Ошибка (стихотворение)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ошибка
Жанр:

стихотворение

Автор:

Александр Галич

Язык оригинала:

русский

Дата написания:

1962 год или 1964 год

«Оши́бка» — стихотворение, написанное Александром Галичем. Также известно по первой строчке: «Мы похоронены где-то под Нарвой». Широкую популярность получило в виде песни, исполняемой самим автором.





История создания

История создания этого стихотворения известна со слов самого Галича. Выступая на Радио «Свобода» в 1974 году, он рассказал следующий эпизод.

В шестьдесят втором году я с группой кинематографистов вылетал на пленум Союза кинематографистов Грузии. Неизвестно, почему послали меня туда, я к Грузии, в общем, не имел никакого отношения, но так, попался под руку — меня и послали. И вот в самолёте, когда мы уже вылетели, я открыл последний номер газеты и прочёл о том, что Никита Сергеевич Хрущёв устроил для своего дорогого гостя, великого революционера, представителя «Острова свободы», Фиделя Кастро... правительственную охоту с егерями, с доезжачими, с кабанами, которых загоняли эти егеря, — и они, уже обессиленные, стояли на подгибающихся ногах, а высокое начальство стреляло в них в упор, — с большой водкой, икрой и так далее. Маленькая деталь: охота эта была устроена на месте братских могил под Нарвою, где в тысяча девятьсот сорок третьем году ко дню рождения Гения всех времён и народов товарища Сталина было устроено контрнаступление, кончившееся неудачей, потому что оно подготовлено не было, оно было такое парадное контрнаступление. И вот на этих местах лежали тысячи тысяч наших с вами братьев, наших друзей. И на этих местах, вот там, где они лежали, на месте этих братских могил, гуляла правительственная охота.

Я помню, что когда я прочёл это сообщение, меня буквально залило жаром, потому что я знал историю этого знаменитого контрнаступления, и вот... эта трагичная, отвратительная история. И тут же в самолёте я начал писать эту песню и, когда мы приехали в Тбилиси, я не пошёл на какую-то там очередную торжественную встречу, а, запершись у себя в номере гостиницы, написал её целиком. Потом я попросил достать мне гитару и положил её на музыку. И вот так возникла песня под названием «Ошибка».

Однако биограф Галича А. Н. Костромин ставит под вопрос такую дату создания песни.[1] Он пришёл к выводу, что в позднем интервью на радио Галич спутал года, и реальный год создания — 1964. Именно в этом году Галич летал на пленум в Грузию, и именно в этом году была подходящая охота Хрущёва и Кастро, которая происходила всё равно не под Нарвой, а в Подмосковье. Костомаров отмечает, что, возможно, на Галича подействовали сообщения об охоте на первых полосах газет и юбилейные заметки к двадцатилетию (1944—1964) военных действий под Нарвой — на последней. Фактологический материал о Мерикюласком десанте, который тогда не предавался огласке, мог быть накоплен Галичем во время работы над фильмом «Государственный преступник».

Обилие неточностей отмечал не только Костомаров, но и другие биографы Галича, Б. Богоявленский и К. Митрофанов: «…Поэт спутал практически всё, что мог спутать: время боёв, место охоты, год создания песни», Ю. Андреев: «Под Нарвой пехота полегла не в 43-м, а в первый раз — в 41-м, и спасла тем самым мой Ленинград, а второй раз — в 44-м, и открыла дорогу к освобождению всей страны и народов Европы».

Возникали вопросы и к следующей фразе:
Вот мы и встали, в крестах да в нашивках…

О каких крестах шла речь в наступлении Советской армии?

Костомаров призывает толковать стихотворение в более широком смысле:

Следует признать, что Галич писал песню „Ошибка“ не об охотниках Фиделе и Никите. Не о погибшем в Мерекюла десанте. Не о сорок третьем годе. Не о Нарве, наконец. Всё это было — поводом. А написана песня — о великом и несчастном русском солдате, жизнь которого никогда в грош не ставилась. Написана — о бессовестном забвении памяти павших. И только. И — никаких исторических примет. И — никаких исторических ошибок. И — кресты.

Первые публикации и издания

Напишите отзыв о статье "Ошибка (стихотворение)"

Примечания

  1. [www.ksp-msk.ru/page_214.html А. Н. Костромин. «Ошибка» Галича: ошибка сегодняшние и всевременные…]

Ссылки


Отрывок, характеризующий Ошибка (стихотворение)

– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.