Ояма Ивао

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ояма Ивао
大山 巌
Дата рождения

12 ноября 1842(1842-11-12)

Место рождения

Кагосима, княжество Сацума, сёгунат Токугава

Дата смерти

10 декабря 1916(1916-12-10) (74 года)

Место смерти

префектура Фукуока, Япония

Принадлежность

Японская империя

Годы службы

1871—1914

Звание

маршал Японской империи

Командовал

Императорская армия Японии

Сражения/войны

Война Босин
Восстание в Сацуме
Японо-китайская война (1894—1895)
Русско-японская война

Награды и премии
В отставке

министр-хранитель печати Японии, гэнро

Ояма Ивао (яп. 大山 巌 О:яма Ивао?, 12 ноября 1842, город Кагосима, княжество Сацума (ныне — префектура Кагосима) — 10 декабря 1916, префектура Фукуока[1][2]) — японский военный деятель, маршал Японии (1898), сыграл важную роль в создании японской армии современного типа.



Биография

Родился в княжестве Сацума (ныне — префектура Кагосима) в семье древнего самурайского рода.

Отличился во время реставрационной войны 1868 года в рядах сторонников императора.

Во время франко-прусской войны находился при прусских войсках, изучая передовой опыт ведения войны. В 187174 годах получил военное образование во Франции и Швейцарии.

Когда в 1877 году его близкий родственник Сайго Такамори поднял самурайское восстание в Сацуме (к которому присоединился также старший брат Оямы), остался верен правительству — командовал бригадой при подавлении мятежа, используя при этом полученный в Европе опыт.

В 1879 году был назначен заместителем министра внутренних дел и начальником столичной (токийской) полиции. С 1880 года — министр армии, с 1882 года — начальник генерального штаба. В 1883 году совершил путешествие в Европу для изучения организации армий.

После возвращения, в 188596 годах (с небольшим перерывом), — вновь министр армии, проводил милитаризацию страны.

После начала в 1894 году японо-китайской войны (1894—1895) — командовал 2-й армией, высадившейся на Ляодунском полуострове, штурмом взявшей Люйшунь. Затем армия пересекла Жёлтое море и захватила крепость Вэйхайвэй.

По итогам этой кампании получил титул маркиза и стал членом Тайного совета при императоре. 20 января 1898 года стал маршалом Японской империи.

В 18991904 годах — вновь начальник Генштаба. Под его руководством был разработан план войны с Россией и проведена тщательная подготовка японской армии к кампании.

В июне 1904 года был назначен главнокомандующим японскими войсками в Маньчжурии и на Ляодунском полуострове. Под его общим командованием японские войска победили в Ляоянском сражении, отбили наступление русских при реке Шахе и с помощью прибывшей из-под Порт-Артура 4-й армии Ноги одержали решительную победу под Мукденом.

В 1906 году стал почётным членом британского Ордена Заслуг (Order of Merit).

В 1907 году император пожаловал Ояме титул князя. С 1912 года был лордом-хранителем императорской печати и гэнро.

Напишите отзыв о статье "Ояма Ивао"

Примечания

  1. Ояма // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  2. Другие источники называют местом смерти Оямы Токио.
  3. </ol>

Ссылки

Отрывок, характеризующий Ояма Ивао


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.