Очиаури, Ираклий Алексеевич
| Ираклий Алексеевич Очиаури | |
| груз. ირაკლი ალექსის ძე ოჩიაური | |
 | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Жанр: | |
| Учёба: | |
| Награды: |
|
| Звания: | |
Ираклий Алексеевич Очиаури (груз. ირაკლი ალექსის ძე ოჩიაური; 1924—2015) — советский и грузинский скульптор, мастер чеканки по металлу, Народный художник Грузинской ССР[1], лауреат Государственной премии СССР (1971)[2] и Государственной премии им. Шота Руставели[3][4].
Биография
Ираклий Очиаури родился 20 ноября 1924 года в селе Ахиели Душетского района Грузинской ССР[2]. Незадолго до войны вместе с семьёй переехал в Тбилиси, там окончил среднюю школу[5]. В 1945 году поступил в Тбилисскую Академию художеств. Учился у С. Я. Какабадзе и в мастерской Я. И. Николадзе[2]. После окончания в 1951 году Академии художеств, работал на строительстве санатория Министерства угольной промышленности в Цхалтубо. В 1951—1952 годах — скульптор-оформитель на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке в Москве[6]. С 1953 года участвовал в художественных выставках[1], в том же году стал членом Союза художников СССР[5].
Ираклий Очиаури известен как скульптор, возродивший древнее грузинское искусство чеканки по металлу[5]. Для большей выразительности он привнёс в это искусство различные приёмы тонировки и процарапанные свободные рисунки[2]. Последние 20 лет жизни Очиаури не занимался чеканкой, посвятив себя другим видам скульптуры и живописи[5]. Он скончался 4 декабря 2015 года[4].
Произведения
Очиаури создал портреты Я. Николадзе (1953), 3. Нижарадзе (1960), супруги (1962), студентки (1967), Важа Пшавелы (1973)[1]. Среди других его произведений — пластина «Самаиа» (медь, 1962, Картинная галерея Грузии, Тбилиси), рельефы для Дворца бракосочетаний (Тбилиси, 1964), чеканные пластины в здании Грузинской советской энциклопедии (Тбилиси), панно «Похищение Солнца» для павильона СССР на Всемирной выставке в Осаке (медь, 1970, министерство культуры СССР, Москва)[2]. Очиаури является автором монументальных композиций «Море» (Пицунда, 1970), «Важа Пшавела» (Тбилиси, 1973), «Победа, мать благодарящая» (Тбилиси, 1981)[1].
Напишите отзыв о статье "Очиаури, Ираклий Алексеевич"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Очнаури, Ираклий Алексеевич // Джанберидзе, Н. Ш. Изобразительное искусство Грузинской ССР : Живопись, скульптура, графика, монум.- декор. искусство, театр.-декорац. искусство альбом / Н. Ш. Джанберидзе, Г. А. Масхарашвили — М.: Сов. художник, − 1986
- ↑ 1 2 3 4 5 Очиаури Ираклий Алексеевич // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
- ↑ გიორგი გვახარია. [www.radiotavisupleba.ge/content/article/1538361.html ირაკლი ოჩიაური – 80] (груз.) (22 ноября 2004). Проверено 12 декабря 2010.
- ↑ 1 2 [1tv.ge/en/news/view/112476.html Irakli Ochiauri dies at age 91] (англ.). 1tv.ge (4 December 2015). Проверено 27 января 2016.
- ↑ 1 2 3 4 [georgianpress.ru/newspaper/persona/26824-irakliy-ochiauri-ya-sluzhu-iskusstvu-i-gruzii.html Ираклий Очиаури: «Я служу искусству и Грузии»]. georgianpress.ru (14 марта 2014). Проверено 6 февраля 2016.
- ↑ [books.google.ru/books?id=ZqcaAQAAMAAJ&q=Очнаури+Ираклий+Алексеевич&dq=Очнаури+Ираклий+Алексеевич&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwjL8cvWjePKAhXBo3IKHR6DANwQ6AEIIzAB Ежегодник Большой советской энциклопедии]. 1972
</ol>
Отрывок, характеризующий Очиаури, Ираклий Алексеевич
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
