Очы-Бала

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Очи-Бала»)
Перейти к: навигация, поиск
Очи-Бала
Очы-Бала
Жанр:

поэма, эпос

Автор:

(Не установлен)

Язык оригинала:

алтайский

Дата первой публикации:

1951

Текст произведения в Викитеке

Очы-Бала — алтайский народный героический эпос, опубликованным народным сказителем Горного Алтая Алексеем Калкиным.





Сюжет

Главная героиня эпоса, Очы-Бала, женщина-богатырь, которая, узнав о нападении на её родной Алтай войска Кан-Таадьи-Бия во главе с его сыном Ак-Дьалой, она бесстрашно вступает в бой с неприятелями и побеждает их, убив Ак-Дьалу. Однако Кан-Таадьи-Бий оживляет своего сына, и снова начинается схватка. Очы-Бала отправляется в логово к Кан-Таадьи-Бию, чтобы раскрыть секрет его могущества. На пути ей встречаются различные мифические существа, например синий бык, посланник Эрлика. Она вступает с ним в борьбу, и, следуя совету своего коня Очы-Дьерена, превращается в беркута и побеждает его. Благодаря уму и находчивости ей удалось раскрыть тайну могущества Кан-Таадьи-Бия: секрет его в девятигранном синем камне, хранящемся в золтом сундуке. Завладев камнем, Очы-Бала побеждает врага и спасает свою землю и народ[1]. После этого она превратилась в месяц, а её конь Очы-Дьерен — в полярную звезду[2].

Исполнение

Народные эпосы типа «Очы-Бала» исполнялись обычно с помощью техники горлового пения (кай), в сопровождении топшура — щипкового музыкального инструмента. Исполняют их кайчи (сказители). Топшур мог одушевляться и трактоваться как конь сказителя, на котором тот совершает путешествие в мир эпических событий. Многие эпические сказания начинаются обращением кайчи к топшуру, например эпос «Очы-Бала» открывается следующими стихами:

Зачин эпоса Очы-Бала

О-о-о! Jойгон агаш тöсинен
Jонуп эткен топчуурым,
Jорго ло малдын jараш кылын
Ээп, кылдап ойного-н-н…

Перевод зачина из эпоса Очы-Бала на русский

О-о-о! Из основания пихты-дерева
Выструганный мой топчур,
Красивым волосом коня-иноходца
Натуго оструненный, звучит…

Публикации

В 1997 году в 15-м томе «Памятников фольклора народов Сибири и Дальнего Востока» опубликована последняя версия сказания, записанного Алексеем Калкиным в Новосибирске в 1987 году.[3]

В музыке

  • В 2001 году Болот Байрышев написал песню «Altin-Tuu» (Алтын-Туу) (альбом «Kai of Altai. Alas»), текст которой — благопожелание топшура из эпоса Очы-Бала. Позже эта песня в сокращённой и обработанной форме стала саундтреком к фильму «Охота на пиранью» под названием «тема эвенка».
  • Группа Belukha Jam выпустила песню Ochi Bala, которая по сути является переводом отрывка из эпоса на английский.
  • Группа Кара Даг выпустила песню «Очы-Бала», текст которой — благопожелание топшура из эпоса Очы-Бала.
  • Исполнитель Шуурган написал песню «Очы-Бала», текст которой — благопожелание топшура из эпоса Очы-Бала.
  • «Шаман-диджей» Тюргэн Кам выпустил песню «Очы-Бала. (remix The Glitch Mob Fortune Days)», текст которой — благопожелание топшура из эпоса Очы-Бала.

Интересные факты

  • В 1993 году в ходе проведения раскопок на могильнике Ак-Алаха была обнаружена мумия молодой женщины возрастом примерно 25 лет. Журналистами и жителями Республики Алтай ей были даны названия Принцесса Укока, Алтайская принцесса, а также Очы-бала, хотя местное население называет её Ак-Кадын.

Напишите отзыв о статье "Очы-Бала"

Примечания

  1. [www.kuzbassro.ru/stati/71.html М.П. Чевалкова. «Легенды Горного Алтая»]
  2. [www.liveinternet.ru/users/kajut-kompanija/post295692410 Моя хакасочка - Очы - Бала.. Обсуждение на LiveInternet - Российский Сервис Онлайн-Дневников]
  3. [www.sbras.ru/HBC/hbc.phtml?37+193+1 «Наука в Сибири» № 37—38 (2173—2174) 9 октября 1998 г.: Памяти кайчи]

Отрывок, характеризующий Очы-Бала

– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.