О’Нил, Генри

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Генри О’Нил

Генри О’Нил (англ. Henry O'Neill; 10 августа 1891 — 18 мая 1961) — американский актёр кино, снимавшийся в 1930-х и 1940-х годах.

Родился в Оранж, Нью-Джерси. О’Нил начал актерскую карьеру на сцене, после ухода из колледжа. Он служил в армии в Первую мировую войну, а затем вернулся на сцену. В начале 1930-х годов он начал появляться в фильмах, в том числе «The Big Shakedown» (1934) с Чарльзом Фарреллом и Бетт Дэвис, в вестерне с участием Эррола Флинна и Оливии де Хэвилленд «Дорога на Санта-Фе» (1940), в музыкальных фильмах Фрэнка Синатры и Джина Келли «Поднять якоря» (1945), «The Green Years» (1946), «Момент безрассудства» (1949). Его последний фильм «Крылья орлов» (1957) с Джоном Уэйном в главной роли. Он входил в совет директоров Гильдии киноактеров и имеет звезду на Аллее славы в Голливуде.

О’Нил умер в Голливуде, штат Калифорния, в возрасте 69 лет.



Избранная фильмография

Напишите отзыв о статье "О’Нил, Генри"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий О’Нил, Генри

– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.