О заговоре Катилины

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«О заговоре Катилины» (лат. De coniuratione Catilinae или De Catilinae coniuratione) — историческое сочинение древнеримского историка Гая Саллюстия Криспа, написанное в конце 40-х годов до н. э. на латинском языке.

Оно посвящено известным событиям 63 года до н. э., когда Луций Сергий Катилина организовал приверженцев захвата власти и радикального переустройства Рима. После провала мирных попыток прихода к власти заговорщики решили применить силу. Во многом благодаря усилиям консула 63 года Марка Туллия Цицерона сенат начал предпринимать активные меры против заговора. В итоге Катилина и его вооружённые сторонники были разбиты, а ряд заговорщиков казнён.





Хронология

Время создания произведения точно не установлено. Считается общепризнанным, что «О заговоре Катилины» — первое из исторических произведений Саллюстия[1]. По разным оценкам, оно было написано в 44—43[2], в 44—40[3], в 42[1] или в 42-41 годах[4]. Л. МакКей предлагает иную датировку. По его мнению, сочинение было изначально написано в 50 году (учёный полагает, что оно было написано как апология Цезаря для его возможного участия в выборах консулов на 49 год). Поскольку Цезарь не принял участие в выборах, подготовленная работа не была издана, и Саллюстий переработал и издал её уже после окончания гражданской войны[5].

Цель

Целью работы обычно называется продвижение иной точки зрения на события заговора, отличной от распространённой Цицероном. Подавление заговора возвысило Цицерона (Катон Младший провозгласил его отцом отечества), и он задумал написать сочинение «О своём консульстве» в дополнение к получившим распространение речам против Катилины. Ожидалось, что в его произведении могли содержаться выпады против Цезаря (например, обвинение в сочувствии заговорщикам или даже в соучастии)[6]. Целью «О заговоре Каталины», таким образом, могла стать апология Цезаря и принижение заслуг Цицерона. Иного мнения придерживается В. С. Дуров, полагающий, что политическая направленность сочинения второстепенная по сравнению с собственно историческими мотивами[7]. Благодаря введению в повествование теории упадка нравов Саллюстий, возможно, надеялся повлиять на решения политиков (прежде всего, Марка Антония и Гая Октавиана), но не с помощью прямых советов, как в «Письмах к Цезарю», а на анализе исторического материала[8]. Это связывают с целями «Истории» Фукидида — не предложить решение проблемы, но показать её сущность и причины[9]. Теория упадка нравов была проиллюстрирована с помощью исторических экскурсов, речей и писем главных героев[10].

Особенности

Несмотря на изобилие материалов, которые могли быть в распоряжении Криспа, его повествование весьма неполно и даёт сравнительно немного фактических сведений[2]. Предполагается, что в 63 году Саллюстий мог служить в армии, из-за чего события заговора он был вынужден описывать на основании сведений очевидцев[11]. Важнейшим источником сведений Саллюстия обычно называются речи Цицерона, хорошо известные в то время[12]. В результате профессор Калифорнийского университет в Беркли Л. Маккей полагает, что труд Саллюстия — «скорее поспешный пересказ и развитие версии Цицерона, чем неторопливое критическое исследование»[13].

Напишите отзыв о статье "О заговоре Катилины"

Примечания

  1. 1 2 Ramsey J. T. Sallust’s Bellum Catilinae. 2nd Ed. — New York—Oxford: Oxford University Press, 2007. — P. 6
  2. 1 2 Саллюстий, историк // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
  3. Mellor R. The Roman historians. — London—New York: Routledge, 1999. — P. 32
  4. Schmidt P. L. Sallustius. 4 // Der Kleine Pauly. — Bd. IV. — Stuttgart, 1964—1975. — Sp. 1514
  5. MacKay L. A. Sallust’s «Catiline»: Date and Purpose // Phoenix, Vol. 16, No. 3 (Autumn, 1962). — P. 190
  6. Syme R. Sallust. — University of California Press, 1964. — P. 64
  7. Дуров В. С. Художественная историография Древнего Рима. — СПб.: СПбГУ, 1993. — С. 55
  8. MacKay L. A. Sallust’s «Catiline»: Date and Purpose // Phoenix, Vol. 16, No. 3 (Autumn, 1962). — P. 192
  9. MacKay L. A. Sallust’s «Catiline»: Date and Purpose // Phoenix, Vol. 16, No. 3 (Autumn, 1962). — P. 182
  10. Дуров В. С. Художественная историография Древнего Рима. — СПб.: СПбГУ, 1993. — С. 54
  11. Earl D. C. The Early Career of Sallust // Historia: Zeitschrift für Alte Geschichte. — 1966. — Vol. 15, No. 3. — P. 307—309
  12. Waters H. K. Cicero, Sallust and Catiline // Historia: Zeitschrift für Alte Geschichte. — Vol. 19, No. 2 (Apr., 1970)
  13. MacKay L. A. Sallust’s «Catiline»: Date and Purpose // Phoenix, Vol. 16, No. 3 (Autumn, 1962). — P. 183

Отрывок, характеризующий О заговоре Катилины

Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.