Офицеры Генерального штаба

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Офицеры Генерального Штаба»)
Перейти к: навигация, поиск

Офицеры Генерального Штаба — категория офицеров вооруженных сил, причисленных к Генеральному штабу.



История

В Русской Императорской армии в последней трети XIX века — начале XX века таковыми считались офицеры, окончившие полный курс Николаевской Академии Генерального штаба и причисленные к Генеральному штабу (то есть имевшие право со временем получить должность по Генеральному штабу).

Однако это не означало, что они числились в кадрах Генерального штаба — службу они проходили непосредственно в тех формированиях, куда были откомандированы после окончания Академии, в основном в штабах частей и соединений. При этом они числились в списках чинов как по Генеральному штабу, так и по тому роду войск, где служили непосредственно.

К наименованию чина офицеров после причисления к Генеральному штабу добавлялось наименование последнего, например: «Генерального Штаба капитан», которое сохранялось и при повышении в чинах, на всё время состояния в списках Генерального штаба.

В штабах (от военно-окружных — с 1864 года до дивизионных), а также управлениях отдельных бригад, крепостей имелись специальные должности, которые должны были замещаться только чинами Генерального штаба.

См. также

Напишите отзыв о статье "Офицеры Генерального штаба"

Литература

  • Сборник законоположений о Генеральном Штабе, исправленный и дополненный по 1-е января 1899 года / Сост. капитан Крылов. — С.-Петербург: Военная типография (в здании Главного Штаба), 1899. — 145 с.
  • Ганин А. В. [antisys.narod.ru/kaminski.html О роли офицеров Генерального штаба в гражданской войне]. Проверено 16 марта 2011. [www.webcitation.org/61C9InWR2 Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].

Отрывок, характеризующий Офицеры Генерального штаба

– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.