Охота на единорога (фильм)
Охота на единорога | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Автор сценария | |
В главных ролях |
Сергей Быстрицкий |
Оператор | |
Кинокомпания | |
Длительность |
79 мин. |
Страна | |
Год | |
IMDb | |
«Охота на единорога» — советский художественный фильм, снятый по военной повести В. Б. Туболева «Чужое небо».
Сюжет
Начало войны. Выпускник летного училища Тесленко летит ведомым у командира эскадрильи Грабаря. Их сбивают, и Тесленко оказывается в лагере при немецком аэродроме, где советские летчики с ограниченным запасом горючего служат живыми мишенями для немецких курсантов летной школы. Однако Тесленко удалось совершить побег. Добравшись до расположения советских войск, он был арестован и осужден по 58-й статье…
В главных ролях
- Сергей Быстрицкий — лётчик Сергей Тесленко
- Виталий Зикора — майор Грабарь (пленный лётчик)
- Виктор Соловьёв — Штайер (полковник, немецкий ас-"Боря")
- Владимир Завьялов — Соломеин (пленный лётчик)
- Виталий Яковлев — Мироненко (пленный лётчик)
- Юрий Лазарев — Капитан Земцов (пленный лётчик)
В ролях
- Гедиминас Гирдвайнис
- Владимир Кабалин
- Альгис Матулёнис — генерал «Люфтваффе»
- Виктор Рыбчинский
- Владимир Фирсов — Бергхоф Бернгер
- Евгений Минин — немецкий офицер на ж/д станции
Съёмочная группа
- Режиссёр: Владимир Лаптев
- Сценарист: Анатолий Галиев
- Оператор: Рудольф Мещерягин
- Композитор: Владимир Лебедев
Факты
- В качестве советского истребителя в фильме использовался истребитель Ла-11 ОКБ Лавочкина, выпускавшийся серийно в 1946—1947 годах. Единственный сохранившийся в России экземпляр самолета был получен из ЦМВВС в подмосковном Монино. После съемок Ла-11 был отправлен на «реставрацию» в Великобританию, где и находится до сих пор в частной коллекции.
- В фильме немецкий офицер спрашивает у пленного солдата с летным шлемом, какое время виража у Ла-5. Это значит что события в фильме происходят как минимум во второй половине 1942 года.
См. также
Напишите отзыв о статье "Охота на единорога (фильм)"
Ссылки
- [www.kino-teatr.ru/kino/movie/sov/4922/annot/ «Охота на Единорога» на сайте Кино-Театр. РУ]
Это заготовка статьи о советском кинофильме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Отрывок, характеризующий Охота на единорога (фильм)
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!