Охай, Григорий Ульянович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Григорий Ульянович Охай
Дата рождения

5 января 1917(1917-01-05)

Место рождения

Токмак, Таврическая губерния, Российская империя

Дата смерти

8 февраля 2002(2002-02-08) (85 лет)

Место смерти

Днепропетровск, Украина

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

Военно-воздушные силы

Годы службы

19351960

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Советско-финская война (1939—1940)
Великая Отечественная война
Корейская война

Награды и премии
В отставке

с 1960 года в запасе, работал в гражданском воздушном флоте

Григорий Ульянович Охай (5 января 1917, Токмак, Таврическая губерния, Российская империя[1] — 8 февраля 2002, Днепропетровск, Украина) — советский лётчик-истребитель, участник Советско-финской, Великой Отечественной и Корейской войн. Герой Советского Союза. Член КПСС с 1942 года.





Биография

Родился в семье рабочего. После окончания 7 классов неполной средней школы поступил на рабфак, а затем в Мелитопольский педагогический институт. Работал на дизелестроительном заводе. В 1935 году призван в ряды Красной Армии. В 1937 году окончил 11-ю школу военных пилотов.

2 февраля 1940 года в составе 15-й авиабригады 13-й армии[2] принял участие в бомбардировке города Сортавала. С 1943 года — на фронтах Великой Отечественной войны. С марта 1951 года — участник Корейской войны, в составе дивизии генерала Лобова. За время конфликта им было совершено 122 боевых вылета, за 68 воздушных боев одержано 11 воздушных побед[3].

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 ноября 1951 года капитану Григорию Ульяновичу Охаю присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

Умер 8 февраля 2002 года в городе Днепропетровске. Похоронен на Аллее Героев Запорожского кладбища в Днепропетровске.

Напишите отзыв о статье "Охай, Григорий Ульянович"

Примечания

  1. Ныне Запорожская область Украины
  2. [slon-76.livejournal.com/14125.html Массированный налет на Сортавалу] (2 февраля 2012). Проверено 26 апреля 2012. [www.webcitation.org/6An98GYz3 Архивировано из первоисточника 19 сентября 2012].
  3. М. Ю. Быков. Все Асы Сталина 1936—1953 гг.. — Научно-популярное издание. — М.: ООО «Яуза-пресс», 2014. — С. 900. — 1392 с. — (Элитная энциклопедия ВВС). — 1500 экз. — ISBN 978-5-9955-0712-3.

Литература

  1. Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
  2. Крылов Л.Е., Тепсуркаев Ю.Г. [books.google.ru/books?id=IB5j7Uzs2HsC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Soviet MiG-15 Aces of the Korean War]. — Osprey Publishing, 2008. — 96 p. — (Osprey Aircraft of the Aces). — ISBN 978-1-84603-299-8.
  3. Kenneth P. Werrell. [books.google.ru/books?id=G8mwGZ6Vdc4C&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Sabres Over MiG Alley: The F-86 and the Battle for Air Superiority in Korea]. — US Naval Institute Press, 2005. — 304 p. — ISBN 978-1-591-14933-0.
  4. М. Ю. Быков. Все Асы Сталина 1936—1953 гг.. — Научно-популярное издание. — М.: ООО «Яуза-пресс», 2014. — С. 900. — 1392 с. — (Элитная энциклопедия ВВС). — 1500 экз. — ISBN 978-5-9955-0712-3.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=4683 Охай, Григорий Ульянович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Охай, Григорий Ульянович

Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.


Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.