Офиакоморфы

Офиакоморфы (лат. Ophiacomorpha) — предложенное М. Ф. Ивахненко название для подкласса вымерших синапсид, ранее относимых к пеликозаврам. Характеризуются особенностями строения височного окна (оно ограничено квадратноскуловой, скуловой и чешуйчатой костями) и аддукторной полости (её медиальная стенка сформирована пластиной палатоквадратума). Это отличает данную группу от истинных «пеликозавров» — сфенакодонтов и эдафозавров. Кроме того, офиакоморфы не обладают периангулярной полостью (и, соответственно, ангулярным лепестком) на угловой кости нижней челюсти. Таким образом, наличие синапсидного окна не является достаточным основанием для включения всех «синапсид» в единую группу. М. Ф. Ивахненко отмечает удивительное сходство в строении офиакоморфов и примитивных архозавров. Это может указывать на отдаленное родство двух групп.

Согласно М. Ф. Ивахненко, офиакоморфы включают в себя:

• Отряд Ophiacodontia — офиакодонты
  • Надсемейство Varanopoidea с семействами Varanopidae (варанопсеиды) и Watongiidae
  • Надсемейство Ophiacodontoidea (собственно офиакодонты) с единственным семейством
• Отряд Caseasauria
  • Семейство Eothyridae — эотириды
  • Семейство Caseidae — казеиды

Интересно, что офиакоморфы сосуществовали в Северной Америке с настоящими пеликозаврами, а в конце пермской эпохи полностью заместили их на этом континенте (казеиды и варанопсеиды доминировали в последних из известных североамериканских пермских фаун).

Офиакоморфы как особая группа признаются далеко не всеми исследователями и этот вопрос требует дальнейшего изучения.

Литература

• Ископаемые рептилии и птицы, ч. 1. // под ред. М. Ф. Ивахненко и Е. Н. Курочкина. — М.: Геос., 2008. — С. 95—104.

Ссылки

• macroevolution.narod.ru/28ivakhnenko.pdf

Отрывок, характеризующий Офиакоморфы

– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.