О’Дэй, Анита

Анита О’Дэй Anita O'Day
Кадр из документального фильма Jazz on a Summer's Day Б. Штерна, 1958
Основная информация
Полное имя	Anita O'Day
Дата рождения	18 октября 1919(1919-10-18)
Место рождения	Чикаго
Дата смерти	23 ноября 2006(2006-11-23) (87 лет)
Место смерти	Лос-Анджелес
Годы активности	1934—2006
Страна	США
Профессии	музыкант, певец
Жанры	джаз, бибоп

Анита О’Дэй (англ. Anita O'Day, урождённая Анита Бель Колтон (англ. Anita Belle Colton), известна также под прозвищем Иезавель Джаза (англ. The Jezebel of Jazz); 18 октября 1919, Чикаго — 23 ноября 2006, Лос-Анджелес) — американская джазовая певица.

Биография

Анита О’Дэй, урождённая Анита Бель Колтон, родилась в Чикаго у Джеймса и Глэдис М. Колтон в 1919 году. Детство певицы было нелёгким: она ушла из дому в 12 лет, с 14 лет выступала как танцовщица в популярных тогда танцевальных марафонах. В 16 лет она гастролировала с танцевальным коллективом по Среднему Западу и тогда же начала исполнять за чаевые песню Lady in Red. Жизнь не баловала певицу, так, к тому времени она неоднократно подвергалась сексуальному насилию и перенесла два подпольных аборта. По словам певицы, «Я была так несчастна от того, что я сделала со своей жизнью, что я начала спиваться». В 1936 году она решила стать певицей и поменяла фамилию на О’Дэй, объясняя эти стремлением к деньгам, которые она надеялась заработать.

Свою певческую карьеру начала как участница хора в клубах Celebrity Club и Vanity Fair, затем нашла работу певицы в клубах Ball of Fire, The Vialago и The Planet Mars, где выступления перемежала с работой официантки. В 1937 году в клубе The Vialago она встретила барабанщика Дона Картера, который дал ей первые знания музыкальной теории. Первого заметного успеха певица достигла в 1938 году, когда её выступление прослушал Карл Конс, редактор джазового журнала Down Beat, который предложил ей работу в его клубе The Off-Beat, популярном месте среди музыкантов. Первые десять дней на новой работе Анита О’Дэй пела вместе с квартетом Макса Миллера, и с ним же продолжала работу до 1941 года. Во время работы в The Off-Beat она познакомилась с барабанщиком и бэнд-лидером Джином Крупой, который пообещал взять на работу Аниту О’Дэй, если его певица, Айрин Дэй, покинет группу.

В начале 1941 года Анита О’Дэй присоединилась к оркестру Джина Крупы и работала с ним до 1943 года, записав 34 песни с оркестром, включая Let Me Off Uptown, дуэт с Роем Элдриджем, первый большой хит в исполнении певицы. В 1941 году журнал Down Beat назвал певицу «Новая звезда года». В 1942 году читатели журнала поставили певицу на четвёртое место среди лучших певиц биг-бэндов, после Элен О'Коннел, Элен Форрест и Билли Холидей. В том же году Анита О’Дэй вышла замуж за профессионального игрока в гольф Карла Хоффа. В 1943 году Крупа был арестован за хранение марихуаны и его оркестр распался. Анита О’Дэй на некоторое время присоединилась к Вуди Герману и затем стала выступать сольно. С апреля 1944 года в течение 11 месяцев работала в оркестре Стэна Кентона, и, как она признавалась в дальнейшем, «Моя работа со Стэнли сохранила и развила моё врождённое чувство структуры аккорда». Певица записала с Кентоном 21 песню, имевшие коммерческий успех. В 1945 года Анита О’Дэй присоединилась к воссозданному оркестру Джина Крупы и работала с ним в течение года, записав 10 песен. С 1946 года Анита О’Дэй окончательно стала соло-исполнителем.

В конце 1940-х Анита О’Дэй записывалась больше двадцати раз, в основном на небольших фирмах, но качество материала было разным: Анита пыталась достичь популярности и поэтому экспериментировала. Среди значимых песен того периода можно отметить Hi Ho Trailus Boot Whip, Key Largo, How High the Moon, и Malaguena. В конце 1947 года певица вместе с мужем была арестована за хранение марихуаны и приговорена к 90 дням заключения. В 1948 году карьера певицы вновь пошла вверх: она выступила вместе с Каунтом Бэйси в Нью-Йорке, на арене Royal Roost, и её выступление пять раз прозвучало в прямом эфире.

В 1952 году певица выпустила свой первый сольный альбом Anita O'Day Sings Jazz. Альбом получил высокие оценки критиков и способствовал популярности певицы. В октябре 1952 года Анита О’Дэй вновь была арестована за хранение марихуаны, но была признана невиновной, а в марте 1953 года её арестовали уже за хранение героина и на этот раз певица была приговорена к 6 месяцам тюрьмы. Вскоре после освобождения, в феврале 1954 года Анита О’Дэй выпустила второй альбом Songs by Anita O'Day и с тех пор до 1962 года стабильно выпускала альбомы, записываясь как с небольшими коллективами, так и с биг-бэндами. Певица также много выступала вживую, с такими звёздами, как Луи Армстронг, Оскар Питерсон, Дина Вашингтон, Телониус Монк, Джордж Ширинг, Кол Чейдер и другие. Венцом карьеры, по словам самой певицы, стало её выступление на джаз-фестивале в Ньюпорте, которое было записано и вошло в состав документального фильма Jazz on a Summer's Day. Анита О’Дэй впоследствии сказала, что это был лучший день в её жизни, её звёздное выступление, фотографии которого попали на обложки национальных журналов. Также она призналась, что, возможно, в день выступления она была под сильным воздействием героина. В следующем году она отметилась небольшим камео в фильме о Джине Крупе. В конце 1959 года она гастролировала по Европе с оркестром Бенни Гудмена. После истечения контракта с Verve Records Анита О’Дэй продолжала нередко записываться, но выпустила лишь два альбома. Вместе с тем, пристрастие певицы к наркотикам давало о себе знать, и в 1966 году певица чуть было не умерла от передозировки героина, после чего потребовался курс лечения, который она провела на Гавайях. В 1970 году Анита О’Дэй вернулась на большую сцену, выступив на Берлинском джазовом фестивале, затем сыграла небольшую роль в фильме Zig Zag. В 1973 году вновь сыграла камео в фильме The Outfit

С 1975 года она возобновила работу над записями, и до 1979 года выпустила семь альбомов, студийных и концертных. Следующий альбом она записала только через десять лет, в 1989 году, и до 1993 года выпустила ещё четыре альбома. В 1981 году певица выпустила автобиографию High Times, Hard Times, в которой, в частности, много внимания было уделено борьбе с героиновой зависимостью и которая послужила примером для признания многих знаменитых людей в том же пороке. Но вместе с тем певица на склоне лет заметила:

Кто был тот парень, что играл на фортепиано? Бетховен. Все говорят «Великий, великий, великий». Ну хорошо, ты читал его историю? Он сидел на наркоте! Ведь нормальный человек, с нормальной головой и всем прочим, никогда не сможет продвинуться так далеко. Оригинальный текст (англ.)   Who was that guy that played the piano? Beethoven. Everybody said " Great, great, great." Well, did you ever read his story? He was on dope! So the normal people, with the normal head and everything, never get too far

Свой последний альбом Indestructible! певица выпустила в 2006 году, за семь месяцев до своей смерти. В том же году был снят документальный фильм Anita O'Day: The Life of a Jazz Singer, который вышел на экраны двумя месяцами позже смерти певицы. Фильм выпущен также на двойном DVD. Перед смертью проживала в Хемете, штат Калифорния. В ноябре 2006 года её менеджер поместила певицу в больницу, в Западном Голливуде, для восстановления от перенесённой пневмонии. За два дня до смерти Анита О’Дэй потребовала выписки из больницы. 23 ноября 2006 года певица умерла во сне, причиной смерти была названа остановка сердца. Тело певицы кремировано, прах развеян над Тихим океаном близ Санта-Моники.

Стиль

Голос О’Дэй был низкий, несколько скрипучий и её диапазон был ограничен. Из-за неудачного удаления миндалин ей не хватало вибрато. Однако она могла ваять прекрасные зажигательные быстрые фразы из слогов, преломляющие и тонко изменяющие текст и мелодию, ещё и удивляя одновременно и приятными, и логичными методами. Слова, казалось, спрессовывались в миазматическом потоке волнообразного звука, но текст в то же время проходил насквозь. Хотя иногда она брала неточные ноты, её чувство свинга было безупречным. О’Дэй не столько пела песни, сколько разбирала их, только для того, чтобы восстановить композицию так, что песня выходила ещё глубже, ещё эмоциональней, чем оригинал. «Когда у вас нет большого голоса, вы должны использовать все уловки и нажимать на все белые и чёрные клавиши, — однажды рассказала О’Дэй журналисту. — Это весь тот диапазон, что у меня есть. Я не Лили Понс или Сара Вон» . Оригинальный текст (англ.)   O'Day's voice was low and somewhat gravelly, and her range limited. She lacked vibrato because of a botched tonsillectomy. She could, however, sculpt lovely lines of rapid-fire syllables, bending and tweaking the lyric and melody in surprising yet pleasant and logical ways. The words seemed compressed into a miasmic stream of undulating sound, while the lyric still came through. Although her pitch sometimes wandered, her sense of swing was impeccable. O'Day would not so much sing a song as disassemble it, only to reconstitute the composition in a manner that released deeper and more profound emotions than the original. "When you haven’t got that much voice, you have to use all the cracks and the crevices and the black and the white keys," O’Day once told an interviewer. «That’s all the range I’ve got. I’m no Lily Pons or Sarah Vaughan.»

Быстрая артикуляция О’Дэй и её глубокое знание гармонии ставит её выше даже Эллы Фитцджеральд в быстром обмене музыкальными идеями с музыкантами-инструменталистами. Скэт, пение без слов, в котором преуспели обе певицы с заметным отрывом, не самая приятная форма, но он поставил их в один ряд с величайшими джазовыми трубачами. Оригинальный текст (англ.)   O'Day had a fast articulation and her deep knowledge of harmony made her superior even to Ella Fitzgerald in exchanging rapid musical ideas with instrumental soloists. Scat singing, the wordless singing at which both women excelled with notable exuberance, is an unlovely form, but it did enable them to stand side by side with the great jazz horn players.

Правильнее будет слово «стилист», чем «певица», она была мастером выразительности, точного выбора момента и фразировок, чьи импровизации подходили любым инструменталистам, с кем она работала. Оригинальный текст (англ.)   Preferring the word “stylist” to “singer,” she was a master of expression, timing and phrasing whose improvisational skills matched any of the instrumentalists with whom she was allied

О’Дэй призналась, что была под сильным влиянием героина во время концерта, и она не знала, что её снимают. Но её исполнение Sweet Georgia Brown, хита фильма, показало, как ей нужно общение, как она была и радостной, и жёсткой, и умной, и стеснительной, и всё это одновременно. Оригинальный текст (англ.)   O’Day admitted to having been high on heroin during the concert, and she was unaware of being filmed. But her rendition of «Sweet Georgia Brown» is the hit of the movie, revealing her need to communicate how joyful, tough, smart, and shy she was, all at once.

О’Дэй обычно носила жакет, похожий на пиджаки инструменталистов, поверх скромной блузки и юбки вместо гламурных платьев, которые предпочитали другие певицы. Тот недостаток гламура и природной красоты более чем компенсировался дерзкой сексуальностью и развязным шиком, которые сопровождали её выступления. Оригинальный текст (англ.)   O'Day typically wore a band jacket matching the uniforms of the instrumentalists over a plain blouse and skirt rather than the sort of the glamorous gowns favored by other female vocalists. Whatever might have been lacking in her dress and natural beauty, however, O'Day more than compensated with the brash sexuality and swagger that permeated her performances.

Харуки Мураками включил Аниту Дэй во вторую книгу Джазовых портретов, сказав, что «Уникальность Аниты в том, что практически все мелодии в её исполнении всегда были джазом. Её главный козырь — не женское обаяние или чувственность, не текстовая медитация, а открытая демонстрация простой и прямой джазовой души. Сухая фразировка, временами напоминающая звучание трубы. Хрипловатый вокал. Музыкальные интервалы, которым отнюдь не хочется петь дифирамбы. Так или иначе это — джаз. Я очень люблю такую манеру исполнения».

Дискография

Columbia Records и Capitol Records: 1941—1946

В это время Анита О’Дэй выступала в составе оркестра Джина Крупы (1941-1942 и 1945-1946) и Стена Кентона (1944). В то время выпускались пластинки, на двух сторонах которых было по одной песне. Впоследствии эти пластинки сводились и перевыпускались на сборниках.

Signature, Coral, Advance, Alto, Mercury Records: 1946—1953

В начале сольной карьеры Анита О’Дэй записала более двадцати подобных пластинок в небольших студиях. Особо можно отметить:

Название	Лейбл	Год выпуска
Anita O'Day Specials	Signature	1951
Singin' and Swingin'	Coral	1953

Clef and Norgran Records: 1953—1956

Год	Название
1953	Anita O'Day Collates
1954	Anita O'Day Sings Jazz
1954	Songs By Anita O'Day
1955	Anita O'Day
1956	An Evening with Anita O'Day

Verve Records: 1956—1964

Год	Название
1956	Anita (This is Anita)
1957	Pick Yourself Up with Anita O'Day
1957	The Lady Is a Tramp
1957	Anita Sings the Most
1958	Anita O'Day at Mister Kelly's (live)
1958	Anita Sings the Winners
1959	Anita O'Day Swings Cole Porter with Billy May
1959	Cool Heat
1960	Anita O'Day and Billy May Swing Rodgers and Hart
1960	Waiter, Make Mine Blues
1960	Trav'lin' Light
1962	All the Sad Young Men
1962	Time for Two
1963	Anita O'Day and the Three Sounds
1964	Incomparable!
2007	Live in Tokyo '63 (Live)

BASF/MPS Records: 1970

Год	Название
1970	Recorded Live at the Berlin Jazz Festival (Live)

Emily Records,(Emily Productions): с 1975

Год	Название
1975	I Get a Kick Out of You
1975	My Ship
1976	Live at Mingo's (Live)
1978	Mello' Day
1978	Skylark - Live at Club Sometime (Live)
1978	Angel Eyes
1979	Anita O'Day Live at the City (Live)
1989	In a Mellow Tone
1991	At Vine St. Live (Live)
1993	Live in Person (Live)
1993	Rules of the Road
1993	Wave: Live at Ronnie Scott's (Live)
2006	Indestructible!

Dobre Records

Год	Название
1970-е	Anita O'Day
1970-е	There's Only One

Отрывок, характеризующий О’Дэй, Анита

Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.
– Mariedi entre les 8 et 9 heures. Vous me ferez grand plaisir. [Во вторник, между 8 и 9 часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.] – Борис обещал исполнить ее желание и хотел вступить с ней в разговор, когда Анна Павловна отозвала его под предлогом тетушки, которая желала его cлышать.
– Вы ведь знаете ее мужа? – сказала Анна Павловна, закрыв глаза и грустным жестом указывая на Элен. – Ах, это такая несчастная и прелестная женщина! Не говорите при ней о нем, пожалуйста не говорите. Ей слишком тяжело!


Когда Борис и Анна Павловна вернулись к общему кружку, разговором в нем завладел князь Ипполит.
Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»