О воссоединении разделённой Европы (резолюция)

Резолюция парламентской ассамблеи ОБСЕ «О воссоединении разделённой Европы: Поощрение прав человека и гражданских свобод в регионе ОБСЕ в XXI веке» — официальный документ ОБСЕ, осуждающий преступления сталинского и нацистского режимов и предлагающий сделать 23 августа, день подписания пакта Молотова-Риббентропа, днём памяти жертв нацизма и сталинизма. Принят 3 июля 2009 года.

Многие источники охарактеризовали эту резолюцию как «возлагающую ответственность за Вторую мировую войну на Германию и СССР в равной степени». Совместное упоминание и осуждение нацистского и сталинского режимов подверглось резкой критике со стороны российской делегации, а также представителей коммунистических партий Европы.

Содержимое резолюции

Резолюция, в частности, отмечает, что в XX веке страны Европы пережили два мощнейших тоталитарных режима — нацистский и сталинистский, во время которых имел место геноцид, нарушались права и свободы человека, совершались военные преступления и преступления против человечности.

Резолюция осуждает любые формы тоталитарного правления вне зависимости от их идеологической основы и призывает страны-участницы продолжать и поощрять изучение тоталитарного наследия, а также уровень осведомленности общественности о тоталитарной истории, человеческом достоинстве, правах и основных свободах человека, плюрализме, демократии и терпимости.

Резолюция просит правительства и парламенты государств-участников полностью избавиться от структур и моделей поведения, стремящихся приукрасить прошлое этих стран, пытающихся к нему вернуться, а также таких структур и моделей, в основу которых было изначально заложено нарушение прав человека.

Кроме того, резолюция выражает обеспокоенность по поводу восхваления тоталитарных режимов, включая проведение публичных демонстраций в ознаменование нацистского или сталинистского прошлого, а также возможного распространения и укрепления различных экстремистских движений и групп, включая неонацистов и скинхедов, призывает государства-участники бороться с ксенофобией и агрессивным национализмом.

Резолюция содержит призыв к государствам — членам ОБСЕ открыть свои исторические и политические архивы, а также просит уделять больше внимания соблюдению прав человека во всех государствах-участниках.

История разработки и цель принятия

Инициаторами резолюции стали член парламента Словении Роберт Бателли и член парламента Литвы Вилия Алякнайте-Абрамикене. Принятием документа ОБСЕ поддержала намерение Европарламента отмечать дату подписания пакта Молотова-Риббентропа, 23 августа 1939 года, как День памяти жертв сталинизма и нацизма. Это решение было приурочено к 70-летию начала Второй мировой войны. В резолюции подчеркивается, что и нацизм, и сталинизм характеризовались геноцидом, нарушением прав и свобод человека, военными преступлениями и преступлениями против человечности. Цель введения Дня памяти жертв сталинизма и нацизма, как отмечается в резолюции, — воспрепятствовать возвеличиванию нацистского и сталинского прошлого и предотвратить появление неонацистских режимов.

Из 213 заседавших в тот день в ассамблее парламентариев, против принятия декларации с резолюцией проголосовали только 8. Согласно некоторым источникам, российская делегация бойкотировала обсуждение резолюции, однако председатель ассамблеи Клас Бергман опроверг эту информацию, сообщив, что представители России продолжили участвовать в заседании.

Оценки

Положительные

В XX веке европейские страны испытали на себе давление двух мощных тоталитарных режимов: нацистского и сталинского. Оба эти режима несли геноцид, нарушения прав и свобод человека, военные преступления и преступления против человечества. Роберто Баттелли, автор резолюции (Словения)

Оскорбительной данную формулировку можно считать только в одном случае - если ставить знак равенства между советским народом и тоталитарным сталинским режимом. Для меня, как и для многих людей, сталинизм и народ, сломивший хребет фашистской Германии - это абсолютно разные понятия. На пост-советском пространстве, пожалуй, не найдётся семьи, так или иначе не пострадавшей от Сталинского режима. Если для современных российских властей это синонимы, то полемизировать с ними абсолютно бесполезно, но эти люди должны отдавать себе отчёт в том, что именно это отождествление и есть наибольшее оскорбление тех, кто сложил свои жизни в борьбе с фашизмом. Евген Цыбуленко, Заведующий кафедрой Международного и Сравнительного Права Таллинской школы права ТТУ (Эстония)

Отрицательные

Уравнивание нацистского режима и сталинского в Советском Союзе, внесшего решающий вклад в разгром фашизма, является надругательством над историей. Александр Козловский, глава российской делегации на сессии Парламентской ассамблеи ОБСЕ

См. также

• Резолюция Совета Европы 1481
• Декларация о преступлениях коммунизма
• Коммунистические преступления (законодательство Польши)
• Памятник жертвам коммунизма
• Сталинские репрессии
• Чёрная книга коммунизма
• Историческая политика

Ссылки

• [www.svobodanews.ru/content/backgrounderfullpage/1768840.html Текст резолюции] на svobodanews.ru
•  (англ.) [www3.lrs.lt/pls/inter/esbo.rodyti?p_r=6021&p_k=2&p_d=88773 OSCE PA: the Draft Resolution condemning the totalitarian regimes of the 20th century has been adopted]

Отрывок, характеризующий О воссоединении разделённой Европы (резолюция)

Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…