Охота в Беловежской пуще (1860)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск


Охота в Беловежской Пуще (6-7 октября 1860 г.) — неофициальная встреча глав некоторых европейских государств, организованная по инициативе российского Императора Александра II, и послужившая предлогом для постепенного выхода Российской империи из изоляции, в которой она оказалась после Крымской Войны 1853—1856 гг. и завершившего её Парижского Конгресса 1856 года.





Описание события

Охотничьи выезды состоялись 6 и 7 октября 1860 г. На охоту вместе с Александром II выезжали герцог Саксен-Веймарский, принцы Карл и Альберт Прусские, Август Вюртембергский, Фридрих Гессен-Кассельский, а также многочисленная свита[1].

В 1803 году Беловежская пуща получила статус царского заказника[2].

Трофеями охоты стали около сотни зверей: зубры, кабаны, лоси, серны, лисицы[1].

Политическая подоплёка события

Главной целью этой охоты было постепенное ослабление, и, в конечном итоге, выход России из изоляции, в которой она оказалась после Крымской Войны 1853—1856 гг. и завершившего её Парижского Конгресса 1856 года.

Именно на это и были направлены важнейшие шаги русской дипломатии с приходом к власти императора Александра II и нового министра иностранных дел России князя Горчакова. В своём знаменитом циркуляре князь Горчаков написал «Россия сосредотачивается». Охота в Беловежской Пуще и была одним из тех «сосредотачиваний» России[1].

Охота в Беловежской Пуще была удачной в отношении внешней политики России, что видно из последовавшего за ней так называемого «Варшавского свидания» в октябре 1860 года, в Варшаве, когда Россия начала вновь завоёвывать утраченное влияние и престиж в Европе.

Память о событии

  • В память об этой знаменитой охоте в Беловежской Пуще, на месте охоты был установлен памятник[1][3].
  • По мнению Александра II, эта охота нуждалась ещё и в художественном воплощении. Идею императора Александра II было поручено воплотить одному из известнейших художников-графиков того времени, придворному художнику Михаилу Александровичу Зичи, бывшему, к тому же, и участником той охоты. В 1861 году, Михаил Александрович Зичи представил серию акварелей, одобренных Александром II, и в 1862 году была выпущена книга «Охота в Беловежской Пуще» с иллюстрациями Зичи. Книга вышла малым тиражом всего 50 экземпляров и была предназначена исключительно для участников охоты[1].

Напишите отзыв о статье "Охота в Беловежской пуще (1860)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Г. Карцев. [www.newkniga.ru/publications/view/596/page/6 Охота в Беловежской пуще] (рус.) (html). Культурно-просветительный фонд им. нар. арт. С. Столярова. Проверено 3 августа 2008. [www.webcitation.org/66CEIZ8sX Архивировано из первоисточника 16 марта 2012].
  2. [www.moscowbooks.ru/gifts/view.asp?id=378 Охота в Беловежской пуще], moscowbooks.ru  (рус.)
  3. [bp21.org.by/ru/books/volkov5.html Беловежская пуща: XXI век (Приложение 1: Фотографии)]

Ссылки

  • [bp21.org.by/ru/books/volkov5.html Фотографии памятника царской охоты]

См. также


Отрывок, характеризующий Охота в Беловежской пуще (1860)

– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.