Очаково (Москва)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Очаково (район Москвы)»)
Перейти к: навигация, поиск
Населённый пункт, вошедший в состав Москвы
Очаково
История
Первое упоминание

XVI век

В составе Москвы с

17 августа 1960

Статус на момент включения

посёлок

Другие названия

Ачаково

Расположение
Округа

ЗАО

Районы

Очаково-Матвеевское

Станции метро

Кунцевская, Юго-Западная

Координаты

55°41′22″ с. ш. 37°26′32″ в. д. / 55.68944° с. ш. 37.44222° в. д. / 55.68944; 37.44222 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.68944&mlon=37.44222&zoom=14 (O)] (Я)

Координаты: 55°41′22″ с. ш. 37°26′32″ в. д. / 55.68944° с. ш. 37.44222° в. д. / 55.68944; 37.44222 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.68944&mlon=37.44222&zoom=14 (O)] (Я)

Оча́ково — бывшее село, усадьба, затем посёлок к западу от Москвы, вошедший в состав города в 1960 году, ныне часть района «Очаково-Матвеевское» Западного административного округа.





История

История села (на старинных картах оно обозначалось Ачаково) начинается с XVII века. Деревня Очаково упоминается впервые в писцовой книге 1623. Тогда оно было небольшой деревней на реке Навексе (Навекше), находившейся в Московском уезде в Сетуньском стане. Изначально село Очаково принадлежало боярину князю А. В. Лобанову-Ростовскому.

Затем, после его смерти, село перешло его вдове — Анне Никифоровне, верховой боярыне и мамке царевичей. После её смерти, так как своих детей у неё не было, селом владел её племянник — Яков Иванович Лобанов-Ростовский, участвовавший в Азовском походе Петра I и дослужившийся до чина майора лейб-гвардии Семёновского полка и полковника Казацкого полка. В середине XVIII века Очаковым владели Опочинины, а позднее владельцем усадьбы становится Михаил Степанович Опочинин, президент Берг коллегии в годы правления императрицы Елизаветы Петровны.

Внешние изображения
[oldmos.ru/photo/view/3008 Церковь Дмитрия Ростовского в Очаково, 1960-е]

Деревянный храм Похвалы Богородицы с приделом святителя Димитрия Ростовского был построен в 17111717 гг. Каменный храм во имя Димитрия Ростовского был построен по разным данным в 1757 или в 1761 году. В 1934 году деревянный храм был разрушен, а каменный закрыт. 1970-х годах каменный храм был частично отреставрирован, а в 1992 году вновь освящён.[1]

В 1781 году наследники Опочинина продали село Елизавете Васильевне Херасковой, жене поэта и писателя Михаила Матвеевича Хераскова. Двоюродные братья М. М. Херасков и Н. Н. Трубецкой создали здесь парк, регулярный сад с липовой аллеей и копаный пруд на реке Навершке.[1]

Михаил Матвеевич Херасков поселившись в Очакове, сделал село своеобразным литературно-театральным уголком. В селе подолгу находились многие известные деятели культуры:

В Очаково был похоронен очень известный в XVIII веке деятель — близкий соратник просветителя Николая Ивановича Новикова — Иван Григорьевич Шварц.

М. М. Херасков скончался в сентябре 1807 года, а через два года умерла его супруга. Так как детей у них не было, Очаково было продано Е. Н. Нарышкиной.

Во время нашествия французов в 1812 году село подверглось разрушению. Однако путеводители за 1917 и 1926 годы отмечают, что в Очаково долгое время сохранялась Кутузовская изба. Здесь 30 августа 1812 года ночевал главнокомандующий русской армией М. И. Кутузов и строил планы сражения с французами под Москвой.[1]

Пётр Петрович Нарышкин, владевший Очаковом в период нашествия на Москву французов, восстановил разрушенное врагом имение и церковь Дмитрия Ростовского, построил на месте господского дома временную, деревянную церковь во имя живоначальной Троицы.

Последним владельцем Очакова был Н. П. Головин (середина XIX века). При нём очаковские крестьяне в 1861 году освободились от крепостной зависимости.[1]

Дачная местность

В конце XIX века Очаково превращается в дачную местность и начинает бурно расти: в 1870-е годы здесь было уже 89 дворов, а в 1880-е — 97, причём из них было несколько летних дач усадебного типа. Появлению здесь дачников во многом способствовала постройка Московско-Брянской железной дороги и железнодорожной станции сначала Востряково, а затем в Очаково.

Стремительный рост села начинается, когда около станции крестьянин Герасим Хлудов с сыном Дмитрием построили кирпичный завод. В 1901 году на предприятии работало более 100 человек очаковцев и крестьян соседних деревень.[1]

В 1911 году в Очаково — 12 летних дач, церковно-приходская школа и квартира урядника. Дачников в Очаково привлекают чистый воздух, пруды, фруктовые сады и старинный парк.

При Советской власти

В 1920—1930-х годах село ещё больше разрастается. В первые годы советской власти на базе имения был организован совхоз, являвшийся одним их крупнейших овощеводческих хозяйств. В 1930-е годы село славилось на всю округу булочной и кооперативным магазином.

В 1932 близ железнодорожной станции Очаково был создан Очаковский кирпичный завод, при котором был свой клуб и кино.[1]

С ноября 1942 г. по декабрь 1943 г. в Очаково происходило сформирование, слаживание и подготовка к выполнению задач по предназначению 1-й отдельной женской добровольной стрелковой бригады Московского военного округа (МВО), а позднее размещалось её управление (штаб) и части.

После войны, с 1947 года, рядом с селом стал строиться промышленный посёлок, где к концу 1950-х годов проживало 20,5 тыс. человек. Дома строили на скорую руку — барачного типа. Большинство жителей поселка работало на кирпичном заводе.

Крестьянское село в 1950 году вошло в состав колхоза имени Сталина, а с 1959 года — в состав совхоза «Матвеевский».

В 1956 году здесь был пущен в эксплуатацию крупнейший по тем временам в Подмосковье завод железобетонных изделий (ЖБИ).

В 1960 году Очаково вошло в черту Москвы, став районом массового жилищного и промышленного строительства.

Нынешнее положение

Внешние изображения
[oldmos.ru/photo/view/3006 2002 год. Готовятся к сносу дома по улице Пржевальского]
[oldmos.ru/photo/view/2999 2002 год. Готовятся к сносу дома по улице Маши Поливановой]

Территориально село Очаково располагалось вдоль Очаковского шоссе. В 1984 году в селе, окружённом жилыми корпусами, оставалось ещё 5 крестьянских домов и полуразрушенный храм Дмитрия Ростовского.

В 1990 году снесён последний сельский дом, но храм сохранился и в нём, с 1992 года, возобновлено богослужение. Кроме церкви о старом Очакове напоминают сохранившиеся пруды и здание станции.

В 1998—2002 годах были снесены сталинские дома в центре бывшего посёлка Очаково.

В 2005 году большая часть территории Очаковского кирпичного завода, расположенная между ул. Лобачевского, Б. Очаковской и Озёрной улицами, была отдана под застройку. По состоянию на июль 2012 года завершена застройка указанной территории жилым комплексом-микрорайоном «Мичурино». Часть микрорайона сдана в эксплуатацию. Производится строительства крытой многоуровневой парковки, школы и детского сада. На ул. Лобачевского начались работы по прокладке подземного перехода.

Планировалась реконструкция и обустройство большого Очаковского пруда. Весной 2011 года на берегу установлено несколько лавок. Но далее работы не продолжились

Улицы

Напишите отзыв о статье "Очаково (Москва)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 [www.up.mos.ru/tsg/20/za/zil_alm_2_01/gl02.htm Откуда мы? Район Очаково-Матвеевское, ЗАО города Москвы]

См. также

Ссылки

  • [fotki.yandex.ru/users/ochakovo-ru/ фотогалерея района Очаково]. [www.webcitation.org/65XmEuPi2 Архивировано из первоисточника 18 февраля 2012].
  • [wikimapia.org/#lat=55.6895121&lon=37.4422646&z=16&l=1&m=a&v=2&show=/3689898/Храм-Димитрия-Ростовского Храм Димитрия Ростовского в Очакове]. — Описание и фотографии на карте Wikimapia. Проверено 17 июня 2009. [www.webcitation.org/61CZ2O6Sc Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  • [www.ochacovo-matv.ru/histori.html История района Очаково-Матвеевское]. — на сайте района. Проверено 17 июня 2009. [www.webcitation.org/65XmGfZBs Архивировано из первоисточника 18 февраля 2012].


Отрывок, характеризующий Очаково (Москва)

Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.