Александр Ошевенский

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ошевень Алексей Никифорович»)
Перейти к: навигация, поиск
Александр Ошевенский

Преподобный Александр Ошевенский. Икона Соловецкого монастыря.
Рождение

17 марта 1427(1427-03-17)
Белоозеро Белозерское княжество

Смерть

20 апреля 1479(1479-04-20) (52 года)
Александро-Ошевенский монастырь

Почитается

в Русской православной церкви

В лике

преподобного

День памяти

20 апреля (3 мая)

Алекса́ндр Ошеве́нский (в миру Алексей Никифорович Ошевень; 17 марта 1427 — 20 апреля 1479) — русский христианский подвижник, преподобный, основатель и первый игумен Ошевенского монастыря (Архангельская область).

Дни памяти — 20 апреля (3 мая), в Соборе Карельских святых и в Соборе Новгородских святых.



Биография

Родился в семье зажиточного крестьянина Никифора Ошевня. При рождении был наречён Алексеем. В 19 лет принял монашеский постриг в Кирилло-Белозерском монастыре с именем Александр. После переселения отца на север, где тот основал слободу, получил благословение на создание нового монастыря. Сначала был воодружён крест, затем построен храм святого Николая и обитель при нём, вокруг которой собралась братья. Александр симпатизировал исихазму: в общине практиковалось священнобезмолвие и Иисусова молитва. Александр пережил тяжёлый семейный конфликт с родным братом Амвросием, который противился пострижению в монахи своих сыновей. В результате этого разлада Александр тяжко заболел, но был чудесно исцелён во сне явлением святого Кирилла Белозерского.

После смерти было составлено житие Александра и написаны иконы. Преподобный Александр Ошевенский был среднего роста, с сухим лицом и впалыми щеками, с небольшой и не густой бородой, с проседью в русых волосах.

Напишите отзыв о статье "Александр Ошевенский"

Ссылки

  • [www.pravenc.ru/text/82048.html Александр Ошевенский]
  • [days.pravoslavie.ru/Life/life897.htm ПРЕПОДОБНЫЙ АЛЕКСАНДР ОШЕВЕНСКИЙ]
  • [eparhia.karelia.ru/2004.htm Святые земли карельской]

Отрывок, характеризующий Александр Ошевенский

Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.