Власть луны

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Очарованные Луной (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Власть луны
Moonstruck
Жанр

комедия
мелодрама

Режиссёр

Норман Джуисон

Продюсер

Норман Джуисон

Автор
сценария

Джон Патрик Шэнли

В главных
ролях

Шер
Николас Кейдж

Оператор

Дэвид Уоткин

Композитор

Дик Хаймен

Кинокомпания

MGM
Manta Sound Company
Star Partners

Длительность

104 мин.

Страна

США США

Язык

английский
итальянский

Год

1987

IMDb

ID 0093565

К:Фильмы 1987 года

«Власть луны» или «Очарованные луной» (англ. Moonstruck) — комедийная мелодрама режиссёра Нормана Джуисона, премьера которой состоялась в 1987 году. Приз Берлинского кинофестиваля за режиссуру и 3 премии «Оскар», включая статуэтки за лучшую женскую роль (Шер) и лучшую женскую роль второго плана (Олимпия Дукакис)[1].





Сюжет

В фильме показана итальянская диаспора в Бруклине (Нью-Йорк), к ней принадлежат почти все герои фильма, а во многих диалогах проскакивают итальянские слова, хотя основная речь персонажей английская.

Главная героиня, женщина тридцати семи лет, Лоретта Касторини (Шер). Первая же сцена, в похоронном бюро, где Лоретта готовит налоговые документы, и вдруг начинает упрекать владельца за беспорядок в бумагах и расчётах, полностью раскрывает её характер: это рациональная и холодная женщина, строгая и опрятная в одежде, последовательная и пунктуальная в делах и в личной жизни, привыкшая стараться руководить мужчинами.

И в первую очередь она руководит сорокадвухлетним Джонни Каммарери (Дэнни Айелло), который в первой части фильма смотрится довольно невзрачно рядом с ней, когда она подробно, тоном не терпящим возражений, объясняет ему, что и как нужно сделать.

Главная тема фильма — неожиданная и страстная любовь Лоретты, разбившая все её планы, перевернувшая её жизнь. История любви, почти точно повторившая историю героев оперы Пуччини «Богема», с той только разницей, что описана она в жанре романтической комедии, а значит, и заканчивается иначе.

В фильме множество дополнительных сюжетных линий, в основном с участием старших членов большой семьи Лоретты, живущей в Бруклине под одной крышей. Это её родители, когда-то создавшие семью по любви, от которой теперь ничего не осталось из-за измен отца; тётя и дядя, напротив, будто переживают второй «медовый месяц»; дедушка Лоретты, постоянно прогуливающийся по окрестностям со сворой собак, неразговорчивый, но всё про всех знающий. И, наконец, знакомый матери, пожилой профессор, единственный неитальянец в фильме, то и дело пытающийся завязать отношения с какой-нибудь из своих студенток, поначалу успешно, но заканчивающиеся всегда одним и тем же - очередная пассия уходит от него, предварительно выплеснув ему в лицо содержимое стакана.

Основной сюжет набирает обороты после того, как Джонни делает Лоретте предложение. Но перед свадьбой он должен съездить в Италию, в Палермо, проститься с умирающей матерью. Он оставляет Лоретту, и невеста берётся за подготовку к торжеству. Отец Лоретты, Космо (Винсент Гардения), весьма скептично настроен, он считает Джонни «маменькиным сынком» и уверен, что ничего хорошо из этой свадьбы не выйдет. Лоретта ведь уже была замужем когда-то. И это ничем хорошим не закончилось, её мужа сбил автобус. Мать Лоретты, Роза (Олимпия Дукакис), особенно не переживает. Но она всё же интересуется:

Роза: Ты любишь его?
Лоретта: Нет, ма.
Роза: Хорошо. Когда их любишь, они видят это и начинают морочить тебе голову. Но он тебе нравится?
Лоретта: О, да. Он такой милый, ма.

Перед отлётом Джонни просит Лоретту пригласить на свадьбу своего младшего брата Ронни (Николас Кейдж), «дурную кровь», как он его называет, с которым он давно поссорился. Лоретта исполняет и эту просьбу жениха, и без памяти влюбляется в калеку Ронни, потерявшего кисть руки, как он говорит, по вине брата. Наконец, одумавшись, Лоретта заявляет Ронни, что между ними не может быть никаких отношений, и что она — невеста его брата. Но пылкий Ронни теперь не отступится.

Чувствуя себя виноватой перед Джонни, Лоретта идёт в церковь и видит там свою коленопреклонённую мать. Это значит, что отец её снова обманывает. Ронни решает сделать новую попытку, пригласив Лоретту в оперу, и ему удаётся упросить её пойти с ним. Лоретта красит волосы и надевает красивое платье. В опере Лоретта и её отец сталкиваются, и уличают друг друга в измене. Космо говорит: «Ты моя дочь. Я не позволю тебе вести себя, как шлюхе». Лоретта отвечает: «А ты мой отец…». Они решают разойтись и сделать вид, что этой встречи не было. По дороге домой Лоретта вновь упрекает себя, но Ронни так красноречив, что ему удаётся успокоить её, и они следуют зову своего сердца.

Той же ночью возвращается Джонни. Его мать чудесным образом исцелилась, и он хочет сказать что-то важное Лоретте. Наутро происходит крупная двойная ссора: двух братьев и четы Касторини. Впрочем, заканчивается она благополучно: Космо обещает жене порвать со своей любовницей, а Джонни повергает всех в шок, заявив что не может жениться на Лоретте. Этим тут же пользуется Ронни, предложив Лоретте руку и сердце.

Роза: Ты его любишь, Лоретта?
Лоретта: Да, мама, безумно.
Роза: О, Боже, это ужасно...

Лоретта принимает предложение Ронни, и все поднимают типично итальянский тост «Alla famiglia!» (За семью!).

В ролях

Награды и номинации

Премия «Оскар»
1. Лучшая актриса, Шер
2. Лучшая актриса второго плана, Олимпия Дукакис
3. Лучший оригинальный сценарий, Джон Патрик Шенли
Премия «Золотой Глобус»
1. Лучшая актриса мюзикла или комедии, Шер
2. Лучшая актриса второго плана в кинофильме, Олимпия Дукакис
3. Лучший режиссёр, Джордж Кьюкор
Премия Гильдии сценаристов Америки
1. Лучший оригинальный сценарий, Джон Патрик Шэнли
Премия Берлинского кинофестиваля
1. Лучший режиссёр, Норман Джуисон
Премия David di Donatello
1. Лучшая зарубежная актриса, Шер
Премия National Board of Review
1. Лучшая актриса второго плана, Олимпия Дукакис

Награды

Номинации

Признание Американского института киноискусства

Известный кинокритик Роджер Эберт обозначил фильм как один из представленных в его собственной коллекции «Великих фильмов», собранной к июню 2003 года[7]

Интересные факты

Сноски

  1. [awardsdatabase.oscars.org/ampas_awards/DisplayMain.jsp;jsessionid=B257DB4EB16D06BE5CBD6C2B4D5508FB?curTime=1267186806948 Moonstruck] Academy of Motion Picture Arts and Sciences Retrieved 2010-2-26
  2. [www.afi.com/Docs/100Years/movies400.pdf AFI's 100 Years...100 Movies Nominees]
  3. [www.afi.com/Docs/100Years/songs400.pdf AFI's 100 Years...100 Songs Nominees]
  4. [www.afi.com/Docs/100Years/Movies_ballot_06.pdf AFI's 100 Years...100 Movies (10th Anniversary Edition) Ballot]
  5. American Film Institute. [www.comingsoon.net/news/movienews.php?id=46072 AFI Crowns Top 10 Films in 10 Classic Genres], ComingSoon.net (17 июня 2008). Проверено 18 июня 2008.
  6. American Film Institute. [www.afi.com/10top10/romanticcomedy.html AFI Crowns Top 10 Films in 10 Classic Genres], ComingSoon.net (17 июня 2008). Проверено 18 июня 2008.
  7. Ebert, Roger [rogerebert.suntimes.com/apps/pbcs.dll/article?AID=%2F20030622%2FREVIEWS08%2F306220301%2F1023 Moonstruck]. Chicago Sun-Times (June 22, 2003).

Напишите отзыв о статье "Власть луны"

Ссылки


Отрывок, характеризующий Власть луны

– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?