Признаны погибшими
| Признаны погибшими | |
| англ. Confirmed Dead Эпизод телесериала «Остаться в живых» | |
 Майлз очнулся и наставил пистолет на Джека, Кейт и Фарадея | |
| Номер серии |
Сезон 4 |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| Приглашённые актёры |
Зои Белл |
| Производственный номер |
402 |
| Центр. персонаж(и) | |
| День на острове |
94—95 |
| Премьера | |
| Хронология | |
| ← Ранее | Далее → |
| «Начало конца» | «Экономист» |
| Список серий | |
«Признаны погибшими» (англ. Confirmed Dead) — вторая серия четвёртого сезона американского телесериала «Остаться в живых». В этой серии мы видим по одному воспоминанию каждого спасателя, включая Наоми.
Содержание
Описание
В этом эпизоде впервые на экране появляются основные персонажи сериала — Майлз и Шарлотта, а также второстепенный персонаж Фрэнк. Актёрам, исполнявшим их роли, был выдан вымышленный сценарий во время прослушивания, чтобы избежать утечки информации о сюжете сериала. Исполнявшие роли Майлза и Шарлотты Ребекка Мэйдер и Джефф Фэйи отличались от описания своих персонажей, но сценарий был изменён, чтобы лучше соответствовать актёрам.
Действие эпизода начинается 21 декабря 2004 года, через 91 день после катастрофы. Во время эпизода используются флешбеки, показывающие прибытие четырёх персонажей на остров. Большая часть действий эпизода показывает группу Джона Локка, который начинает понимать, почему Бен Лайнус боится незнакомцев.
Эпизод «Признаны погибшими» смотрело 17 миллионов жителей США. Эпизод получил в целом позитивные критические отзывы, в том числе, одобрение вызвало появление новых персонажей[1].
Сюжет
Подводные аппараты находят на дне океана в районе Индонезии самолёт. СМИ сразу рассказывают о том, что это Ошеаник рейс 815.
Воспоминания
Дэниел смотрит выпуск новостей у себя дома. Там показывают съёмки с подводного аппарата разбившегося самолёта с эмблемами авиакомпании Oceanic. Самолёт упал на дно океана, разломился на три части, в новостях говорят, что все погибли. Дэниел очень расстроен. Его успокаивает его сиделка. Позже он с другими спасателями летит в вертолёте. Вертолёт начинает падать. Его выпихивают наружу. Он раскрывает парашют, приземляется на острове и встречается с Джеком.
Майлз едет в машине. Он слушает новости, где говорится, что все 324 человека на рейсе Oceanic 815 признаны мёртвыми. Майлз приезжает в дом к женщине, внук которой был убит. По фотографиям на стене понятно, что это бабушка Мистера Эко. Она попросила Майлза прогнать дух внука из комнаты. Взяв плату, Майлз пошёл наверх. Он включил шумный прибор и начал разговаривать с духом. Он спросил, где что-то лежит. Он отодвинул шкаф, взял пачку купюр и задвинул шкаф на место. После всего он вернул бабушке половину её платы.
В пустыне Туниса проходят раскопки. Шарлотта прибывает на место раскопок. Охранник пропустил её и переводчицу после того, как ему дали взятку. По костям определили, что найденное животное — белый медведь. Немного раскопав землю, Шарлотта нашла ошейник с эмблемой станции «Гидра».
Фрэнк смотрит новости. В них показывают подводные снимки самолёта рейса 815. Показывают кабину пилота, из неё торчит рука пилота — Сета Норриса. Фрэнк позвонил по горячей линии и сказал, что это не рука Сета Норриса, так как он знал Сета, и у него всегда было кольцо на руке. Он сказал, что они работают в одной авиакомпании и он должен был вести самолёт Oceanic 815. Значит, самолёт под водой не настоящий.
Наоми изучила досье спасателей и сказала, что они непригодны для миссии. Человек, который с ней разговаривал, её в этом переубедил. Этот человек приходил к Хёрли в психологическую клинику как адвокат Ошеаник; он же был санитаром в больнице, в которой лежал Джон Локк.
Остров
Группа Джека разговаривает с первым спасателем — Дэниелем Фарадеем. Он говорит, что они могут найти других по специальным передатчикам. Джек, Кейт и Дэниел Фарадей на берегу океана находят второго спасателя — Майлза. Он относится к ним с недоверием и требует показать тело Наоми. Увидев тело, Майлз понимает, что её убили не Кейт и Джек, а Джон Локк. Они начали искать Шарлотту — третьего спасателя. В этот момент их нашли Саид и Джульет. Джек потребовал у Даниеля и Майлза отдать им оружие. Группа Локка нашла Шарлотту первой. Она повисла на парашюте на деревьях над рекой. Она прыгнула в реку. Шарлотта сказала группе Локка, что хочет их спасти, но Джон поведал о своём нежелании покидать остров.
В это время Джек, Кейт, Джульет, Саид, Дэниел и Майлз замечают движение Шарлотты. Двигаясь к цели, они находят Винсента с маячком и понимают, что Шарлотту нашла группа Локка. Пилот Фрэнк пускает сигнальную ракету. Её замечают обе группы. Шарлотта говорит, что необходимо срочно идти туда, но Джон хочет, чтобы она шла с ними. В этот момент Бен стреляет в Шарлотту из пистолета, который украл у Карла. У Шарлотты под одеждой оказался бронежилет.
К Фрэнку пришла группа Джека. Фрэнк сказал, что посадил вертолёт недалеко. Саид осмотрел вертолёт и сказал, что тот сможет взлететь, но Фрэнк объяснил, что горючего осталось еле дотянуть до корабля, поэтому сильно нагружать его нельзя. Когда Джульет оказывала помощь Фрэнку, тот спросил, как её зовут. Она назвала себя. Фрэнк понял, что она местная, потому что он знал список пассажиров. Майлз бросился на неё, но Джек перегородил ему путь и потребовал объяснений. Майлз сказал, что они прибыли на остров не спасать выживших, а найти Бенджамина Лайнуса.
В этот момент Локк хотел убить Бена, но тот перечислил имена всех спасателей: Шарлотта Льюис, Дэниел Фарадей, Майлз Стром, Фрэнк Лапидус. На вопрос, откуда ему это известно, он отвечает, что на корабле спасателей его человек.
Напишите отзыв о статье "Признаны погибшими"
Примечания
- ↑ [www.ign.com/articles/2008/02/06/lost-confirmed-dead-advance-review Lost: "Confirmed Dead" Advance Review - IGN]. ign.com. Проверено 13 июля 2016.
Отрывок, характеризующий Признаны погибшими
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
