Оцеола
| Оцео́ла (Osceola) | |
 художник: Джордж Кетлин | |
| Имя при рождении: |
Билли Пауэлл (?) |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
Форт-Молтри, Южная Каролина, США |
Оцео́ла (Осео́ла; англ. Osceola [ˌɒsiːˈoʊlə] или [ˌoʊseɪˈoʊlə][1]; 1804, Талласси, ныне Алабама, США — 20 января 1838К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3009 дней], Форт-Молтри, Южная Каролина) — неформальный лидер и военачальник индейского племени семинолов (Флорида). Возглавлял небольшой отряд («банду») воинов (не превышавший 100 человек) семинольского сопротивления во время Второй Семинольской войны, когда США попытались вытеснить семинолов с их земель. Оказал большое влияние на Миканопи, верховного вождя семинолов[2].
Молодые годы
Происхождение Оцеолы (Билли Пауэлла) является спорным. Его мать Полли Коппингер была индианкой-метиской из племени криков (маскогов), уроженкой крикской деревни Талиси (Талласси) в теперешнем штате Алабама. Согласно крикской традиции, наследование велось по женской линии — и, в этом смысле, Оцеола — «полноправный» крик. Отцом его считается английский торговец Вильям Пауэлл. Однако, сам Оцеола утверждал, будто его отцом был индеец и что Полли лишь после его рождения вышла замуж за Пауэлла. Генетический анализ его волос показал, что Оцеола был метисом.[2] Однако, вопрос об отцовстве остаётся открытым, ибо сама Полли Коппингер имела предков белой расы. Её дедом по матери был ольстерский шотландец Джеймс Мак-Квин (McQueen)[3], поселившийся в 1714 г. в Стране криков.
В 1814 году, после поражения в войне с США, многие крики перебрались в тогда ещё испанскую Флориду и присоединились к племени семинолов. В числе этих эмигрантов были Билли Пауэлл и его мать. В то время семинолы запрещали своим людям браки с белыми[4] — и, видимо, ради самоутверждения в новой среде, Билли Пауэлл отрицал английское происхождение своего отца. По достижении совершеннолетия, Билли получил имя Оцеола (/ˌɒsiːˈoʊlə/ или /ˌoʊseɪˈoʊlə/), представляющее собой искажённое английское произношение крикского (маскогского) слова asi-yahola (/asːi jahoːla/); asi = церемониальный «чёрный напиток», изготавливавшийся из yaupon holly, yahola = «крик» или «крикун»[5][6].
Покупка Флориды Соединёнными Штатами у Испании в 1819 году открыла плодородные земли семинолов для белых американцев. В 1823 году в форте Моултри был подписан договор, по которому семинолы должны были оставить прибрежные территории и переселиться вглубь страны, то есть на болотистые земли центральной Флориды, мало пригодные для жилья. За согласие подписать этот договор семинольские представители получили крупные земельные участки на севере штата. А Оцеоле и его семье пришлось перебраться на болота...
Начало сопротивления
Весной 1832 года семинольские представители были собраны в Пейнз-Лендинг, на реке Оклаваха. Агент по делам индейцев (чиновник, уполномоченный вести дела с индейцами от имени правительства США) предложил им перебраться на земли криков в Арканзасе, а также возвратить всех перебежавших к ним рабов "законным" хозяевам, — но не получил общего согласия: пятеро семинольских вождей, включая Миканопи, отказались подписать такой договор.
Однако, в апреле 1834 года Сенат ратифицировал Оклавахский договор, дав семинолам год на то, чтоб перебраться на запад от Миссисипи. В том же году получил назначение новый индейский агент Уайли Томпсон. Он созвал семинольских вождей в октябре 1834 года и призвал их переселиться, но в ответ услышал отказ. Тогда Томпсон запросил военной помощи, и армия начала планомерную подготовку к депортации. А покуда Томпсон запретил продажу семинолам ружей и боеприпасов. Оцеола воспринял данное событие как попытку обратить семинолов в рабство (к тому же, одна из двух его жён была негритянкой[7]). Несмотря на это, Томпсон продолжал считать Оцеолу другом и даже подарил ему ружьё.
В начале 1835 года президент Эндрю Джексон пригрозил индейцам, что если они не уйдут на запад добровольно, их заставят военной силой. Несколько вождей согласились на переезд при условии отсрочки, остальные ответили отказом. Молодой вождь Оцеола возглавил движение сопротивления семинолов. Вскоре Томпсон распорядился заключить Оцеолу в Форт-Кинг. В обмен на освобождение Оцеола согласился признать договор и убедить в этом своих последователей. Однако, 28 декабря 1835 года Оцеола и его люди убили из засады Уайли Томпсона и шестерых его спутников за пределами Форт-Кинга[8]. Так началась Вторая семинольская война.
Плен и смерть
Сопротивление продолжалось почти два года. 21 октября 1837 года по приказу американского генерала Томаса Синдни Джесапа Оцеола был схвачен, когда он прибыл на переговоры о мире в Форт-Пейтоне. Он был помещён в Форт-Марион, г. Сент-Огастин, Флорида. Тогда же, в декабре, Оцеолу и других пленников перевели в Форт-Маултри, Южная Каролина. Там художник Джордж Кэтлин познакомился с ним и убедил позировать для двух портретов. Роберт Кёртис также написал его портрет.
Оцеола умер от малярии 20 января 1838 годаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3009 дней], менее чем через три месяца после взятия в плен, и был похоронен с воинскими почестями в Форт-Маултри.
Большу́ю популярность Оцеола приобрёл после смерти. О нём было написано множество литературных произведений, в том числе известный в России роман Майн Рида «Оцеола, вождь семинолов». В СССР был популярен фильм 1971 года «Оцеола» с Гойко Митичем в главной роли[9].
Вторая семинольская война продолжалась вплоть до 1842 года, пока у семинолов не иссякли силы. Большая часть племени была депортирована. Остатки же флоридских семинолов укрылись в болотных чащобах и, время от времени, возобновляли партизанские действия. Лишь в 1935 году эта фратрия подписала мирный договор с правительством США. Времена уже были другие — и индейцам позволили остаться на родине. В 1962 году в штате Флорида была создана семинольская резервация Миссосуки, а на её базе — Национальный лес имени Оцеолы, где реконструированы все его убежища.
В честь Оцеолы названы многочисленные населённые пункты в США, а также округа Осеола в штатах Флорида, Айова и Мичиган.
Напишите отзыв о статье "Оцеола"
Примечания
- ↑ [dictionary.reference.com/browse/Osceola Osceola] на Dictionary.com; Based on the Random House Dictionary, 2010.
- ↑ 1 2 [tfn.net/~cdk901/osceola.htm Osceola, the Man and the Myths] — URL retrieved January 11, 2007
- ↑ Другим потомком Джеймса Мак-Квина был крикский вождь Питер Мак-Квин
- ↑ The Seminole Women of Florida by Mary Barr Munroe p. 27 par. 4
- ↑ [www.floridamemory.com/OnlineClassroom/seminoles/Rc0-471.cfm The Florida Memory Project — Osceola] — URL retrieved January 27, 2007
- ↑ Bright, William Native American Placenames of the United States, University of Oklahoma Press, 2004. p. 185 ISBN 9780806135984
- ↑ Katz 1986.
- ↑ Missall, John and Mary Lou Missall. 2004. The Seminole Wars: America’s Longest Indian Conflict. University Press of Florida. ISBN 0-8130-2715-2. Pp. 90-91, 95-97.
- ↑ [www.imdb.com/title/tt0070493 Osceola (1971) на imdb.com] (англ.)
Литература
- Marcus, Martin L. Freedom Land. Fiction, Forge Books (Tom Doherty Associates), 2003.
- Milanich, Jerald T. Osceola’s Head (Archaeology magazine January/February 2004).
- Wickman, Patricia R. Osceola’s Legacy. University of Alabama Press, 1991.
Отрывок, характеризующий Оцеола
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.
Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
