Ошкалн, Отомар Петрович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ошкалн»)
Перейти к: навигация, поиск
Ошкалн Отомар Петрович
латыш. Otomārs Aleksandrs Oškalns
Дата рождения

12 апреля 1904(1904-04-12)

Место рождения

имение Кайвесмуйжа, Латвия

Дата смерти

1 сентября 1947(1947-09-01) (43 года)

Место смерти

Рига

Принадлежность

СССР СССР

Командовал

3-я Латвийская партизанская бригада

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Ошкалн(с) Отомар(с) Петрович (латыш. Otomārs Aleksandrs Oškalns, 12 апреля 1904, Скуенская волость — 1 сентября 1947, Рига) — латвийский партизан, один из организаторов и участников советского партизанского движения на территориях Латвии и Белоруссии, оккупированных немецкой армией, Герой Советского Союза.





Биография

Родился в имении Кайвесмуйжа Скуенской волости, в семье батрака[1].

Окончил Цесненское реальное училище, позднее учился в Берзайской учительской семинарии[1].

С 1921 года — член коммунистического союза молодежи Латвии[2].

В 1925 году окончил Рижский учительский институт, работал педагогом[2].

В 1934 году был арестован за политическую деятельность и приговорён к тюремному заключению[1].

В 1939 году вступил в Коммунистическую партию Латвии[2].

В июле 1940 года — избран депутатом Народного Сейма; в дальнейшем, в 1940—1941 годы — второй секретарь Екабпилсского уездного комитета КП(б) Латвии[2].

В начальный период Великой Отечественной войны участвовал в оборонительных боях в Прибалтике, попал в окружение и больше месяца выходил к линии фронта.

В марте 1942 года окончил краткосрочные курсы средних командиров на Валдае[1], с 30 апреля 1942 года — комиссар отряда латвийских советских партизан «За Советскую Латвию» («Par Padomju Latviju»), действовавшего в составе 2-й Ленинградской партизанской бригады. Позднее — командир 3-й Латвийской партизанской бригады. Член Оперативной группы Центрального Комитета КП(б) Латвии.

В 1944 году — 1-й секретарь Рижского уездного комитета КП(б) Латвии, позднее — депутат Верховного Совета Латвийской ССР 2-го созыва[2].

После окончания Великой Отечественной войны — на хозяйственной работе[3].

Государственные награды

Память

Напишите отзыв о статье "Ошкалн, Отомар Петрович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 А. К. Рашкевиц. Отец латышских партизан // Люди легенд: очерки о партизанах и подпольщиках — Героях Советского Союза. вып. 3. М., Политиздат, 1968. стр. 296—309.
  2. 1 2 3 4 5 6 Ошкалн Отомар Петрович // Большая Советская Энциклопедия. / под ред. А. М. Прохорова. 3-е изд. Т. 19. М., «Советская энциклопедия», 1975. стр. 53.
  3. Ошкалнс, Отомар Петрович // Великая Отечественная война 1941—1945. События. Люди. Документы. Краткий исторический справочник / сост. Е. К. Жигунов, под общ. ред. О. А. Ржешевского. М., Политиздат, 1990. стр. 364.
  4. 1 2 [www.oldgazette.ru/pravda/29061945/text1.html Газета «Правда», 29 июня 1945 года].
  5. [data.lnb.lv/nba01/ZemgalesKomunists/1947/ZemgKomun1947-144.pdf «Otomārs Oškalns» // газета «Zemgales komunists», № 144 (570) от 3 сентября 1947, стр. 1].
  6. 1 2 3 Ошкалнс Отомар Петрович // Герои Советского Союза: краткий биографический словарь в 2-х тт. / редколл., предс. И. Н. Шкадов. том 2. М., Воениздат, 1988. стр. 216.
  7. В сражениях за Советскую Латвию. Рига, «Лиесма», 1975. стр. 207.

Литература и источники

  • П. Баугис. Партизаны называли его отцом // Народные герои. / сб., сост. Л. Ф. Торопов. М., Политиздат, 1983. стр. 173-184.

Ссылки

  •  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=5238 Ошкалнс Отомар Петрович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Ошкалн, Отомар Петрович

– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.