Офицерская воздухоплавательная школа

Офицерская воздухоплавательная школа ОВШ
Годы существования	1910 — 1 апреля 1918 года
Страна	Российская империя Российская империя
Подчинение	начальнику
Входит в	Полевое управление авиации и воздухоплавания
Тип	военное учебное заведение
Включает в себя	см. состав
Функция	подготовка аэронавтов (лётчиков) офицеров воздухоплавательных частей
Дислокация	Гатчина
Командиры
Известные командиры	генерал-майор А. М. Кованько

Офицерская воздухоплавательная школа (ОВШ) — военно-учебное заведение русской императорской армии, для подготовки аэронавтов (лётчиков) офицеров воздухоплавательных частей.

История

Сформирована в 1910 году на базе Учебного воздухоплавательного парка, располагавшегося на Волковом поле на южной окраине Санкт-Петербурга. С мая 1911 года авиационный отдел Школы дислоцировался в Гатчине. Начальник школы — генерал-майор А. М. Кованько.

Первоначально, Офицерская воздухоплавательная школа создавалась как школа воздухоплавания. Начальник школы — А. М. Кованько, был энтузиастом воздухоплавания, долгое время не признавал перспективы развития летательных аппаратов тяжелее воздуха.. Позицию А. М. Кованько разделял и великий князь Петр Николаевич, августейший шеф Военно-инженерного управления русской армии.

Всеми вопросами воздушного флота ведало тогда Военно-инженерное управление русской армии, а его «августейший шеф», великий князь Петр Николаевич, публично заявлял: «В аэропланы я не верю, будущее не им принадлежит».

— Бурче Е.Ф. "Петр Николаевич Нестеров".

В то время было и другое мнение царственных особ:

Воздушный флот России должен быть сильнее воздушных флотов наших соседей. Это следует помнить каждому, кому дорога военная мощь нашей Родины.

— Великий князь Александр Михайлович, «К русскому народу», журнал «Тяжелее воздуха», 1912 год, № 6.

Однако, бурное развитие авиации вносило коррективы в первоначальные планы. Осенью 1908 года офицеры Школы, парк-капитаны Н. И. Утешев и С. А. Немченко были командированы во Францию для изучения вопросов применения авиации в армии. 20 декабря 1908 года по инициативе А. М. Кованько были выделены средства на постройку пяти аэропланов в мастерских парка. А к осени 1909 года парк получил разрешение от Министерства императорского двора на устройство на военном поле под Гатчиной аэродрома для испытаний и полётов аэропланов. Рядом с аэродромом, у деревни Сализи, по плану военного ведомства оборудовался учебный полигон воздухоплавательного парка. В апреле 1910 года А. М. Кованько назначил офицера парка Г. Г. Горшкова заведующим Гатчинским аэродромом и выделил в его распряжение команду солдат, которая сразу приступила к подготовке летного поля. Кроме ангаров на 10 — 12 самолётов, на окраине аэродрома вырос небольшой городок с мастерскими, бензохранилищем, импровизированной метеостанцией, служебными помещениями. Официально аэродром был открыт 26 марта 1911 года, и возглавил его штабс-капитан Г. Г. Горшков. На лётном поле деревни Сализи были возведены причальная мачта и эллинг для дирижаблей.

Великий князь Александр Михайлович обратил внимание на возможное в будущем серьёзное значение авиации в военном деле. По инициативе Великого князя, в марте 1910 года, в составе Особого комитета по восстановлению морского флота был создан Отдел воздушного флота. Перед Отделом была поставлена задача — скорейшего создания воздушного флота, путём

а) обучения офицеров армии и флота, а также, если средства позволят, других лиц искусству летать на приборах тяжелее воздуха;
б) создания запаса самолётов с полным снабжением и оборудованием, в полной готовности для снабжения ими, согласно правилам военного и морского министерств, авиационных отрядов.

— Пилоты Его Величества / Сост. Грибанов С. В. — М.: Центрполиграф, 2007. — 382 с.

.

Смена приоритетов происходила и в военном ведомстве, аэростатика уступала место авиации. В сентябре 1910 года, после посещения Всероссийского праздника воздухоплавания, военный министр генерал от кавалерии В. А. Сухомлинов писал в Приказе по Военному ведомству:

"Посетив Всероссийский праздник воздухоплавания, устроенный Императорским Всероссийским аэроклубом осенью сего года, я убедился, что все чины воздухоплавательных частей, на коих была возложена обязанность подготовиться к полётам на аэропланах различных систем, отлично выполнили данные им поручения и обнаружили во время полётов большое искусство в управлении ими, лихость и отвагу.

Вместе с тем с большим успехом провели свою лётную практику и наши управляемые аэростаты, столь же блестяще принявшие участие, наряду с военными аэропланами, на Всероссийском празднике воздухоплавания.
От лица службы благодарю: начальника офицерской воздухоплавательной школы генерал-майора Кованько, офицеров означенной школы: подполковника Ульянина, поручиков Руднева, Горшкова, Матыевича-Мацеевича и состоящих при них мотористов нижних чинов, а также командиров управляемых аэростатов: полковника Нат, подполковника Ковалевского, капитанов Немченко и Голубова, штабс-капитанов Шабского и Таранова-Белозерова, поручика Нижевского, помощников командиров аэростатов, механиков и всех чинов, принимавших участие в подготовительных работах к полётам, в самое короткое время достигнувших столь блестящих результатов, что я отношу к их энергии, настойчивости и любви к делу.
Примерная служба названных чинов даёт мне уверенность, что в самом ближайшем будущем военное воздухоплавание станет в нашей армии на подобающей высоте.

Подписал: военный министр генерал от кавалерии Сухомлинов.

— Приказ по Военному ведомству.

В 1911 году в Офицерской Воздухоплавательной школе был создан временный авиационный отдел, начальником отдела был назначен подполковник С. А. Ульянин. В 1911 году к авиационному отделу для подготовки в качестве наблюдателей с аэропланов были прикомандированы 10 офицеров переменного состава и 6 офицеров Генерального штаба. Всего в 1911 году в отделе было обучено полётам 10 офицеров, подготовлено наблюдателей из офицеров Генерального штаба 6 человек, ознакомлено с авиационным делом и получили практику полётов 32 офицера переменного состава Офицерской воздухоплавательной школы. Кроме этого обучено ремонту аэропланов — 10 солдат, сборке и регулировке аппаратов — 21 солдат, подготовлено 15 мотористов.

В сентябре 1912 года, временный отдел был преобразован в постоянный авиационный отдел в Гатчине. Задача отдела состояла в подготовке офицеров и нижних чинов к службе в авиационных отрядах воздухоплавательных рот и производства опытов и проверок на практике пригодности для военных целей новых летательных аппаратов.

Офицеры воздухоплавательной школы занимались конструкторской деятельностью, их изобретения внесли большой вклад в развитие отечественной авиации. С. А. Ульянин состоял Действительным членом Императорского Русского Технического Общества (ИРТО), занимался проблемами аэрофотосъёмки, в 1908 году он получил патент на изобретение фотографического аппарата для автоматической записи фотограмметрических данных (аппарат использовался до 1920-х годов). В 1915 году он получил патент на принцип дистанционного управления транспортными средствами, а в 1915 году он получил патент на изобретение гироскопа. На Гатчинском аэродроме проводились многие опыты использования авиации в военных манёврах и научных целях. Здесь проводились и первые в России опыты по использованию в авиации беспроволочной связи.

В 1912 году, в лагере Офицерской воздухоплавательной школы в Салюзи (Котельниково) был испытан созданный Г. Е. Котельниковым принципиально новый парашют РК-1.
Продолжались в школе и эксперименты по боевому применению дирижаблей. С 15 августа 1912 года Офицерская воздухоплавательная школа провела опыты стрельбы с дирижаблей «Лебедь», «Ястреб», «Альбатрос». Стрельба из ружья-пулемёта «Мадсен» по наземным целям с высоты 600 метров дала неплохие результаты попадания.

19 июля 1914 года, на базе авиационного отдела Офицерской воздухоплавательной школы, была образована Гатчинская военно-авиационная школа. С. А. Ульянин был назначен начальником школы. В 1914 — 1915 годах в школе обучались 175 лётчиков-офицеров, 57 лётчиков-солдат, 20 офицеров-добровольцев.

1 апреля 1918 года Гатчинская школа получила название «Социалистическая авиашкола рабоче-крестьянского красного воздушного флота». В ней велась подготовка лётчиков разведывательной авиации. В связи с угрозой немецкого наступления на Петроград, было принято решение об эвакуации школы в Самару. Эвакуации подлежали триста самолётов, большое количество запасных частей и моторов, обширное складское хозяйство, ангарное имущество, авиационные мастерские. Первые поезда были отправлены в феврале. До Самары поезда с имуществом Гатчинской школы не дошли, так как Самара была захвачена белочехами. Отправленные позже 10 поездов с самолётами и оборудованием были направлены в Егорьевск под Москву. В Егорьевске школа просуществовала до 1924 года, а затем была перевезена в Ленинград.

Состав

• Воздухоплавательный батальон
• Опытная станция
• Испытательная станция
• Центральный склад воздухоплавательного имущества
• Временный авиационный отдел (с 19 июля 1914 года Гатчинская военно-авиационная школа)
• Гатчинский аэродром
• Корпусной аэродром

В 1912 году при ней открыт солдатский класс — по его окончании солдаты получали звание лётчика, но к экзаменам на диплом военного лётчика не допускались. Число слушателей (переменный состав) — 30 человек, ещё 8 человек допускались к занятиям за особую плату.

При школе имелись мастерские, физ., метеологич. и фотокабинеты, эллинги на Волковом поле в Петрограде, два аэродрома в Гатчине.

Школе принадлежала церковь Св. Пророка Илии, освященная в апреле 1899 года и ставшая первым храмом русских авиаторов.

После октябрьской революции (переворота) 1917 года и прихода к власти большевиков, 1 апреля 1918 года школа получила название: Социалистическая авиашкола лётчиков Красного Воздушного Флота и готовила военных пилотов. 29 сентября 1918 года школа была переведена в Зарайск (частично, в Егорьевск) Московской губернии и получила новое наименование: 1-я Московская школа военных лётчиков Красного Воздушного Флота. В марте 1922 года 1-я Московская школа военных лётчиков была переведена в пос. Кача (Крым) и стала основой для создания Качинского высшего военного авиационного училища лётчиков.

Выпуск

В 1911 году авиационным отделом обучено полётам 10 офицеров, подготовлено наблюдателей из офицеров Генерального штаба 6 человек, ознакомлено с авиационным делом и получили практику полётов 32 офицера переменного состава Офицерской воздухоплавательной школы. Кроме этого обучено ремонту аэропланов — 10 солдат, сборке и регулировке аппаратов — 21 солдат, подготовлено 15 мотористов.

Всего, за период 1910 — 1916 годов авиационным отделом Офицерской воздухоплавательной школы (после 1914 года, Гатчинской военно-авиационной школой) было подготовлено 342 лётчика (269 офицеров и 73 нижних чинов). В 1917 году после февральской революции занятия в школе продолжались, но с перерывами в снабжении самолётами, моторами, запчастями и ГСМ. Последним выпуском школы был 14-й набор; 15-й и 16-й наборы школу уже не закончили.

Знаменитые выпускники

• А. Я. Абакуменко
• М. С. Бабушкин
• Т. С. Боровой
• А. Н. Вегенер
• А. А. Казаков
• К. А. Калинин
• Н. И. Корицкий
• Б. В. Матыевич-Мацеевич
• Я. И. Нагурский
• П. Н. Нестеров
• С. К. Модрах
• и другие.

Нагрудный знак

По окончании ОВШ выпускникам-офицерам вручался нагрудный офицерский знак:

• Военный лётчик. Учреждён 13 ноября 1913 года. Представлял собой серебряный оксидированный венок из дубовых и лавровых листьев с двумя скрещенными мечами на нём. На мечи наложены крылья и щит под императорской короной. На щите государственный герб. Высота знака 32 мм, ширина 45 мм. Знак носился на левой стороне груди на мундире, вицмундире, сюртуке, кителе по середине расстояния от талии до воротника. Право на ношение знака имели офицеры успешно окончившие теоретический и практический курс авиационного отдела офицерской воздухоплаватльной школы или офицерской школы авиации отдела воздушного флота.

• Военный лётчик-наблюдатель. Учреждён 21 марта 1916 года. Представлял собой серебряный оксидированный венок из дубовых и лавровых листьев с двумя скрещенными мечами на нём, рукоятки мечей золотые. На мечи наложены серебряные оксидированные крылья, подзорная труба и золотой щит под императорской короной. На щите вензель Николая II. Высота знака 36 мм, ширина 42 мм. Знак носится на левой стороне груди на мундире, вицмундире, сюртуке, кителе по середине расстояния от талии до воротника. Право на ношение знака имеют офицеры успешно окончившие теоретический и практический курс авиационного отдела офицерской воздухоплавательной школы или офицерской школы авиации отдела воздушного флота.

• Военный лётчик-наблюдатель Генерального штаба. Учреждён 21 марта 1916 года. Представляет собой золотой венок из дубовых и лавровых листьев с двумя серебряными скрещенными мечами на нём, рукоятки мечей золотые. На мечи наложены серебряные оксидированные крылья, подзорная труба и золотой щит под императорской короной. На щите вензель Николая II. Высота знака 36 мм, ширина 42 мм. Знак носился на левой стороне груди на мундире, вицмундире, сюртуке, кителе по середине расстояния от талии до воротника. Право на ношение знака имели офицеры, имеющие образование академии Генерального штаба успешно окончившие теоретический и практический курс авиационного отдела офицерской воздухоплавательной школы или офицерской школы авиации отдела воздушного флота.

Церковь во имя Илии Пророка

Деревянная церковь во имя Илии Пророка была построена на территории Воздухоплавательного парка в 1899 году с благословения протопресвитера военного и морского духовенства и отца Иоанна Кронштадтского. Иоанн Кронштадтский пожертвовал на построение новой церкви 700 рублей. 4 апреля 1899 года церковь была освящена военным протопресвитером А. А. Желобовским во имя Илии Пророка — покровителя воздухоплавателей. Перед правым клиросом в церкви стояла храмовая икона Святого Пророка Илии — покровителя российского воздухоплавания. В Ильин день — 2 августа первые воздухоплаватели отмечали свой профессиональный праздник. На иконе была начертаны слова 90 псалма: «И ангелом Своим заповесть».

В 1922 году церковь закрыли и передали под клуб воздухоплавательной школы. В конце 1920-х годов церковное здание было снесено.

См. также

• Императорский военно-воздушный флот
• Лётчик
• Летчик-наблюдатель
• Гатчина (аэродром)
• Офицерская стрелковая школа (ОСШ) — военно-учебное заведение русской императорской армии, предназначенное для повышения квалификации армейских офицеров и подготовки их к занятию строевых командных должностей.
• Офицерская кавалерийская школа (ОКШ) — военно-учебное заведение русской императорской армии.
• Офицерская артиллерийская школа стрельбы (ОАШС) — военно-учебное заведение русской императорской армии.

Ссылки

• [vozduhpark.narod.ru/index.html «Воздухоплавательный парк». Сайт, посвящённый 100-летию ОВШ]
• Король В. В. Крылья Петербурга. СПб., 2000.
• [www.saper.etel.ru/history/ingznaki.html Нагрудные знаки военных чинов инженерных войск Русской Армии конца XIX — начала XX веков.]
• [www.gorod.gatchina.biz/dll_9102601 История Гатчинского аэродрома]

Отрывок, характеризующий Офицерская воздухоплавательная школа

Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.