Ошмарин, Пётр Григорьевич

Пётр Григорьевич Ошмарин
Дата рождения:	15 марта 1918(1918-03-15)
Место рождения:	Растяпино, Нижегородская губерния, Российская империя (ныне — Дзержинск, Нижегородская область, Россия)
Дата смерти:	29 марта 1996(1996-03-29) (78 лет)
Место смерти:	Ярославль
Страна:	СССР
Научная сфера:	биология
Альма-матер:	Горьковский государственный педагогический институт
Награды и премии:	другие медали, грамоты

Пётр Григорьевич Ошмарин (15 марта 1918 — 29 марта 1996) — советский и российский биолог (гельминтолог), доктор биологических наук, профессор.

Биография

В 1938 году окончил естественный факультет Горьковского государственного педагогического института, ученик профессора А. А. Соболева.

В 1939—1943 годах на службе в рядах РККА, участник Великой Отечественной войны.

После ранения и увольнения в запас с 1943 года — преподаватель Горьковского госпединститута по кафедре зоологии беспозвоночных. В апреле 1946 года защитил кандидатскую диссертацию «Паразитические черви промысловых животных Бурят-Монгольской АССР». В 1947 году возглавил Союзную гельминтологическую экспедицию на Камчатку в форме многомесячного плавания на китобойной флотилии «Алеут», изучал гельминтов китообразных.

С 1948 года — на должности старшего научного сотрудника Зоологического отдела Дальневосточной Базы Академии Наук СССР (Владивосток, ныне — Дальневосточное отделение РАН).

В 1956 году создаёт (и возглавляет до 1959 года) кафедру биологии и зоологический музей в Дальневосточном государственном университете. В 1958—1963 годах — заведующий лабораторией паразитологии Биолого-почвенного института Дальневосточного филиала Академии Наук СССР. В 1960 году в экспедиции во Вьетнаме собирает уникальный паразитологический материал и зоологическую коллекцию.

В 1961 году защищает докторскую диссертацию по теме «Паразитические черви млекопитающих и птиц Приморского края» и публикует её в виде монографии.

С 1963 по 1968 годы является первым директором Биолого-почвенного института Дальневосточного филиала АН СССР. Возглавляет краевую комиссию по охране природы. Является инициатором открытия Института биологии моря ДВО АН СССР.

В 1969—1970 годах — профессор кафедры зоологии Ярославского государственного педагогического института. В 1970 году создал и в течение 12 лет возглавлял кафедру зоологии в восстановленном Ярославском государственном университете. Читал курсы зоологии, эволюционной теории, спецкурсы. Создал зоологический музей биофака ЯрГУ. Затем до ухода на пенсию являлся профессором-консультантом кафедры. На пенсии продолжал заниматься научной работой и консультированием аспирантов. Имел множество учеников, среди которых кандидаты и доктора наук, профессора.

Автор более 120 научных публикаций.

Область научных интересов: зоология, паразитология, экология, эволюционная теория, охрана природы. Разработал и внедрил в практику оригинальную систему профилактики гельминтозов сельскохозяйственных животных на территории Приморского края, за которую был награждён медалью и грамотой Всесоюзной сельскохозяйственной выставки 1954 года. Под его руководством были найдены способы хранения морских промысловых рыб (терпуга, сайры, угольной рыбы, минтая).

Награды

• орден Отечественной войны 1 степени
• орден Трудового Красного Знамени
• медаль «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны»
• медаль Демократической республики Вьетнам за добросовестный труд
• медаль «Ветеран труда»
• многочисленные медали к юбилеям Советской Армии и Дням Победы
• почётные грамоты Приморского краевого Совета депутатов и Приморского Крайкома КПСС
• медаль и грамота участника Всесоюзной сельскохозяйственной выставки 1954 года

Основные публикации

• Монография «Паразитические черви млекопитающих и птиц Приморского края». — М.: изд. АН СССР, 1963. — 323 стр.
• К изучению специфичной экологии гельминтов. — Владивосток, 1959. — 155 стр.
• Дикроцелииды птиц и млекопитающих Приморского края. С сб.: Трематоды животных и человека. — М.: изд. АН СССР, 1952.
• Следы в природе. — М.: Наука, 1990. — 296 стр. — (в соавт. с Д. Г. Пикуновым)

Литература о нем

• Первый директор, или посвященная труду и людям жизнь // газета «Дальневосточный учёный», орган Дальневосточного отделения РАН, № 23 (1225) и 24 (1226) от 27.11 и 18.12. 2002 г.
• Памяти Петра Григорьевича Ошмарина (1918—1996)/ М. В. Ястребов //Экологические проблемы уникальных природных и антропогенных ландшафтов. Материалы Всероссийской научно-практической конференции.29 ноября 2007 г. Ярославль.2007. С.4-7.
• Ястребов М. В., Ястребова И. В. Паразитологические исследования П. Г. Ошмарина и динамика его научных интересов.// Экологические проблемы уникальных природных и антропогенных ландшафтов. Материалы Всероссийской научно-практической конференции.29 ноября 2007 г. Ярославль.2007. С.8-15.

Ссылки

• [www.uniyar.ac.ru/index.php/Ошмарин_Петр_Григорьевич Ошмарин Петр Григорьевич]
• [www.biosoil.ru/history.aspx Ссылка 2www.biosoil.ru]

Отрывок, характеризующий Ошмарин, Пётр Григорьевич

Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.