Охало

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Охало, точнее Охало II — археологический памятник раннего эпипалеолита в Израиле. Находится на берегу Генисаретского озера. Доисторическое поселение было затоплено озером вскоре после того, как его покинули обитатели, результатом чего стала высокая сохранность органических остатков. Памятник датируется около 23000 лет назад по калиброванной радиоуглеродной хронологии, то есть относится к периоду последнего ледникового максимума.

Памятник открыт в 1989 г. Раскопки проводила команда археологов из Хайфского университета. Проведение раскопок было возможно только при низком уровне воды озера (в засушливые годы). Площадь памятника составляет около 1500 м², из которых к 1994 г. была раскопана площадь около 325 м²[1].

Поселение состояло из ряда овальных домов, сплетённых из тонких ветвей. Пол был выстлан травой[2]. За пределами жилищ находился очаг, где происходила обработка кремня.

Обнаружено большое количество растительных остатков, в частности, диких злаков (эммер), желудей и орехов.

Напишите отзыв о статье "Охало"



Литература

  • Nadel D. and I. Hershkovitz 1991. New subsistence data and human remains from the earliest Levantine Epipalaeolithic. Current Anthropology 32/5, 1991, 631—635.
  • Kislev M.E., D. Nadel and I. Carmi, Epipalaeolithic (19,000) cereal and fruit diet at Ohalo II, Sea of Galilee, Israel. Review of Palaeobotany and Palynology 73, 1992, 161—166.
  • Nadel D., A. Danin, E. Werker, T. Schick, M.E. Kislev and K. Stewart, 19,000 years-old twisted fibers from Ohalo II. Current Anthropology 35/4, 1994, 451—458.
  • Nadel D., I. Carmi and D. Segal. Radiocarbon dating of Ohalo II: archaeological and methodological implications. Journal of Archaeological Science 22/6, 1995, 811—822.
  • Nadel D. and E. Werker 1999. The oldest ever brush hut plant remains from Ohalo II, Jordan Valley, Israel (19 ka BP). Antiquity 73 1999, 755—764.
  • Nadel D., U. Grinberg, E. Boaretto & E. Werker 2006. Wooden objects from Ohalo II (23,000 cal BP), Jordan Valley, Israel. Journal of Human Evolution 50/6, 2006, 644—662.
  • Dani Nadel, Ehud Weiss, Orit Simchoni, Alexander Tsatskin, Avinoam Danin, Mordechai Kislev, Kent V. Flannery, Stone Age hut in Israel yields world’s oldest evidence of bedding. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America 101/17, 2004, 6821-6826.
  • Ehud Weiss, Wilma Wetterstrom, Dani Nadel, Ofer Bar-Yosef, Bruce D. Smith, The Broad Spectrum revisited: evidence from plant remains. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America 101/26, 2004, 9551-9555.

Ссылки

  • ohalo.haifa.ac.il/, mit ausführlicher Literaturliste und Liste der 14C-Daten
  • news.nationalgeographic.com/news/2001/01/0102galilee.html

Примечания

  1. Nadel D., A. Danin, E. Werker, T. Schick, M.E. Kislev and K. Stewart, 19,000 years-old twisted fibers from Ohalo II. Current Anthropology 35/4, 1994, 451
  2. *Dani Nadel, Ehud Weiss, Orit Simchoni, Alexander Tsatskin, Avinoam Danin, Mordechai Kislev, Kent V. Flannery, Stone Age Hut in Israel Yields World’s Oldest Evidence of BeddingStone Age Hut in Israel Yields World’s Oldest Evidence of Bedding. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America, Vol. 101, No. 17, 2004), 6821-6826.

Отрывок, характеризующий Охало

Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».