Хоэль I (герцог Бретани)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Оэль I (герцог Бретани)»)
Перейти к: навигация, поиск
Хоэль I Бретонский
брет. Hoel Iañ
Герцог Бретонский
958 — 981
Предшественник: de jure Дрогон Бретонский
de facto Фульк II Анжуйский
Преемник: Гюэреш Бретонский
Граф Нанта
958 — 981
Предшественник: Фульк II Анжуйский
Преемник: Гюэреш Бретонский
 
Смерть: 981(0981)
Род: Нантский дом
Отец: Ален II Бретонский
Мать: Юдит
Дети: Хоэль II,
Юдикаэль

Хоэль I Бретонский (брет. Hoel Iañ, фр. Hoël Ier de Bretagne, ум. 981) — герцог Бретонский и граф Нанта с 958 года по момент своей смерти в 981 году. Происходил из так называемого Нантского дома правителей Бретани.



Биография

Основные сведения о жизни Хоэля I содержатся в «Нантской хронике», записанной в XI веке и характерной негативным отношением к бретонцам.

Хоэль I был незаконным сыном герцога Алена II «Кривая Борода» и некоей благородной Юдит[1]. Он стал графом Нанта и получил право претендовать на титул герцога Бретани после смерти при неясных обстоятельствах своего единокровного брата Дрого, в гибели которого жители Нанта обвинили его регента Фулька II Анжуйского.

В 970-х годах основную канву бретонской политической жизни составляло противоборство Хоэля с графом Ренна Конаном (будущим герцогом Бретани, известным под именем Конана I Кривого). Конан являлся вассалом Тибо I Блуаского и контролировал север Бретани. В качестве противовеса влиянию дома Тибальдинов Хоэль I заключил союз с графом Анжу Жоффруа I Гризегонелем. В итоге противостояние вылилось в 981 году в битву нантско-анжуйского войска против реннско-блуаского при местечке Конкерей, результаты которой сложно оценить в пользу одной из сторон.

В том же 981 году умер епископ Нанта Готье I, и брат Хоэля, Гюэреш, направился в Тур для рукоположения в этот сан. Однако пока брат находился в отъезде, Хоэль I был убит по указанию графа Ренна Конана, и Гуэрешу пришлось возвратиться и принять на себя титулы графа Нанта и герцога Бретонского.

Хоэль I оставил после себя двух незаконных сыновей: графа Ванна Хоэля II и Юдикаэля, будущего графа Нанта с 992 по 1004 годы.

Напишите отзыв о статье "Хоэль I (герцог Бретани)"

Примечания

  1. «Нантская хроника»: Hi nompe progenitiex nobili matre, nomine Judith, exctiterant, antequam Alanus praefatus sororem Theobaldi comitis Blesensis in uxorem duceret (Цит. по изд.: [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k55624v.image.f185.pagination La chronique de Nantes] / Merlet, Peter. — Paris: Alphonse Picard et Fils, 1896. — P. 113. — 165 p.)

Литература

  • «Нантская хроника». ([gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k55624v Издание Chronique de Nantes Présentée et annotée par René Merlet на сайте Gallica])  (фр.)
  • Naissance de la Bretagne. Géographie historique et structures sociales de la Bretagne méridionale (Nantais et Vannetais) de la fin du VIIIe à la fin du XIIe siècle, Noël-Yves Tonnerre Presses de l’Université d’Angers Angers, 1994. ISBN 2903075589  (фр.)

Отрывок, характеризующий Хоэль I (герцог Бретани)

Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.