Ош (броненосец)
Броненосец «Ош» (фр. Hoche) — французский броненосец, построенный в 1880-х годах. Первый низкобортный мореходный броненосец первого класса в ВМС Франции.
Содержание
История
Французские броненосцы классов «Amiral Duperré» и «Amiral Baudin» хотя и произвели достаточное впечатление в момент своего появления, тем не менее, никогда не считались французским флотом полностью удачными кораблями. Главным их недостатком была малая площадь бронирования высокого надводного борта: узкий броневой пояс прикрывал от вражеских снарядов только ватерлинию. Моряки опасались, что в случае получения боевых повреждений, волны будут захлестывать в пробоины небронированого борта выше пояса и приведут к потере кораблем остойчивости.
Поскольку полное бронирование по ватерлинии рассматривалось французскими адмиралами как непременное условие (французские военные хотели, чтобы корабль даже получивший боевые повреждения мог поддерживать полный ход), единственным способом решения проблемы виделось уменьшение высоты надводного борта. Кораблестроители считали, что современный уровень технологии позволяет построить броненосец с низким надводным бортом, обладающий приемлемой мореходностью и столь же быстроходный как и предшествующие высокобортные корабли. Успешный опыт постройки в 1870-х серии барбетных броненосцев второго ранга типа «Terrible», вдохновил французских инженеров на попытку реализации этой же концепции в более крупном корабле.
Проект броненосца нового типа был разработан по инициативе морского инженера Шарля Эрнста Юэна, главного конструктора броненосных кораблей французского флота с 1880 по 1897 год. Долгое время обсуждалось вооружение корабля. В качестве вооружения первоначально предлагались 406-миллиметровые орудия[2], и даже 450-миллиметровые орудия, но постепенно возобладали более разумные концепции и калибр орудий уменьшили до 340 миллиметров.
В процессе проектирования, проект подвергся существенным переработкам ввиду частой смены морских министров во Франции, каждый из которых имел свои взгляды на перспективы развития флота. Окончательный проект был утвержден только спустя четыре месяца после закладки.
Конструкция
Броненосец, названный в честь генерала Лазара Оша, существенно отличался от французских кораблей предшествующих классов. Он имел сравнительно низкий надводный борт, полностью защищенный броней. Вспомогательные помещения и кубрики экипажа, ранее размещавшиеся в корпусе, были перенесены в чрезвычайно развитые надстройки[3]. Единственная труба была сильно сдвинута вперед.
По краям надстройки возвышались две массивные бронированные мачты с тяжелыми многоярусными закрытыми марсами. Французские адмиралы считали, что с подобных мачт удобно управлять боем. Также марсы служили для установки легкой противоминной артиллерии, имевшей в результате хорошие сектора обстрела. Но при всех своих достоинствах, развитые надстройки и тяжелые боевые мачты стали причиной существенного смещения центра тяжести корабля вверх.
Броненосец имел полное водоизмещение порядка 11502 тонн и оказался даже несколько меньше предшествующих кораблей. Его полная стоимость по оценкам 1891 года составила 19,583 миллиона франков, что было довольно дешево по меркам времени. Но из-за постоянных бюджетных проблем французского адмиралтейства[4] постройка корабля затянулась почти на 9 лет.
Вооружение
Первоначально, французское командование собиралось вооружить броненосец четырьмя 340-миллиметровыми орудиями в четырёх ромбически расположенных барбетах. Но уже в ходе постройки, 17 августа 1882 года, военно-морской министр адмирал Клуэ предложил заменить носовую и кормовую барбетные установки (к этому времени уже начавшие считаться слишком уязвимыми) вращающимися броневыми башнями. По соображениям экономии веса, при переделке проекта было решено оставить только два 340-миллиметровых орудия в носовой и кормовой башнях, в бортовых же установках установить пушки меньшего калибра.
В результате, вооружение броненосца состояло из двух 340-миллиметровых 28-калиберных нарезных орудий, по одному в носовой и кормовой вращающихся башнях, и двух 274-миллиметровых 28-калиберных нарезных орудий в бортовых барбетных установках. Хотя наличие двух близких калибров несколько затрудняло управление огнём, при сравнительно небольших дистанциях боя того времени это почти не имело значения.
340-миллиметровые 28-калиберные орудия имели скорострельность порядка 1 выстрела за 4 минуты, и могли стрелять 420-килограммовыми снарядами на дистанцию до 8000 м кабельтов. 274-миллиметровые орудия имели такую же длину ствола в калибрах, но стреляли только на 6530 м кабельтова. Все орудия могли перезаряжаться при любом положении[5].
Артиллерия главного калибра располагалась ромбом: на носу, в вращающейся бронированной башне стояло 340-миллиметровое орудие, в центре корпуса, в бортовых барбетных установках стояли 274-миллиметровые орудия и на корме стояло второе 340-миллиметровое орудие в башенной установке. Такое расположение позволяло нацелить в любом направлении 3/4 всей крупнокалиберной артиллерии (что для французского флота, ценившего активное маневрирование с частым перестроением в бою, было весьма актуально), хотя и не позволяло навести на одну цель все орудия.
Вспомогательная батарея броненосца состояла из восемнадцати 140-миллиметровых орудий, четырнадцать из которых стояли на главной палубе, и ещё четыре — в надстройке. Все орудия стояли в батарее, не защищенные броней.
Корабль также нес десять 47-миллиметровых противоминных орудий Гочкисса, шесть из которых стояли в выступах надстроек над бортовыми барбетами главного калибра, и ещё четыре — на марсах мачт. Дополнительно, было установлено десять 37-миллиметровых револьверных орудий.
Торпедное вооружение состояло из пяти 480-миллиметровых надводных поворотных торпедных аппаратов, один из которых стрелял прямо по корме, а четыре других — по бортам в носовой части, стреляя в секторе до 60 градусов.
Бронирование
Схема бронирования броненосца «Ош» была, в целом, развитием схемы защиты предыдущих океанских броненосцев. Сталежелезные плиты, производства фирмы «Крезо», прошли испытания в 1880 году и были признаны лучшими существующими на тот момент, далеко превосходя сварную броню «Компаунд»[6].
Вдоль всей ватерлинии протянулся пояс из сталежелезных плит, толщиной от 450 миллиметров (в центре корпуса) до 350 миллиметров (на корме). Общая высота пояса составляла 2,3 метра в центре корпуса и 1,8 метра у оконечностей. Изначально это считалось достаточным, но из-за конструктивной перегрузки, большая часть пояса скрывалась под водой, и при полной загрузке над водой выступали только 0,3 метра высоты пояса. В сечении, плиты пояса представляли собой трапецию, наиболее толстую в верхней части и постепенно сужающуюся к нижней.
Пояс формировался из двух рядов плит, один над другим, положенных на тиковую подкладку. За счет этого рассчитывали локализовать наносимый снарядами ущерб и упростить ремонт повреждений. На верхнюю кромку пояса была положена 80-миллиметровая железная броневая палуба, закрывавшая подводную часть корабля.
Броневые башни 340-миллиметровых орудий прикрывала 320-миллиметровая броня, подбашенные барбеты, в которых располагались механизмы поворота — 350-миллиметровая. Бортовые барбеты 274-миллиметровых орудий защищала 350-миллиметровая броня. Как и в предыдущих проектах, барбеты стояли на главной палубе и между ними и броневой палубой был незащищенный промежуток, но из-за меньшей высоты надводного борта, уязвимость установок была существенно снижена.
Силовая установка
Броненосец приводили в действие паровые машины общей мощностью до 11000 л.с. Максимальная скорость (при форсированной тяге) составляла 16 узлов. Без форсирования, максимальная скорость составляла порядка 12,5 узла.
Корабль описывал на максимальном ходу циркуляцию около 400 метров радиусом. Маневренность и устойчивость на курсе считались очень хорошими. Следует, однако, отметить, что из-за конструктивной перегрузки, крен при развороте на максимальной скорости достигал 15 градусов.
Носимые катера
При вступлении в строй, корабль был укомплектован 15 шлюпками. Дополнительно, на каждом борту броненосца находилось по минному катеру, предназначенному для атаки неприятельских кораблей шестовыми минами. Оснащение крупных боевых кораблей носимыми минно-торпедными единицами в то время считалось вполне осмысленным: предполагалось, что броненосец сможет (при хорошей погоде) использовать свои миноноски для добивания потерявших ход кораблей противника или для ночной атаки блокированных кораблей в гавани.
Боевая служба
Корабль вступил в строй в 1890 году. Он находился в непрерывной службе до 1894 года, когда был поставлен на первую модернизацию. В ходе неё, попытались уменьшить явно избыточный верхний вес корабля путём демонтажа тяжелой боевой грот-мачты и замены её на легкую сигнальную. Часть мостиков и надстроек демонтировали: убрали округлый выступ надстройки, нависавший над кормовой башней главного калибра.
Тем не менее, остойчивость корабля по-прежнему вызывала беспокойство, и в 1898 году, пользуясь случайным повреждением броненосца из-за навигационной ошибки, он поступил на модернизацию вторично. Фок-мачту понизили: навесную палубу над надстройками убрали. Котлы заменили на новые, и вместо устаревшей батареи вспомогательного калибра установили двенадцать новых скорострельных 140-миллиметровых орудий. Тем не менее, модернизация не особенно повысила боевые возможности уже морально устаревшего корабля.
«Ош» был списан и выведен в резерв в 1911 году. 25 ноября 1913 года его потопили на учениях.
Оценка проекта
Являясь революционным для французского кораблестроения дизайном, «Ош» был гораздо более совершенным кораблем, чем его предшественники. Уменьшение высоты надводного борта позволило существенно сократить уязвимую для снарядов площадь, не защищенную броней: рациональное ромбическое расположение артиллерии позволяло эффективно концентрировать огонь 3/4 крупнокалиберных орудий в любом направлении. При этом 340-миллиметровые пушки были расположены в броневых башнях и надежно защищены.
Тем не менее, этот броненосец также не был лишен недостатков, главным из которых оказалась низкая остойчивость. Разворачиваясь на полном ходу, «Ош» кренился на 15 градусов. Это было вызвано избыточно тяжелыми надстройками и чрезвычайно громоздкими боевыми мачтами, установка которых во многом была вызвана политическими причинами и постоянными пересмотрами проекта. Броненосец был перегружен, и большая часть броневого пояса скрывалась под водой.
Несмотря на все недостатки, «Ош» был мощным кораблем, и французский флот считал его очень удачным, повторив конструкцию в последующих броненосцах типа «Марсо». Впервые примененное на «Ош» ромбическое расположение орудий главного калибра впоследствии неоднократно повторялось на французских военных кораблях, и кораблях, строящихся во Франции для других стран.
Напишите отзыв о статье "Ош (броненосец)"
Комментарии
- ↑ 1 2 При постройке
- ↑ Аналогичные ставившимся на «Terrible»
- ↑ Из-за обилия надстроек корабль получил прозвище «плавучий Гранд-Отель»
- ↑ Вызванных необходимостью платить репарации Германии после неудачной для Франции войны 1871 года.
- ↑ Орудия британских броненосцев, например, требовали для перезарядки разворота в диаметральной плоскости.
- ↑ В ходе испытаний, проводившихся по заказу итальянского правительства, сталежелезные плиты «Крезо» и компаундовские плиты британской фирмы «Браун» были обстреляны сначала из 430-миллиметровых, а затем из 250-миллиметровых орудий. Итальянцы хотели проверить, какая их плит менее подвержена растрескиванию. В ходе испытаний, 430-миллиметровые снаряды пробили обе плиты насквозь, но плита «Браун» после этого развалилась на куски, а плита «Крезо» сохранила прочность и выдержала удары 250-миллиметровых орудий.
Литература
- Regan Geoffrey. Geoffrey Regan's Book of Naval Blunders. — André Deutsch, 2001. — P. 43–44. — ISBN 0-233-99978-7.
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Ош (броненосец)
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
