Ошкольская писаница

Ошкольская писаница — памятник изобразительного искусства таштыкской археологической культуры — древние изображения на открытых скальных поверхностях, расположенные около озера Ошколь на границе Орджоникидзевского и Ширинского районов Хакасии, в 4 км к северу от посёлка Талкин Ключ. В научной литературе известен также под названием "Подкаменская писаница", "писаница на горе Арга" (по Аппельгрен-Кивало), "Талкин Ключ". Впервые была исследована в 1887 И.Р. Аспелиным, открывшим памятник для науки и сделавшим первую копию плоскости с гравировками. В 1909 копировальные работы на Ошкольской писанице проводил А.В.Адрианов, снявший серию эстампажей с её изображений. Он назвал её Ошкольской — «так как отсюда отчётливо видно улус Б. Ошкольский, стоящий близ большого озера того же имени». Позднее это название использует Э. А. Севастьянова [1980]. Один из эстампажей А. В. Адрианова был издан Я. А. Шером с подписью «Подкаменская писаница» [1980, рис. 13], это же название использовал Ю. С. Худяков [1990, с. 108]. Писаницей у улуса Подкамень называет памятник И. Л. Кызласов, опубликовавший три фигуры воинов [1990, с. 183]. Название «Талкин ключ» — по имени ближайшего посёлка — дали гравировкам Д. А. Кириллова и М. Л. Подольский [2006].

Ошкольская писаница включает 4 плоскости с многофигурными композициями, расположенные на двух ярусах скальных выходов. Изображения выполнены тонкими резными линиями и относятся к таштыкской культуре (нач. — сер. I тыс. н.э.). Основные персонажи — конные и пешие лучники (Воины и охотники), бегущие олени и косули, помеченные тамгами кони, а также человеческие фигуры в длиннополых одеяниях, предположительно, чужеземцы.

Много изображений сосудов на поддонах с двумя вертикальными ручками, т.н. котлов, применявшихся для исполнения особых обрядов. Большинство воинов изображены с луками и колчанами; некоторые из них облачены в панцирные куртки, а один имеет клинковое оружие вроде палаша. Подробность в изображении деталей одежды и вооружения, прорисовке тамг характерна для рисунков таштыкского времени.

Ошкольская — самая крупная из сохранившихся таштыкских писаниц Хакасии, сравнимая по количеству фигур и мастерству их исполнения с чуть более поздней средневековой Сулекской писаницей.

Литература

• Адрианов А.В. Отчёт по исследованию писаниц Минусинского края // Изв. Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии в историческом, археологическом, лингвистическом и этнографическом отношениях. Вып. 10. СПб., 1910.
• Худяков Ю.С. Образ воина в таштыкском изобразительном искусстве // Семантики древних образов. Новосиб., 1990;
• Кызласов И.Л. Таштыкские рыцари // Проблемы изучения наскальных изображений в СССР. М., 1990.
• [web.archive.org/web/20121104080830/kronk.narod.ru/library/pankova-sv-2012a.htm Панкова С.В. Ошкольская писаница в Хакасии.] // Изобразительные и технологические традиции в искусстве Северной и Центральной Азии. / Труды САИПИ. Вып. IX. М.; Кемерово, 2012. С. 76-96, вклейки.

Ссылки

• [www.geoturizm.ru/Gallery/Category.aspx?Id=75 Фотографии писаницы]
• [www.iria-art.com/index.php?option=com_content&task=view&id=143&Itemid=49 Фотографии писаницы]

Отрывок, характеризующий Ошкольская писаница

Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.