался поддержкой французского короля. Успешное на первых порах, восстание было подавлено. В последний раз Глендур был замечен в 1412 году. Его так и не смогли поймать. Согласно легенде, подобно королю Артуру, он спит под холмом, чтобы вернуться в час испытаний. Его последние годы жизни доселе остаются загадкой.

Глендур оставил заметный след в народной культуре как Уэльса, так и Англии. Шекспир описал его в пьесе «Генрих IV» как дикого и странного человека, обуреваемого эмоциями и влекомого магией. В народной памяти Уэльса личность Глендура приобрела черты национального героя, наравне с королём Артуром. В конце XIX века движение Cymru Fydd объявило его отцом валлийской нации. В 2000 году по всему Уэльсу были проведены празднования в честь 600-летней годовщины поднятого им восстания. Оуайн занял 23-е место по опросу на конкурсе 100 величайших британцев, в 2002 году, а также занял 2-е место в результате голосования конкурса 100 валлийских героев в 2003-2004 годах.





Биография

Детство и юность

Глиндур родился, по разным сведениям, либо около 1349 года, либо около 1355 года, либо около 1359 года, в зажиточной помещичьей семье валлийских дворян, земли которой находились на территории Валлийской марки (граница между Уэльсом и Англией) в северо-восточном Уэльсе. Лорды Валлийской марки были Нормандского происхождения и имели важные посты на территории марки. Отец Оуайна, Грифид ап Грифид, наследственный тивисог Поуис Вадога и Лорд Глиндифрдуи, умер около 1369 года, когда Оуайн, возможно, был ещё несовершеннолетним. Оуайн, вероятно, имел старшего брата — Мадога — который, возможно, умер в детстве.

Молодой Оуайн рос рядом с домом Дэвида Ханмера и вскоре начал заниматься изучением английского права — для того, чтобы стать адвокатом. Этому способствовали Дэвид и Ричард Фицалан, граф Арундел. Оуайн, как полагают, был отправлен в Лондон для поступления в Судебные инны. Вероятно, он изучал право в качестве ученика, в течение семи лет. Возможно, он был в Лондоне во время крестьянского восстания Уота Тайлера в 1381 году. В 1383 Оуайн вернулся в Уэльс, где женился на дочери Дэвида Ханмера, Маргарет. Он стал владетелем Глиндифрдуи.

Глиндур поступил на военную службу к английскому королю в 1384 году, когда он был принят на гарнизонную службу под командованием сэра Грегори, известного под именем «Валлиец» Сайс или Сэр Дигори Сайс, на английско-шотландской границе рядом с Берик-апон-Туид. В августе 1385 года Оуайн служил королю Ричарду под командованием Джона Гонта — и снова на границе с Шотландией. 3 сентября 1386 года он был вызван для дачи показаний в судебном разбирательстве Скропе п. Гросвенор в Честере. В марте 1387 года Оуайн находился на юго-востоке Англии, где служил под началом того самого Ричарда Фицалана, адмирала флота, который был побеждён в морском сражении с франко-испано-фламандским флотом у берегов графства Кент. После смерти тестя, сэра Дэвида Ханмера, в конце 1387 года Глиндур вернулся в Уэльс в качестве исполнителя своего имущества. Он, возможно, служил оруженосцем у Генриха Болингброка (который впоследствии станет королём Англии Генрихом IV), сына Джона Гонта, во время битвы у Рэдкотского моста в декабре 1387. Таким образом, участвуя в разных горячих точках, Оуайн получил опыт в военном деле.

Король Ричард был отвлечён в нарастающем конфликте с Лордами Апеллянтами того времени. В 1390 году умер Грегори Сайс, а в 1397 году умер и граф Арундел. Бард Йоло Рыжий посетил Оуайна в его владениях и написал несколько од об Оуайне, прославляя его щедрость.

Братья и сёстры

Оуайн Глиндур имел следующих братьев и сестер:[3]

  • Мадог, умер в детстве
  • Теудр, Лорд Гвидделверн, родился около 1362 года, умер 11 марта 1405 года в Брекнокширской битве.
  • Грифид, имел дочь Еву
  • Лори, вышла замуж за Роберта Пулестона из Эмрала
  • Изабель, замужем за Адамом ап Йорвертом.
  • Морфудд, первый муж сэр Ричард Крофт, второй муж Давид ап Эднивед
  • Гвенллиан

Восстание

Причина

Желая укрепить свою власть и сломить мощь могущественных магнатов, угрожавших трону, король Ричард II начал систематическое укрепление своей власти, которое затронуло и земли западного Уэльса. Уэльс находился в управлении сложной и запутанной системы полуавтономных феодальных государств, епископств, графств и земель, находившихся в непосредственном владении короля. Недовольные королём были уничтожены, а их земли были отобраны и частично розданы сторонникам короля. Валлийцы из самых широких слоёв населения получили посты и должности в новых королевских землях, что открывало перед ними большие жизненные перспективы. Напротив, английские магнаты были обеспокоены ростом королевской власти. Позже, в связи с арестом и таинственной смертью короля Ричарда II, валлийцы, потерявшие прежнюю опору в его лице, выступили против этого переворота. 10 января 1400 года произошли серьёзные волнения в пограничном городе Честере, бывшие следствием казни преданного Ричарду II капитана английских лучников. На валлийской границе начались волнения.

Восстание спровоцировал длительный территориальный спор между валлийским рыцарем Оуайном Глиндуром и бароном Реджинальдом де Греем, известным своей дурной репутацией среди валлийского населения. В 1399 году сторонник и друг короля Ричарда — Глиндур — с его помощью выиграл спор; однако после смерти короля всё изменилось, и сторонник нового короля барон Реджинальд де Грей одержал верх. Более того, де Грей преднамеренно не стал присылать Глиндуру приказ о сборе феодального ополчения для очередной военной кампании, что послужило для короля поводом обвинить Глиндура в измене. Он был лишён своих владений, а барону де Грею было приказано расправиться с «бунтовщиком». Оуайну Глиндуру не оставалось ничего другого, кроме как сопротивляться.[4][5]

Первые годы

16 сентября 1400 года Оуайн начал действовать и был провозглашён принцем Уэльсским при небольшой группе его последователей, включая его старшего сына, его братьев и декана Санкт-Асафа. Само по себе это действие выглядело как революционное заявление. Сторонники Оуайна быстро распространились в северо-восточной части Уэльса. К 19 сентябрю крепость де Грея подверглась нападению и была почти разрушена. Денбиг, Рудлан, Флинт, Хаварден и Холт также подверглись атаке восставших и вскоре быстро были захвачены. 22 сентября Освестри так сильно пострадал от налёта Оуайна, что его пришлось после этого перестраивать. 24 сентября Оуайн двинулся на юг и атаковал замки в Поуисе, в том числе и Уэлшпуль. Одновременно и Тюдоры из Англси начали партизанскую войну против англичан. Тюдоры были известной семьёй в Англси и были тесно связаны с королём Ричардом II. Гвилим ап Тудор и Рис ап Тудор были капитанами валлийских лучников в кампании Ричарда II в Ирландии. Они быстро присягнули на верность своему двоюродному брату, Оуайну Глиндуру.

Король Генрих IV двигался на север против Шотландии, но, узнав о начинающемся восстании, быстро повернул армию и к 26 сентября был в Шрусбери и был готов для вторжения в Уэльс. Молниеносно Генрих повёл своё войско по Северному Уэльсу. В это время он постоянно подвергался преследованиям и нападениям, при плохой погоде, со стороны валлийских партизан. 15 октября он вернулся в Шрусберский замок с поредевшим войском.

В 1401 году восстание начало распространяться по всему Уэльсу. Вся северная и центральная части Уэльса стали поддерживать Оуайна. Несколько атак было совершенно на английские города, замки и поместья по всему Северу. Даже с юга из Брекона и из Гвента стали приходить отчёты о бандитизме и беззакониях со стороны группировок, называющих себя Детьми Оуайна. Король Генрих назначил Генриха Перси — знаменитого «Хотспура», легендарного воина и могущественного графа Нортумберленда — наказать восставших. Хотспур издал амнистию в Марке, согласно которой, в случае прекращения восстания, все будут помилованы, за исключением Оуайна и его двоюродных братьев, Риса и Гвилима. Братья Тюдоры решили захватить замок Конуи. Гарнизон замка составлял всего лишь пятнадцать мечников и шестьдесят стрелков, но имели достаточные запасы продовольствия, а также прекрасное положение — окружение морем, но, в любом случае, Тюдоров было всего сорок человек. Им понадобился хитроумный план. В Страстную пятницу, которая совпала с 1 апреля — Днем всех дураков — все, кроме пяти человек из отряда, по словам Адама из Уска, автора хроники, «притворно пришли в замок в качестве рабочих плотников на своё привычное место работы. Оказавшись внутри, валлийские плотники напали на двух охранников и открыли ворота — и, таким образом, обеспечили вход для повстанцев». Хотя Генри Хотспур прибыл из Денбига со 120 мечниками и 300 лучниками, он знал, что потребуется гораздо больше, чтобы вернуть замок, и вынужден был вести переговоры с Тюдорами. В результате переговоров Тюдоры также получили амнистию.

В середине июня 1401 года войска Оуайна Глиндура встретились с англичанами в Пумплоне, где и произошла битва. Оуайн и его армия из четырёхсот человек расположились в нижней части долины Хиддген, в то время как им противостояли тысяча пятьсот англичан и фламандцев, настроенных против них. В той битве Оуайн сплотил свою армию, и они нанесли сокрушительный удар, убив 200 человек и взяв в плен многих из уцелевших. Ситуация была достаточно сложной и серьёзной для короля, и он начал собирать новую карательную экспедицию. На этот раз он напал через центральный Уэльс. Из Шрусбери и Херефордского замка силы Генриха IV проехали по Поуису к аббатству Страта Флорида. Цистерцианцы были известны симпатиями по отношению к Оуайну, и Генрих явился к ним с целью напомнить им об их лояльности, для предотвращения восстания и его распространения дальше на юг. После многих дней непогоды и постоянных нападений со стороны сил Оуайна, Генрих достиг аббатства. Король был не в настроении быть милосердным. После двухдневного штурма его армия частично разрушила монастырь и казнила монахов, которых подозревали в союзнических отношениях с Оуайном Глиндуром. Оуайн не собирался биться в открытую с большой королевской армией и предпочёл партизанские действия. Армия Генриха была вынуждена отступить — как и полгода назад. Солдаты насквозь промокли в результате долгих дождей. Они спали в своих доспехах, а Генрих и вовсе чуть не погиб, когда его палатка была смыта. Мокрые, голодные и унылые, англичане вернулись в замок Херефорд, так ничего и не добившись. Год закончился битвой при Тутилле 2 ноября, во время неудачной осады Оуайном замка Карнарвон.

Англичане видели, что усиление восстания неизбежно привлекает многих недовольных, сторонников свергнутого короля Ричарда II. Генрих IV был обеспокоен по поводу возможного недовольства в Чешире и ещё в большей степени взволнован новостями из Северного Уэльса. Хотспур жаловался, что он не получает достаточной поддержки со стороны короля и что репрессивная политика Генриха только усиливает восстание. Он утверждал, что переговоры и компромисс могут убедить Оуайна закончить восстание. На самом деле, ещё в 1401 году Хотспур, возможно, вёл тайные переговоры с Оуайном и с другими руководителями восстания, чтобы попытаться договориться об урегулировании происходящего. Ланкастеры нанесли ответный удар по валлийскому законодательству, с целью создания английского господства в Уэльсе. Прежние законы были кодифицированными на общей практике и действовали на территории Уэльса и на территории Валлийской Марки на протяжении многих лет. В новом законе всем валлийцам запрещалось покупать землю в Англии, занимать любые государственные должности в Уэльсе, запрещалось носить оружие даже с целью защиты домов, валлийский ребёнок не должен был получать образование, ни один англичанин не мог быть осужден по иску от валлийца, валлийцы должны были быть строго оштрафованы, если они женятся на англичанках или если англичанин женится на валлийке, все публичные собрания отныне запрещались. Эти законы были задействованы с целью предотвращения вхождения валлийцев в состав восставших.

В январе 1402 года «старый добрый друг» Оуайна — Реджинальд де Грей — попал в засаду, устроенную Оуайном в Рутине. Оуайн держал де Грея в течение года и получил за него, от Генриха IV, выкуп в размере 10000 марок. После этого Реджинальд остался в долгу перед королём, причём де Грей поклялся Глиндуру, что больше не пойдёт против него мечом. В июне 1402 года войска Оуайна встретилось с английскими войсками под руководством сэра Эдмунда Мортимера, в Брин Глас, что в центральном Уэльсе. Армия Мортимера была разбита, а сам он попал в плен. Мортимер сообщил, что повсюду убивают английских солдат в отместку за их насилия над валлийскими женщинами. Глиндур предложил выпустить Мортимера за большой выкуп, но Генрих IV отказался. Эдмунд Мортимер имел больше прав на престол, чем сам Генрих, поэтому король Англии предпочёл не выкупать родственника. В ответ на это сэр Эдмунд заключил союз с Оуайном и женился на одной из его дочерей, Катрин.

Возможно также, что Оуайн добился союза в 1402 году с Францией, так как упоминается помощь ему со стороны франко-бретонских войск. Франция решила использовать Уэльс, также как и Шотландию, в качестве тыльного союзника в войне против Англии. Французские каперы начали нападать на английские корабли в Ирландском море и стали поставлять оружие валлийцам. Французские и бретонские пираты также активно участвовали в нападениях Оуайна на англичан.

Союз с Францией и Трехстороннее соглашение

Оуайн пытался найти, помимо Франции, ещё других союзников. Хотя переговоры с Шотландией и Ирландцами не увенчались успехом, Оуайн в основным надеялся на помощь все тех же бретонцов и Франции. Оуайн поторопился отправить Грифида Юного и Джона Ханмера во Францию, для переговоров с королём о помощи в войне против Англии. Результат переговоров сторон оказался положительным, французы пообещали помочь. Вскоре, объединенные силы валлийцев и франко-бретонцев атаковали и осадили замок Кидвелли. Затем валлийцам решили помочь шотландцы. Шотландские и французские каперы действовали вокруг Уэльса. Шотландские суда совершили налет на английские поселения, находящихся, на полуострове Ллейн в 1400 году и 1401 году. В 1403 году Бретонская эскадра разгромила англичан в Ла-Манше, а затем опустошила Джерси, Гернси и Плимут, в то время как французы совершили высадку на острове Уайт. В 1404 они совершили набеги на побережье Англии, с валлийскими войсками на борту, подожгли Дартмут и разрушительно прошлись по Девону.

1403 год стал значимым, год, когда восстание стало поистине национальным в Уэльсе. Оуайн ударил по направлению запад — юг. Одна деревня за другой присоединялись на сторону Глиндура. Английские поместья и замки пали под натиском Оуайна, а их жители сдались. Наконец, Кармартен, одна из главных точек Англии на территории юго-западного Уэльса, был осажден и захвачен Оуайном. Оуайн затем развернулся и атаковал Гламорган. Замок Абергавенни подвергся нападению и осаде, в результате часть стены была сожжена. Оуайн двинулся дальше на юг, вниз по долине реки Аск к побережью, сжигая Уск и захватывая Замок Кардифф и Замок Ньюпорт. Королевские чиновники сообщают, что все валлийские студенты, учащиеся в Оксфордском университете, покинули место учёбы и уехали в Уэльс, чтобы присоединиться к восстанию. Точно также, другие валлийские работники и ремесленники, покинули своих английских работодателей и в массовом порядке, также присоединились к Оуайну Глиндуру. Оуайн также мог положиться на опытные войска из Английской армии, находящихся в военной кампании во Франции и в Шотландии. Сотни валлийских лучников и опытные люди по оружию оставили английскую службу, чтобы присоединиться к восстанию.

На севере Уэльса, сторонники Оуайна в союзе с Бретонскими войсками осадили и захватили замок Каэрнарвон. В ответ на это, Генри Монмутский (сын Генриха IV и будущий король Англии — Генрих V) напал и сжёг дома Оуайна в его имениях, Глиндифрдуи и Сичарт. Генри Хотспур перешёл на сторону Оуайна и поднял знамя восстания в графстве Чешир, который был оплотом поддержки короля Ричарда II, и призвал поддержать право своего двоюродного брата Генриха на престол. 16 июля Генри Монмутский повернул на север, чтобы встретиться с восставшими, возглавляемыми Хотспуром. 21 июля Генри приехал в Шрусбери. Войска Хотспура также подошли к городу и между ними начался бой, который продолжался весь день, в результате чего, Генри был тяжело ранен стрелой в лицо, но его армия продолжала сражаться до конца. Когда во время битвы пошел слух о том что Хотспур упал на землю, сопротивление повстанцев начала давать сбои и люди стали убегать. К концу дня, Хотспур уже был мертв, и его бунт так и закончился. Более 300 рыцарей погибло до 20000 человек были убиты или ранены.

В 1404 году, Оуайн захватил замки Харлех и Аберистуит. Стремясь продемонстрировать свою серьезность, как правитель, он провел суд в Харлехе и назначил хитрого и блестящего Гриффидда Молодого его канцлером. Вскоре после этого он созвал свой первый парламент в Мачинллете (или более правильно Кинуллиад, или «сбор»[6]), куда прибыли многие знатные валлийцы, где Оуайн был коронован принцем Уэльским и объявил о своей национальной программе. Он заявил, что видит Уэльс как независимое государство с валлийским парламентом и с отдельной Валлийской церковью. В Уэльсе будут два национальных университета (один на юге и один на севере), а также все вернуться к традиционным законам Хивела Доброго. Английское сопротивление было сокращено до нескольких изолированных замков, стены городов и укрепленных усадьб.

Оуайн продемонстрировал свой новый статус на переговорах «Трехсторонней Эмиссии» с Эдмундом Мортимером и Томасом Перси Вустерским, который был дядей Генри Хотспура. Согласно Эмиссии, они трое согласились разделить Англию и Уэльс между собой. По Эмиссии, Уэльс будет распространяться далеко на восток, до реки Северн и Мерси, таким образом включая территории Чешира, Шропшира и Херефордшира. Эдмунд Мортимер должен был стать королём Южной Англии, а Томас Перси станет королём Северной Англии[7]. Большинство современных историков считали и считают эту эмиссию, как полет фантазии Оуайна, Эдмунда и Томаса. Однако, следует помнить, что на 1404 год у Оуайн не было проблем в войне против Англии. Местные английский общины в Шропшире, Херефордшире и Монтгомеришире перестали активно сопротивляться и теперь сами соглашались с повстанцами. Ходили слухи, что старые союзники Ричарда II посылали деньги и оружие для поддержки восстания валлийцев, цистерцианцев и францисканцев. Даже после смерти Генри Хотспура, его отец Генри Нортумберлендский возглавил продолжение восстания.

1405 год ознаменовался в Уэльсе, как «Французский год». В это время, во Франции, французские силы начали активно вытеснять англичан с Аквитании. В июле 1405 года франко-бретонские войска, численностью в 3 000 рыцарей и латников, во главе с Жаном де Рё, покинули Брест и высадились в Милфорд-Хейвене, что в западном Уэльсе. К сожалению, они не запасались достаточным количеством питьевой воды и по дороге их многие боевые кони умерли. С собой они привезли современные осадные оборудования. Их объединенные силы захватили город Хаверфордуэст, но не смогли захватить замок. Затем они двинулись дальше на восток и отвоевали Каэрмартен и осадили Тенби. Что произошло дальше, остается загадкой. Франко-валлийские силы продолжали двигаться строго на восток, пройдя через Гламорган и Гвент. Они прошли через Херефордшир и остановились в Вустершире. Они встретились с английской армией, к западу от Грейт Уитли, что всего в десяти милях от Вустера, во главе с Генрихом IV, который выстроил их на холме Абберли с видом на юг к армии Оуайна, которая располагалась у городища Вудбери Хилл, которое до сих пор, в некоторых местах, известна как холмы Оуайна. Войска заняли боевые позиции и ежедневно смотрели друг на друга, не принимая ни каких серьезных действий, в течение восьми дней. Битва так и не началась. Затем, по причинам, которые до сих пор не выяснены, обе стороны отступили. Стратегией Генриха, возможно, являлась тем, чтобы продлить стояние двух армий, таким образом, ослабить и запугать валлийскую армию. Валлийцы и французы вскоре отступили в Уэльс.

Уже около года французы и бретонцы действовали на территории Уэльса и Англии. Основная теория, почему обе стороны отказались от проведения битвы и отправились домой, заключается в следующем. Англичане находились на своей родной территории, которая была знакома им, и неизвестна для сил Оуайна. Генрих хотел, в скором времени, окружить армию валлийцев, лишив их пропитания и припасов. Это ослабило решимость валлийцев для продолжении борьбы, так как они находились глубоко на территории своего противника. Это отступление, возможно, в дальнейшем и повлияло на судьбу восстания.

Конец восстания

11 марта 1405 года восставшие, во главе с Тудором ап Грифидом потерпели поражение в битве при Гросмонте от англичан во главе которых стоял Генрих IV или Джон Тальбот. В той битве Тудор погиб. 5 мая 1405 года в битве при Пулл Мелин, что рядом с Аском, англичане во главе с Ричардом Греем и Дэвидом Хромым, разгромили полчища восставших во главе с Рисом Смуглым и Грифидом ап Оуайном. В той битве Рис погиб, а Грифид был взят в плен и отправлен в Тауэр. Король Англии решил жестоко наказать восставших, а пресечь само восстание решил путём запугивании. Адам из Аска говорит, что после битвы при Пулл Мелине, король Генрих захватил триста пленных и всех их обезглавил перед замком Аск. Джон ап Хивел, настоятель соседнего цистерцианского монастыря, что в Ллантарнаме, был убит в той битве, когда забирал погибших с поля боя. Английские войска высадились в Англси прибыв из Ирландии. В течение следующего года они постепенно подавили восстание на этом острове, а также в Гвинеде.

К 1406 году большинство французских войск покинула территорию Англии и Уэльса, после того как Англия и Франция стали приближаться к подписанию мирного договора. В своем «Пеннальном письме», Оуайн, обещал Карлу VI, королю Франции, в случае победы над Англией, подчинение Валлийской церкви Авиньонским Папам, коим на тот момент был Бенедикт XIII. Это никак не повлияло на решение короля Франции.

Английский король взялся за новую стратегию, согласно с которой, вместо того, чтобы сосредоточиться на карательных экспедициях следовало бы устроить экономическую блокаду Уэльса. С помощью английских замков в Уэльсе ему удалось отрезать восставших от введения торговли и в поставке оружия и продовольствия. К 1407 году эта стратегия начинает приносить свои плоды. Один за другим Лорды начали сдаваться в плен. К середине лета, замок Оуайна в Аберистуите был осажден. Той же осенью замок был захвачен. В 1408 году в битве при Брэмэм Муре, Генрих Перси был разбит и убит войском под командованием Томаса де Рокеби, шерифа Йоркширского. В 1409 году на очереди стал замок Харлех. Оуайн послал своих людей во Францию для переговоров, но это не помогло. Грифид Юный был отправлен в Шотландию, чтобы попытаться уговорить их для начала военных действий против Англии, но те отказались. Харлех был захвачен. Эдмунд Мортимер погиб в одной из битв в 1409 году, а после его семья была схвачена и заключена в Тауэре, где уже сидел Грифид ап Оуайн.

Положение Оуайна, и восставших вообще, ухудшалось. В 1410 году Оуайн приготовил своих воинов для последнего рейда в глубь Шропшира. Несмотря на последние неудачные события, Оуайна ещё поддерживали многие валлийцы. Рейд был отбит, сами восставшие были разгромлены, многие взяты в плен, Оуайну удалось спастись. Рис Чёрный их Кардигана, один из самых верных командиров Оуайна, был схвачен и доставлен в Лондон для казни. В хронике того времени говорится, что Рис Чёрный был: «… протаскан по земле до Тайберна, где его и повесили, а его тело было четвертовано и отправлено в четыре части города, а голову установили на Лондонском мосту». В 1411 или в 1412 году Филипп Скудамор и Рис ап Тудор были схвачены и обезглавлены в Шрусбери и в Честере соответственно, а головы были поставлены на кол у въезда в город (без сомнения, для того чтобы запугать валлийцев). В 1412 году в тюрьме умер старший сын Оуайна — Грифид.

В 1412 году в Бреконе попал в засаду, подстроенную Оуайном, Дэвид Хромой, но затем он был выкуплен английским королём. Это были последние вспышки восстания. Это был последний раз, когда Оуайна видели живым его враги. Ещё в 1414 году ходили слухи, что в Херефордшире, лидер Лоллардов, сэр Джон Олдкасл общался с Оуайном, после чего подкрепления были направлены в основные замки на севере и юге Уэльса. В Сноудонии ещё продолжалось восстание. В 1413 году был пойман и казнен Гвилим ап Тудор.

Король Генрих IV умер в 1413 году и королём стал его сын Генрих V, который начал принимать более примирительное отношение к валлийцам. Королевское помилование было предложены основным руководителям восстания и другим противникам режима его отца. В символическом и благочестивом жесте, тело свергнутого короля Ричарда II было похоронено в Вестминстерском аббатстве. Сторонники Ричарда II переметнулись на сторону Генриха. Вскоре Хивел Коэтмор, брат Риса Смуглого, был прощен королём и перешел на английскую службу. В 1415 году Генрих V предложил помилование Оуайну, так как он уже готовился к войне против Франции. Существует доказательство того, что новый король Генрих V вел переговоры с сыном Оуайна, Маредидом, но тот отказался и остался на стороне отца. В 1415 году, в Тауэре, умерли Кэтрин, дочь Оуайна и жена Эдмунда Мортимера, и её дети. Существует ряд доказательств, в поэзии валлийского барда Ллауддена например, что несколько восставших продолжали сражаться даже после 1421 года, под руководством Филипа ап Риса, зятя Оуайна.

Валлийские хроники (Panton MS. 22). Последняя запись в отношении принца говорит:

1415 — Оуайн скрылся в Харвесте в день св. Матвея(21 сентября), а место его прибывания было неизвестным. Многие говорили, что он умер, другие же так не считали.

Оуайн Глиндур так и не был пойман Англичанами.

Последствия

В 1415 году Английские законы снова начали действовать в Уэльсе. Руководители восстания были либо мертвы, либо заключены в тюрьму, либо понесли огромные штрафы или были прощены путём получения королевского помилования. Восстание унесло большое количество жизни. Уэльс, который и так был беднейшим регионом в Англии, после подавления восстания ещё больше погряз в грязи и в нищете. Путешественники в своих докладах излагают о разрушенных замках, таких как замок Монтгомери, и монастырей, таких как аббатство Страта Флорида и Аббейкумхир. Торговля в таких крупных городах как Освестри, остановилась. Земли, которые ранее были плодородными в настоящее время представляли из себя пустыри.

Многие известные семьи обеднели. В 1411 году на Джона Ханмер были обрушены большие штрафы и налоги. Тюдоры уже не господствовали над островом Англси и северо-западной частью Уэльса, как это было до 1415 года. Брат Гвилим и Риса, погибших во время восстания, Маредид, переехал в Лондон, где у него родился сын Оуайн. Грозный Генрих Дун который совместно с французами и бретонцами осаждал замок Кидвелли, в 1415 году принял помилование. Каким-то образом он избегал налогов, не платя ни копейки. Другие не смогли вписаться в новый порядок. Неизвестное число сторонников Оуайна удалилось в изгнание. Генрих Белый — наследник владения в Лланстеффане — покинул Уэльс и стал служить королю Франции, Карлу VI, в частности участвовал в Битва при Азенкуре. Грифид Юный также удалился в ссылку. В 1415 году он находился в Париже. Он прожил ещё 20 лет и стал епископом Росс в Шотландии, а затем епископом Гиппона в Северной Африке. В 1421 году Маредид, один из сыновей Оуайна, принял помилование короля Англии.

Исчезновение и наследие

Ничего конкретного об Оуайне, после 1412 года, не известно. Несмотря на предложенное огромное вознаграждение, он так и никогда не был захвачен в плен и не был предан кем-либо. Предложенное королевское помилование Оуайн отверг. Предание гласит, что он умер и был похоронен, возможно, в церкви Коруэн, что недалеко от его дома, или, возможно, в своем имении в Сихарте или в имениях одного из мужей своих дочерей — в Кентчёрче, на юге Херефордшира или в Моннингтоне в западной части Херефордшира. Дочь Оуайна, Элис, тайно вышла замуж за сэра Джон Скудамора, который был назначен шерифом Херефордшира. Каким-то образом он пережил восстание и оставался на этом посту. Ходили слухи, что Оуайн наконец отступил в свои дома в Кентчёрче. В своей книге Загадка Джека Кента и судьба Оуайна Глиндура, Алекс Гиббон утверждает, что народный герой Джек Кент, также известный как Шон Кент — на самом деле и есть Оуайн Глиндур. Гиббон указывает на ряд сходств между Шоном Кентом и Глиндуром (включая внешний вид, возраст, образование и характер), и утверждает, что Оуайн провел свои последние годы, живя у Элис выдавая себя за старого францисканского монаха. Есть много сказок о Глиндуре, где он маскируется, чтобы получить преимущество над противником во время восстания.

Внуком Джона Скудамора был сэр Джон Донн из Кидвелли, успешный йорксистский придворный, дипломат и воин, который обеспечил себе хорошую жизнь, поддерживая Генриха VII. Родственниками семьи Донн были известные некоторые английские дворянские династии, в том числе Де Веры, которые были графами Оксфорда и семья Кавендиш, которые были герцогами Девоншира.

В 2006 году Эдриан Джонс, президент сообщества Оуайна Глиндура, сделал сенсационное заявление: «Четыре года назад мы посетили прямого потомка Глиндура (сэра Джона Скудамора), в Кентчёрче, у Абергавенни. Он отвёз нас к Моннингтон Страддел, в Херефордшир, где жила одна из дочерей Глиндура, Элис. (Он) сказал нам, что он (Глиндур) провел свои последние дни у дочери, там он и умер. Это была семейная тайна в течение 600 лет и даже мать сэра Джона, которая умерла незадолго до того, как мы посетили это место, отказывалась раскрыть эту тайну. Там есть холм, где он, как полагают, похоронен - на Моннингтон Страддел»[8].

Адам из Уска, который в одно время был сторонником Глиндура, сделал следующую запись в летописи под 1415 годом:После четырёх лет скрывания от Короля и Королевства, Оуайн Глиндур умер и был похоронен его последователями в темную ночь. Его могила была обнаружена его врагами, поэтому он должен был быть повторно похоронен, хотя и невозможно узнать, где он был похоронен.

Брак и дети

Оуайн был женат на Маргарет Ханмер, дочери сэра Дэвида Ханмера. У них были следующие дети:[9]

  • Грифид, родился около 1375 года, был взят в плен и заключен в Ноттингтонском замке, а затем доставлен в лондонский Тауэр в 1410 году. Он умер в тюрьме от чумы около 1412 года.
  • Мадог
  • Маредид, дата рождения неизвестна, был жив в 1421 году, когда он принял помилование.
  • Томас
  • Джон
  • Элис, замужем за сэра Джона Скудамора. Она была леди Глиндифрдуи и Кинллайт, а также наследницей трона Поуиса, Дехейбарта и Гвинеда.
  • Джейн, вышла замуж за лорда Грея де Рутина
  • Джанет, вышла замуж за сэра Джона де Крофта, владетеля замка Крофт, что в Херефордшире.
  • Маргарет, вышла замуж за сэра Ричарда Моннингтона из Моннигтона, что в Херефордшире.
  • Кэтрин, вышла замуж за Эдмунда Мортимера, сына 3-го графа Марч.

Также Оуайн имел несколько незаконнорожденных детей:

Родословная

 
 
 
Бледин ап Кинвин
ум.1075
 
 
 
Рис ап Теудур
ум. 1093
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Маредид ап Бледин
ум.1132
 
 
 
Грифид ап Рис
ум. 1137
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Мадог ап Маредид
ум.1160
 
 
 
Рис ап Грифид
(Yr Arglwydd Rhys)

ум. 1197
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Грифид Майлор
ум.1191
 
 
 
Грифид ап Рис
ум. 1201
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Мадог ап Грифид Майлор
ум.1236
 
 
 
Оуайн ап Грифид
ум. 1235
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Грифид ап Мадог
ум.1269
 
 
 
Маредид ап Оуайн
ум. 1265
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Грифид Младший I
ум. 1289
 
 
 
Оуайн ап Маредид
ум. 1275
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Мадог Крипл
c. 1275 - 1304
 
 
 
Лливелин ап Оуайн
ум. 1308
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Грифид ап Мадог II
 
 
 
Томас ап Лливелин
ум. 1343
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Грифид Младший II
ум. 1369
 
 
 
Элейн ферх Томас
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Оуайн Глиндур
c. 1359 - c. 1415


В художественной литературе

Так же, как и у Шекспира, Глиндур, был отмечен в ряде произведений художественной литературы и является персонажем нескольких исторических романов, в том числе:

Он также является персонажем Шекспира в произведении Генрих IV, часть 1 и был героем британского телевидения Джеймса Хилла UK TV в фильме Оуайн, принц Уэльский, вещание которого происходило в 1983 году, в первые дни, на канале 4/S4C.

Он также имеет небольшую роль в Рыцаре Слова, втором романе трилогии Word/Void, который служит у Леди в, произведении Терри Брукса. В книге, он является предком Джона Росса.

Он появился в качестве агента Света у Сьюзан Купер в книге Silver on the Tree, которая является одной из частей романа The Dark Is Rising Sequence.

Глиндур также появляется и в валлийской литературе, см. Э. Уин Джеймс, Glyndŵr a Gobaith y Genedl: Agweddau ar y Portread o Owain Glyndŵr yn Llenyddiaeth y Cyfnod Modern (English: Glyndower and the Hope of the Nation: Attitudes to the Portrait of Owen Glyndower in Modern Age Literature) (Аберистуит: Cymdeithas Llyfrau Ceredigion, 2007).

Шеф-повар принимает имя Глиндур в эпизоде «Лес Горгоны», сериала Jonathan Creek.

Его могилу разыскивают герои книги американской писательницы писательницы Мэгги Стивотер The Raven Boys.

В легенде

Согласно валлийским преданиям, Оуайн Глиндур, подобно Оуайну Краснорукому, спит в замке Кэйв, что в Гвенте, со своими воинами, чтобы однажды проснуться и вернуть Уэльсу независимость[10].

Напишите отзыв о статье "Оуайн Глиндур"

Примечания

  1. [www.bbc.co.uk/history/historic_figures/glyn_dwr_owain.shtml bbc.co.uk Owain Glyn Dwr (c.1354 — c.1416) Historic Figures]
  2. A European Armourial; Historic Heraldry of Britain; Heraldry, Sources, Symbols and Meanings; Military Modelling; Knights in Armour.
  3. Lloyd, J. [books.google.com/books?pg=PA197 The History of the Princes, the Lords Marcher, and the Ancient Nobility of Powys Fadog]. — London: T. Richards, 1881. — Vol. 1. — P. 197.
  4. Allday, D. Helen Insurrection in Wales The rebellion of the Welsh led by Owen Glyn Dwr(Glendower) against the English Crown in 1400 Lavenham Terence Dalton (1981) p51 ISBN 0-86138-001-0
  5. Skidmore, Ian Owain Glyndŵr, Prince of Wales Swansea Christopher Davies 1978 p24 ISBN 0-7154-0472-5
  6. Note that Cynulliad is also the word used in the Welsh language for the 1999-established National Assembly for Wales.
  7. Davies John. A History of Wales. — London: Penguin Books, 1994. — P. 195. — ISBN 0-14-01-4581-8.
  8. www.owain-glyndwr-soc.org.uk/achievements.htm#burial%20site
  9. Lloyd, J. [books.google.com/books?pg=PA199 The History of the Princes, the Lords Marcher, and the Ancient Nobility of Powys Fadog]. — London: T. Richards, 1881. — Vol. 1. — P. 199, 211–219.
  10. [www.wilsonsalmanac.com/seven_sleepers.html The legend of the Seven Sleepers]

Ссылки

  • [www.cymraeg.ru/hanescymru/pennod08.html Восстание Овайна Глиндура]
  • [www.owain-glyndwr-soc.org.uk/ The Owain Glyndŵr Society]
  • [www.webexcel.ndirect.co.uk/gwarnant/hanes/texts/textsadam.htm Two letters of Owain Glyndŵr, from Adam of Usk]
  • [www.bbc.co.uk/wales/history/sites/themes/figures/owain_glyndwr.shtml BBC Wales History — Profile of Owain Glyndŵr]
  • [news.bbc.co.uk/2/hi/uk_news/wales/4236802.stm «Glyndŵr flag flies at city castle» — BBC News 12 September 2005]
  • [news.bbc.co.uk/1/hi/wales/mid/3982755.stm «Glyndŵr’s burial mystery 'solved'» — BBC News]
  • [www.100welshheroes.com/en/biography/owainglyndwr Owain at 100 Welsh Heroes]
  • [www.medievalsoldier.org/SoM/December2007.php Medieval Soldier:Soldier of the Month December 2007]
  • [www.cefncaer.com Cefn Caer]

Литература

  • J.E. Lloyd, Owen Glendower, 1931 classic.
  • R. Rees Davies, The Revolt of Owain Glyn Dŵr (1995) Oxford University Press ISBN 0-19-285336-8
  • Geoffrey Hodge, Owain Glyn Dwr: The War of Independence in the Welsh Borders (1995) Logaston Press ISBN 1-873827-24-5
  • Burke’s Peerage & Baronetage, 106th Edition, Charles Mosley Editor-in-Chief, 1999. pp. 714, 1295
  • Jon Latimer, Deception in War, (2001), John Murray, pp. 12–13.

Отрывок, характеризующий Оуайн Глиндур

Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!