Оу Чулян

Оу Чулян
Общая информация
Родился	26 августа 1968(1968-08-26) (55 лет) Гуанчжоу, Гуандун, КНР
Гражданство	КНР
Информация о команде
Команда	Китай
Должность	ассистент главного тренера тренер вратарей
Карьера
Молодёжные клубы
	Молодёжная команда Гуандуна
Клубная карьера*
1988—1997	Гуандун Хунъюань	63 (0)
1998—1999	Шанхай Шэньхуа	45 (0)
2000—2003	Юньнань Хунта	102 (0)
2004	Чунцин Лифань	1 (0)
Национальная сборная**
1992—2002	Китай	75 (0)
Тренерская карьера
2005	Китай (до 23)	(асс.)
2006—2008	Шанхай Шэньхуа	(асс.)
2008—н.в.	Китай	(асс.)
2012	Хэнань Констракшн	(асс.)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Оу Чулян (кит. трад. 區楚良, упр. 区楚良, пиньинь: Oū Chǔliáng; 26 августа 1968,Гуанчжоу, Гуандун, КНР) — китайский футболист, вратарь. В настоящее время является ассистентом главного тренера сборной Китая. Известен в Китае по выступлениям за клубы «Гуандун Хунъюань», «Шанхай Шэньхуа» и «Юньнань Хунта», откуда вызывался в национальную сборную Китая, с которой принимал участие в финальной части чемпионата мира 2002 года.

Карьера игрока

Оу начинал тренироваться с молодёжной командой провинции Гуандун, а в 1988 году подписал контракт с клубом «Гуандун Хунъюань». Команда получила профессиональный статус и вошла в систему лиг китайского футбола, а в сезоне 1993 года завоевала серебряные медали. Однако в 1997 году «Гуандун» потерял место в элитном дивизионе, а игрок перед началом сезона 1998 года перешёл в клуб «Шанхай Шэньхуа». С командой Оу вновь стал серебряным призёром первенства, а также выиграл Кубок Китайской футбольной ассоциации. Вновь вышедшая в высший дивизион команда «Юньнань Хунта» хотела видеть игрока в своем составе, а Оу получил больше игровой практики, сыграв в 26 матчах сезона 2000 года и помог клубу избежать понижения в статусе. После нескольких сезонов в 2004 году Оу перешёл в «Чунцин Лифань», где и закончил карьеру игрока.

Международная карьера

Оу дебютировал за национальную сборную в матче против команды Канады 2 апреля 1992 года, которая закончилась поражением со счётом 5-2. Несмотря на поражение, Оу получил возможность показать себя в других товарищеских матчах, а в конечном итоге начал вызываться в сборную, с которой выступал на Кубке Азии 1992 года, где подменял Фу Юйбина. В итоге, Оу занял его место в основе сборной, а на Кубке Азии 1996 года в матче открытия против команды Узбекистана занял место в воротах национальной команды Китая. После разочаровывающей квалификации к Чемпионату мира 1998 года, Оу был заменён на Цзян Цзиня, который выступал на Кубке Азии 2000 года. После отбора на Чемпионат мира 2002 года Цзян Цзинь вновь остался первым номером команды, а Оу стал лишь вторым.

Карьера тренера

После завершения карьеры Оу поехал в Великобританию и Германию, где учился на тренерскую лицензию ФИФА. В 2005 году он вернулся в Китай, где ему был предложен пост тренера вратарей для молодёжной сборной Китая до 23 лет. С командой готовился к Летим Олимпийским играм 2008 года в Пекине. В команде он оставался недолго и принял приглашение стать тренером вратарей в «Шанхай Шэньхуа». К 2008 году он вновь вернулся в сборную, на этот раз в основную команду.

Достижения

Клубные

«Шанхай Шэньхуа» :

• Обладатель Кубка КФА : 1998

Ссылки

• [news.bbc.co.uk/sport3/worldcup2002/hi/team_pages/china/squad/newsid_1950000/1950602.stm Профиль игрока на сайте Чемпионата мира 2002]

Отрывок, характеризующий Оу Чулян

Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.