О’Коннелл, Патрик Джозеф

Патрик О’Коннелл
Общая информация
Полное имя	Патрик Джозеф О’Коннелл
Прозвища	Дон Патрисио Спаситель «Барселоны»
Родился	8 марта 1887(1887-03-08) Уэстмит, Соединённое королевство Великобритании и Ирландии
Умер	27 февраля 1959(1959-02-27) (71 год) Лондон, Великобритания
Гражданство	Ирландия
Рост	173 см
Позиция	хавбек
Карьера
Молодёжные клубы
	Франкфорт
	Стрэнвилл Роверс
Клубная карьера*
1908—1909	Белфаст Селтик	? (5)
1909—1912	Шеффилд Уэнсдей	18 (0)
1912—1914	Халл Сити	58 (1)
1914—1919	Манчестер Юнайтед	34 (2)
1916—1917	→  Рочдейл
1917—1918	→  Клэптон Ориент
1918—1919	→  Честерфилд
1919—1920	Дамбартон	32 (0)
1920—1922	Ашингтон	19 (1)
1908—1922	Всего за карьеру	161 (9)
Национальная сборная**
1912—1919	Ирландия	5 (0)
Тренерская карьера
1921—1922	Ашингтон	игр. тр.
1922—1929	Расинг (Сантандер)
1929—1931	Реал Овьедо
1932—1935	Реал Бетис
1935—1940	Барселона
1940—1942	Реал Бетис
1942—1945	Севилья
1947—1949	Расинг (Сантандер)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Па́трик Джо́зеф О’Ко́ннелл (англ. Patrick Joseph O'Connell; 8 марта 1887, Уэстмит — 27 февраля 1959, Лондон) — ирландский футболист, выступавший на позиции хавбека, впоследствии — футбольный тренер.

В качестве игрока наиболее известен по выступлениям за английские клубы «Шеффилд Уэнсдей», «Халл Сити» и «Манчестер Юнайтед», а также за сборную Ирландии, в составе которой выиграл домашний чемпионат Великобритании 1914 года.

В качестве тренера известен по работе в чемпионате Испании, где тренировал ряд клубов, в том числе «Реал Бетис» (с которым выиграл Ла Лигу в сезоне 1934/35), «Расинг Сантандер», «Реал Овьедо», «Барселону» и «Севилью».

В Испании получил прозвище Дон Патрисио. Также его называют «спасителем „Барселоны“», так как он помог клубу выйти из тяжёлой финансовой ситуации.

Клубная карьера

Начало карьеры

Патрик родился в графстве Уэстмит, затем его семья переехала в Дублин. На любительском уровне О’Коннелл играл в футбол за ряд дублинских команд, включая «Франкфорт» и «Стрэнвилл Роверс», а в августе 1908 года перешёл в «Белфаст Селтик», с которым подписал свой первый профессиональный контракт. В сезоне 1908/09 он забил за команду 5 голов в лиге и ещё 4 — в Кубке Белфаста. 3 из 4 мячей в Кубке он забил в ворота «Линфилда» 31 октября 1908 года, когда «Селтик» разгромил соперника со счётом 4:1 на «Уиндзор Парк».

«Шеффилд Уэнсдей»

Весной 1909 года Патрик, вместе с Питером Уорреном, перешли из ирландского «Селтика» в английский «Шеффилд Уэнсдей». Английский клуб приобрёл их двоих за £50. О’Коннелл дебютировал за «Уэнсдей» в Первом дивизионе в матче последнего тура сезона 1908/09 против «Бери». В последующие сезоны он нечасто попадал в основной состав из-за сильной конкуренции со стороны таких игроков как Инглиш Макконнелл, Джимми Спурс и Боб Макскимминг. Поэтому за три года, проведённые в клубе, он сыграл лишь в 21 официальном матче (18 в лиге и 3 в Кубке Англии). Во время выступления за «Уэнсдей» Патрик дважды сыграл за сборную Ирландии.

«Халл Сити»

В марте 1912 года О’Коннелл перешёл в «Халл Сити», выступавший во Втором дивизионе. Провёл в клубе два сезона, сыграв в 58 матчах чемпионата. Также за эти два сезона сыграл 3 матча за сборную Ирландии.

«Манчестер Юнайтед»

Яркие выступления Патрика за сборную Ирландии на домашнем чемпионате Британии привлекли к нему внимание «Манчестер Юнайтед», в который он перешёл в мае 1914 года за £1000. В сезоне 1914/15 Патрик был капитаном «Манчестер Юнайтед», сыграв 34 матча и забив 2 гола в Первом дивизионе, а также один матч в Кубке Англии. Его дебют за «Юнайтед» состоялся 2 сентября 1914 года в матче против «Олдем Атлетик»: в этом матче он забил гол, но его команда проиграла со счётом 1:3. Свой второй гол О’Коннелл забил 10 апреля 1915 года в игре против «Мидлсбро». Свой последний официальный матч за «Манчестер Юнайтед» он сыграл 26 апреля 1915 года, когда «Юнайтед» обыграл «Астон Виллу».

В сезоне 1914/15 «Манчестер Юнайтед» занял 18-е место в Первом дивизионе, едва избежав вылета. Тогда же разразился известный скандал с договорным матчем. 2 апреля 1915 года «Манчестер Юнайтед», которому нужны были очки для сохранения в высшей лиге, дома обыграл «Ливерпуль» со счётом 2:0. Впоследствии выяснилось, что матч был договорным. Ряд игроков «Манчестер Юнайтед» и «Ливерпуля» накануне игры встретились в пабе и договорились о том, что матч должен закончиться победой «Юнайтед» со счётом 2:0 — футболисты, участвовавшие в заговоре, сделали денежные ставки, букмекерский коэффициент на этот счёт в матче составлял 8 к 1. В матче, когда счёт был уже 2:0 в пользу «Юнайтед» (два гола забил Джордж Андерсон), в ворота «Ливерпуля» был назначен одиннадцатиметровый удар; Патрик О’Коннелл пробил мимо ворот. Неизвестно, сделал ли он это намеренно, зная о сговоре, или нет.

По одной из версий, договорной матч состоялся не для того, чтобы «Юнайтед» избежал вылета из высшего дивизиона — уже началась Первая мировая война, и игроки знали, что в ближайшее время никаких футбольных соревнований проводиться не будет — мотивацией игроков было лишь стремление заработать денег перед периодом вынужденной безработицы в военные годы.

После матча выяснилось, что большие суммы денег были поставлены на победу «Манчестер Юнайтед» со счётом 2:0. Футбольная ассоциация Англии провела расследование и обнаружила, что матч был договорным. О’Коннелл смог избежать наказания, но трём его одноклубникам повезло меньше: Сэнди Тернбулл, Артур Уолли и Инок Уэст, а также четверо игроков «Ливерпуля» были пожизненно дисквалифицированы от футбола.

Из-за войны официальные соревнования в Англии (Футбольная лига и Кубок Англии) были отменены, поэтому, формально являясь игроком «Манчестер Юнайтед», О’Коннелл выступал в военный период в качестве гостя за ряд других команд — «Рочдейл», «Клэптон Ориент» и «Честерфилд».

«Дамбартон»

В августе 1919 года О’Коннелл перешёл в шотландский «Дамбартон». Его дебют за «сынов» в Футбольной лиге Шотландии состоялся 16 августа 1919 года, в котором он сыграл на позиции правого хавбека в матче против «Эйр Юнайтед»; игра завершилась вничью со счётом 1:1. В первых трёх матчах за клуб он играл правого хавбека, но потом стал играть на более привычной для себя позиции центрального хавбека (кроме одного матча против «Гамильтон Академикал» 27 сентября, где он тоже сыграл правого хавбека). Свой последний матч за «Дамбартон» он провёл 24 апреля — это была игра против «Абердина».

«Ашингтон»

Завершил свою игровую карьеру О’Коннелл в английском «Ашингтоне». Клуб выступал в Северо-восточной лиге Англии и сезон 1920/21 завершил на 9-м месте из 12 возможных. В следующем сезоне О’Коннеллу предложили тренерский пост, он согласился, став играющим тренером. В сезоне 1921/22 «Ашингтон» выступал уже в Третьем североном дивизионе Футбольной лиги, что было серьёзным повышением в статусе. В этом же сезоне был модернизирован стадион клуба, его вместимость повысилась до 20 000 мест. О’Коннелл сам сыграл в первом матче «Ашингтона» в Футбольной лиге, в котором «шахтёры» выиграли у «Гримсби Таун» со счётом 1:0. Последним матчем Патрика за клуб стала домашняя игра против «Саутпорта», которая закончилась со счётом 2:2. «Ашингтон» завершил сезон на 10-м месте.

В январе 1921 года, ещё выступая за «Ашингтон», О’Коннелл сыграл матч в качестве представителя Северо-восточной лиги против сборной Центральной лиги.

Карьера в сборной

С 1912 по 1919 годы О’Коннелл сыграл 6 матчей за сборную Ирландии. Его дебют за сборную состоялся 10 февраля 1912 года в матче против сборной Англии. 16 марта 1912 он сыграл против сборной Шотландии на «Уиндзор Парк».

В 1914 году в составе сборной Ирландии домашний чемпионат Великобритании. После победы над Уэльсом 19 января Ирландия обыграла англичан 14 февраля. 14 марта ирландцы встретились с шотландцами: О’Коннелл, вышедший на поле с капитанской повязкой, получил перелом левой руки в первом тайме, но после того, как ему перебинтовали руку, продолжил игру, так как ирландцы уже лишились своего вратаря из-за травмы и играли вдесятером. Героические усилия команды позволили ей сыграть вничью 1:1 и выиграть титул.

Свой последний матч за сборную Патрик провёл в 1919 году: это была игра против Шотландии.

Матчи за сборную

Матчи Патрика О’Коннелла за сборную Ирландии
№	Дата	Соперник	Счёт	Турнир
1	10 февраля 1912	Англия	1:6	Домашний чемпионат Великобритании
2	16 марта 1912	Шотландия	1:4	Домашний чемпионат Великобритании
3	19 января 1914	Уэльс	2:1	Домашний чемпионат Великобритании
4	14 февраля 1914	Англия	3:0	Домашний чемпионат Великобритании
5	14 марта 1914	Шотландия	1:1	Домашний чемпионат Великобритании
6	22 марта 1919	Шотландия	[nifootball.blogspot.ru/2009/04/22-march-1919.html 1:2]	Товарищеский матч

Тренерская карьера

«Расинг» Сантандер

В 1922 году Патрик оставил свою семью и жену и, никого не предупреждая, уехал в Испанию — родственники узнали о нём только когда получили денежный перевод из Испании от его имени. О’Коннелл сменил на посту главного тренера «Расинга» из Сантандера англичанина Фредерика Пентланда, перешедшего в «Атлетик Бильбао».

За семь лет, проведённых в качестве главного тренера «Расинга», О’Коннелл полностью перестроил игру команды, особенно акцентируя внимание на действиях в обороне и на подключениях защитников к атаке. После принятия нового правила об офсайде в 1926 году О’Коннелл отдельно тренировал скоординированые действия защитников для создания офсайда форвардам противника.

В 1928 году «Расинг» стал одним из основателей Ла Лиги.

В 1947—1949 годах, на закате своей тренерской карьеры, О’Коннелл вернулся в «Расинг». Таким образом, в этом клубе он начал и закончил свою тренерскую карьеру в Испании.

«Реал Овьедо»

С 1 сентября 1929 года по 30 мая 1931 года был главным тренером клуба «Реал Овьедо», выступающего в Сегунде.

«Реал Бетис»

В 1931 году О’Коннелл был приглашён на должность главного тренера в «Реал Бетис». В сезоне 1931/32 выиграл с клубом Сегунду. На протяжении следующих нескольких сезонов «Бетис» играл в высшем дивизионе, завершая чемпионат в первой половине турнирной таблицы. Наивысшего триумфа в своей истории клуб добился в сезоне 1934/35, когда «Бетис» выиграл свой первый и единственный титул чемпионов Испании. Победа в чемпионате была завоёвана 28 апреля 1935 года, когда «Бетис» разгромил со счётом 5:0 «Расинг» из Сантандера, бывшую команду О’Коннелла.

Согласно ряду источников, вечером накануне решающего матча О’Коннелл встретился с игроками «Расинга» и попросил их проиграть в матче. К тому моменту «Расинг» находился в нижней части турнирной таблицы (но вне зоны вылета) — и проигрыш, как и выигрыш, не имел для команды решающего значения, — тогда как «Бетис» находился на первом месте, но всего в одном очке от него был «Мадрид», поэтому команде О’Коннелла требовалась победа. На предложение ирландского тренера о проигрыше в матче один из игроков «Расинга» ответил отказом. Более того, он сообщил, что президент «Расинга», Хосе Мария Коссио, является болельщиком «Мадрида» и уже пообещал всем игрокам «Сантандера» 1000 песет за победу над «Бетисом». Предполагается, что после этого О’Коннелл отказался от дальнейших попыток убедить игроков соперника проиграть в матче, так как это потребовало бы дачи крупной взятки. О’Коннелл уже сталкивался с коррупционным скандалом (в Англии в 1915 году) и не хотел снова попадать в такую ситуацию. В итоге «Бетис» всё равно выиграл тот матч и чемпионат Испании.

«Барселона»

Успехи О’Коннелла с «Бетисом» привлекли внимание руководства «Барселоны», которое пригласило ирландца на пост главного тренера команды, свободного после увольнения Франца Платко. В сезоне 1935/36 «Барселона» с такими игроками в составе, как Хосеп Эскола, Доменек Балманья, Хуан Хосе Ногес и Энрике Фернандес выиграла чемпионат Каталонии и дошла до финала Кубка Испании. В финале Кубка «Барса» проиграла «Мадриду» со счётом 2:1.

В сезоне 1936/37 чемпионат в Испании не состоялся в связи с началом гражданской войны. Клубы, расположенные на территориях, контролируемых республиканцами, однако, сформировали новый турнир — Средиземноморскую лигу, в которой «Барселона» приняла участие.

6 августа 1936 года президент «Барселоны» Хосеп Суньоль был убит франкистами. Из-за начала гражданской войны посещаемость матчей клуба резко упала, у клуба выросли долги и появились проблемы с деньгами. В самой Барселоне ситуация также была нестабильной из-за мощной идеологической борьбы разных политических сил.

В этой непростой ситуации игроки «Барселоны» согласились на сокращение своих зарплат. О’Коннелл последовал их примеру, урезав своё жалование с 1500 до 1000 песет в месяц. В начале 1937 года мексиканский бизнесмен по имени Мануэль Мас Серрано предложил «Барселоне» поехать в турне по Мексике и США. Он брал на себя все расходы, а также пообещал заплатить «Барсе» $15 000. «Барселона» согласилась. В тур отправились 16 футболистов, О’Коннелл, Анхель Мур, Россенд Кальвет (секретарь «Барсы») и клубный доктор Модест Аморос. В Мексике «Барселона» сыграла с такими командами, как «Америка», «Атланте», «Некакса» и со сборной Мексики. В США «Барса» сыграла с «Бруклин Хиспано», «Бруклин Сент-Мерис Селтик», со сборной «всех звёзд» американской футбольной лиги и со сборной еврейских звёзд. Турне по Мексике и США продлилось 4 месяца.

Благодаря финансовым средствам, вырученным из этого турне, «Барселона» смогла избежать банкротства, однако в Испанию О’Коннелл вернулся лишь с четырьмя футболистами из 16 — остальные 12 в поисках политического убежища остались в Мексике и Франции. В сезоне 1937/38 территория, контролируемая республиканцами, сильно уменьшилась, поэтому новый розыгрыш Средиземноморской лиги не состоялся. Однако состоялся розыгрыш Каталонской лиги, в которой приняли участие только клубы из Каталонии. Несмотря на ослабленный состав, «Барса» выиграла и Каталонскую лигу, и чемпионат Каталонии.

Благодаря помощи, которую О’Коннелл оказал команде в тяжёлый период её истории, его называют «спасителем „Барселоны“».

«Севилья»

Уже во время Второй мировой войны О’Коннелл вернулся в Испанию, где вновь тренировал «Бетис» с 1940 по 1942 год, а затем был главным тренером «Севильи» с 1942 по 1945 годы. В сезоне 1942/43 «Севилья под его руководством заняла второе место в Ла Лиге.

Поздние годы и смерть

После завершения тренерской карьеры в 1949 году Патрик переехал к своему брату в Лондон. Он жил бедно, и в 1954 году «Бетис» даже организовал благотворительный матч, прибыль от которого передал О’Коннеллу.

В феврале 1959 года Патрик Джозеф О’Коннелл умер от пневмонии. Он был похоронен на кладбище Кенсал-Грин.

Долгие годы на его могиле не было даже таблички с именем. В 2014 году началась кампания по сбору средств для установки таблички с именем и памятника на могиле О’Коннелла. В кампании приняли участие Мартин О’Нил, Мэл Донахи, Франц Беккенбауэр, Паоло Мальдини, Дэвид Бекхэм и другие известные футболисты и футбольные болельщики. 26 февраля 2015 года футбольный клуб «Барселона» выпустил пресс-релиз, в котором заявил о своём участии в кампании: так, футболку с автографом Андреса Иньесты выставят на аукцион, средства от продажи пойдут на восстановление могилы и установку памятника О’Коннеллу. Кроме Иньесты, кампанию поддержали другие игроки, выступавшие за «Барселону»: Йохан Кройф, Патрик Клюйверт, Самюэль Это’о, Рональд Куман, Франк Райкард, Гари Линекер.

Достижения

В качестве игрока

Сборная Ирландии

• Чемпион домашнего чемпионата Великобритании: 1914

В качестве тренера

Расинг Сантандер

• Победитель чемпионата Кантабрии (5): 1923/24, 1924/25, 1925/26, 1926/27, 1928/29

Реал Бетис

• Чемпион Испании: 1934/35
• Победитель Сегунды: 1931/32

Барселона

• Победитель Средиземноморской лиги: 1937
• Победитель чемпионата Каталонии (2): 1935/36, 1937/38
• Финалист Кубка Испании: 1936

Севилья

• Второе место в Ла Лиге: 1942/43

Ссылки

• [www.mufcinfo.com/manupag/a-z_player_archive/a-z_player_archive_pages/o'connell_patrick.html Профиль футболиста] на сайте MUFCInfo.com  (англ.)
• [elpais.com/diario/2007/04/28/deportes/1177711205_850215.html La increíble Liga de Mr. O'Connell] (исп.). El País.
• [www.youtube.com/watch?v=qwN2i8baWHE Paddy Don Patricio — документальный фильм о Патрике О’Коннелле] на YouTube  (англ.)

Отрывок, характеризующий О’Коннелл, Патрик Джозеф

Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.