Ояла, Туомо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Туомо Ояла 
Гражданство Финляндия Финляндия
Дата рождения 19 сентября 1979(1979-09-19) (44 года)
Место рождения Лахти, Финляндия
Рост 180 см
Вес 73 кг
Карьера
Дисциплина Биг-эйр,
Хафпайп
В сборной c 1999 - 2002
Статус завершил карьеру
Конец карьеры 2002
Результаты
Олимпийские игры 30 (2002)
Кубок мира
 Дебют в Кубке мира 28 января 2000
 Побед в Кубке мира 0
 Хафпайп 22 (2000/2001)
 Биг-эйр 28 (2001/2002)
 Позиции на подиуме 1 2 3
 Хафпайп 0 1 1
 Биг-эйр 0 0 1
Кубок Европы
Последнее обновление: 7 июля 2014 года

Ту́омо Ю́хани О́яла (фин. Tuomo Juhani Ojala ; 19 сентября 1979, Лахти, Финляндия) — финский сноубордист, выступавший в дисциплинах биг-эйр и хафпайп.



Спортивная карьера

Результаты выступлений в Кубке мира

Результаты выступлений в Кубке мира
2002-03
Итоги

Валле-Невадо

Берлин

Лаакс

Тандедален

Уистлер

Стоунхем

Зальцбург

ЧМ Крайшберг

Мюнхен

Турин

Саппоро

Серре Чевальер

Ароза
Очков Место Х-П Б-Э Х-П Х-П Б-Э Х-П Х-П Б-Э Б-Э Х-П Б-Э Б-Э Б-Э Х-П Х-П Х-П Х-П Б-Э
150 - - 16 - - - - - - - - - - - - - - - -
2001-02
Итоги

Валле-Невадо

Тинь

Ишгл

Уистлер

Ароза

Альп де Юэ

Крайшберг

Мюнхен

ОИ Солт-Лейк Сити

Саппоро

Бишхофвизен

Рука

Тандедален
Очков Место Х-П Х-П Б-Э Х-П Х-П Б-Э Х-П Х-П Х-П Б-Э Б-Э Х-П Х-П Б-Э Х-П Х-П Х-П
1340 - 16 - 3 - - - 22 4 - - CANC 30 - - CANC - -

Х-П — Хафпайп
Б-Э — Биг-эйр
DNS — спортсмен был заявлен, но не стартовал
DNF — спортсмен стартовал, но не финишировал
DSQ — спортсмен финишировал, но дисквалифицирован
CANC — старт отменён
 — спортсмен не участвовал в этой гонке

Примечание: очки набранные в гонках спортсменом на Чемпионатах мира и Олимпийских играх не учитываются в итоговом рейтинге Кубка мира.

Напишите отзыв о статье "Ояла, Туомо"

Ссылки

  • [data.fis-ski.com/dynamic/athlete-biography.html?sector=SB&competitorid=44755&type=result Профиль на сайте FIS]
  • [www.sports-reference.com/olympics/athletes/oj/tuomo-ojala-1.html Профиль на сайте sports-reference.com]

Отрывок, характеризующий Ояла, Туомо


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.