Агорафобия

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Охлофобия»)
Перейти к: навигация, поиск
Агорафобия
МКБ-10

F[apps.who.int/classifications/icd10/browse/2010/en#/F40.0 40.0]40.0

МКБ-9

[www.icd9data.com/getICD9Code.ashx?icd9=300.0 300.0]300.0

MeSH

D000379

Фобии


Агорафо́бия (от др.-греч. ἀγορά — «базар, рынок» и φόβος — «страх») — боязнь открытых дверей, открытого пространства; расстройство психики, в рамках которого появляется страх скопления людей, которые могут потребовать неожиданных действий; бессознательный страх, испытываемый при прохождении без провожатых по большой площади или безлюдной улице. Проявляется в бессознательном виде как защитный механизм. Эта фобия может быть получена в реальной жизни из-за страха чего-то, что связано с людьми и эмоциональными травмами от людей. Сопровождает многие нервные расстройства и психические заболевания. Впервые описана К.-Ф.-О. Вестфалем.

Также существуют похожие по значению, но на данный момент устаревшие[1] термины демофо́бия (от др.-греч. δῆμος — «народ» и φόβος — «страх») и охлофо́бия (от др.-греч. ὄχλος — «толпа» и φόβος — «страх»), обозначающие боязнь толпы или большого скопления людей.





Клиническая картина агорафобии

Изначально дословный перевод агорафобии означает «боязнь рынков» или «рыночный страх». Так как древнегреческое слово «агора» (рынок) было зачастую связано с многочисленной народной массой; вскоре эта концепция обрела переносный смысл и относилась к боязни толпы в целом, а не обязательно местности.

На сегодняшний день в медицине это понятие включает в себя не только страх открытых пространств, но и страх сходных ситуаций. Как правило, тревога направлена на следующие ситуации: пребывание, передвижение вне дома, толпа, общественные места, общественный транспорт, открытые безлюдные пространства (например, поле, парк), путешествие в одиночестве, оживлённые места (например, митинги, продовольственные и вещевые рынки, магазины, рестораны), а также места, которые невозможно быстро покинуть, не привлекая к себе внимания окружающих (например, кресло парикмахера, центральные места в кинотеатре и т.п.). Беспокойство обычно вызывается страхом общественного позора в случае приступа паники или беспомощного поведения на публике. Боязнь того, что приступ паники случится в общественном месте, еще больше подстегивает фобию. В результате пациенты с застарелой агорафобией привязываются к дому и находят весьма трудным покинуть свою крепость.

Люди с агорафобией могут переживать приступы страха в ситуации, когда они чувствуют себя в ловушке, в небезопасности, не контролируя окружающую среду (боязнь замёрзнуть, перегреться, подвергнуться нападению) или будучи очень далеко от персональной зоны комфорта. Другие люди с подобной фобией видят для себя нормальным прием гостей, но только в определенном пространстве, которое кажется им подконтрольным. Агорафобы могут жить годами, не покидая домов, в то же время работая и счастливо общаясь с другими людьми, ровно столько, сколько они находятся в безопасных для себя зонах. Безопасная зона – понятие широкое, и оно может касаться не только конкретного места, но и состояния: к примеру, человек не может встречаться глазами с другими людьми. Если он выходит из «бесконтактного» состояния, то у него начинается приступ паники.

Понятие «агорафобия» также применимо относительно поведения превентивного характера, связанного с различными страхами. Например, человек, не желающий испытывать неудобство в какой-либо ситуации (местности), заведомо ограничивает свою сферу деятельности (обитаемости), тем самым пресекая вероятность проявления неблагоприятных реакций на новую среду. Типичные реакции могут сопровождаться паническим страхом, приступами сильного беспокойства, проявлениями других фобий. Типичный признак этого состояния - боязнь выходить из дому, так как всё, что находится вне дома, кажется злобным, страшным, и только находясь у себя дома агорафоб чувствует себя безопасно и комфортно. Это приобретенный необъяснимый страх любых ситуаций, из которых нет возможности немедленно выбраться и вернуться в безопасное место, что ведет к ограничениям в образе жизни: больные нередко осмеливаются покидать дом только в сопровождении близкого человека. Часто агорафобия является следствием различных расстройств, в том числе тревожного расстройства личности, панического расстройства, социофобии, панических атак и др.[2]

Симптомы тревоги при агорафобии аналогичны таковым при генерализованном тревожном расстройстве, которые могут сочетаться с симптомами депрессии. Как и при других фобических расстройствах, для агорафобии типична «тревога ожидания» и «избегание» ситуаций, провоцирующих тревогу и страх. В тяжёлых случаях тревога ожидания появляется за несколько часов до того, как пациент окажется в ситуации, вызывающей страх.

Пациенты с агорафобией могут переживать внезапные приступы паники во время путешествий в те места, где они уже переживали страх. Во время приступа в огромных количествах выпускается адреналин, из-за чего на несколько секунд они пребывают в состоянии борьбы или бегства. Приступ обычно начинается внезапно, и длится от 10 до 15 минут. Продолжительность приступов редко превышает полчаса. Среди симптомов – сильное сердцебиение, потение, дрожь и короткое громкое дыхание. Многие пациенты говорят еще о страхе смерти и потере контроля над эмоциями и поведением.

Американские психиатры считают, что расстройство всегда начинается с панического приступа, за которым в большинстве случаев развивается агорафобия. С «европейской» точки зрения расстройство может начинаться и с первоначального появления агорафобии.

Начало заболевания, течение и прогноз

Агорафобия обычно начинается в 20–25 лет (в отличие от простых фобий, обычно впервые возникающих в детстве, и от социальных фобий, начало которых приходится на подростковый возраст). Первый эпизод агорафобии часто происходит, когда пациент ждёт общественный транспорт или делает покупки в оживлённом магазине или на рынке. Течение расстройства — хроническое с ремиссиями и обострениями. В 50% случаев — состояние не изменяется и приводит к инвалидизации. Депрессивные расстройства развиваются в 70% случаев, фобические расстройства — в 44%. Сочетание агорафобии с паническим расстройством приводит к более тяжёлому течению и ухудшает прогноз.

Агорафобия и вестибулярный аппарат

Исследования открыли взаимосвязь между агорафобией и проблемами с ориентацией в пространстве. Нормальные люди могут поддерживать равновесие, соединяя сигналы вестибулярного аппарата с визуальной и проприоцептивной системами. У ряда агорафобов вестибулярный аппарат слаб, и они больше полагаются на визуальные или тактильные сигналы. Они могут дезориентироваться, когда визуальные знаки нечетки, как, например, в обширных пространствах или в толпах людей. Также они могут быть смущены наклонными или неровными поверхностями.

Формулировка диагноза

Согласно диагностическим критериям МКБ-10 для постановки достоверного диагноза агорафобии должны быть удовлетворены все из нижеперечисленных критериев:

  • психологические или вегетативные симптомы должны быть первичным выражением тревоги, а не быть вторичными по отношению к другим симптомам, таким, как бред или навязчивые мысли;
  • тревога должна быть ограничена только (или преимущественно) хотя бы двумя из следующих ситуаций: толпа, общественные места, передвижение вне дома и путешествие в одиночестве;
  • избегание фобических ситуаций является или было выраженным признаком.

Код по МКБ-10 — F40.0

При отсутствии панических атак кодируется диагноз - F40.00 (агорафобия без панического расстройства).

При наличии панических атак кодируется диагноз - F40.01 (агорафобия с паническим расстройством).[3]

Лечение

Лечение агорафобии без панического расстройства в большинстве случаев ограничивается поведенческими методами психотерапии. Убедительных данных об эффективности лекарственной терапии агорафобии без панических расстройств нет. Тем не менее, при выраженном расстройстве без панических атак рекомендуют кратковременное назначение транквилизаторов (например, диазепама) на фоне продолжающейся психотерапии.

Во многих случаях агорафобия может быть успешно излечена посредством постепенного процесса экспозиционной терапии в сочетании с когнитивной терапией и, иногда, препаратами антидепрессантного и противоневрозного характера. К противоневрозным препаратам относятся бензодиазепины, такие как алпразолам. К антидепрессантам относятся, по большей части, препараты, которые повышают уровень серотонина: сертралин, пароксетин и флуоксетин. Лечение для агорафобии и приступов паники ничем не различается.

Экспозиционная терапия может дать положительный результат большинству пациентов с расстройствами психики и агорафобией. Целью такой терапии должно быть исчезновение побочных и субклинических проявлений агорафобии, а не просто исчезновение приступов паники.

В поведенческой психотерапии при лечении агорафобии наиболее широко применяют «метод наводнения» (имплозивная терапия). Врач вместе с больным составляет список ситуаций, наиболее вызывающих страх, в порядке возрастания интенсивности страха. Врач постепенно вводит больного в эти реальные или воображаемые ситуации, начиная с той, которая вызывает наименьший страх. Постепенно больной приобретает опыт пребывания в этих ситуациях, не испытывая при этом страха или тревоги, что приводит к ослаблению симптомов расстройства. Поведенческую терапию часто сочетают с методами мышечной релаксации, медитации. Как альтернативный способ лечения может применяться гипноз.

См. также

Напишите отзыв о статье "Агорафобия"

Ссылки

В Викисловаре есть статья «агорафобия»

Примечания

  1. [books.google.ru/books?id=CeBOAAAAMAAJ&q=Ochlophobia&dq=Ochlophobia&hl=ru&sa=X&ei=3fCFT-vRL8nGtAaUwem1Bg&redir_esc=y Perspectives on Environment and Behavior: Theory, Research, and Applications — Plenum Press, 1977 — P. 64]
  2. [www.klinikastraha.ru/agora.html Агорафобия и её связь с паническими атаками]
  3. ICD-10, [apps.who.int/classifications/apps/icd/icd10online/ F40.0 Agoraphobia].

Отрывок, характеризующий Агорафобия

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.