О проектировании и строительстве объекта 627

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Постановление №-4098-1616 «О проектировании и строительстве объекта 627». — документ, по которому началось создание советских атомных подводных лодок.





Предпосылки

Работы по созданию энергетической установки в виде ядерного реактора с паровой турбиной начались с 1949 года. В результате разработок 16 мая и 29 июля 1950 года были приняты Постановления Совета Министров СССР о научно-исследовательских, проектных и инженерно-судостроительных работ по использованию атомной энергии.

Первая оформленная идея создания атомной подводной лодки была высказана в письме к И. В. Курчатову в 1952 году:

Соображения по работе транспортных агрегатов для подводных лодок, А. П. Александров, август 1952 года:

…По моему мнению, к работам в этом направлении можно приступить немедленно и провести их в наиболее короткий срок при следующих условиях. Для проведения работ должна быть сохранена организация работ, полностью оправдавшая себя при проектировании промышленных агрегатов, то есть физические расчеты, предварительная эскизная проработка конструкции. Проведение исследований по тепловыделяющим элементам и руководство опытными и конструкторскими работами других учреждений должно быть возложено на ЛИПАН. Принятие такого решения обеспечит привлечение к работе людей, имеющих наибольший опыт в котловом деле, использование наиболее оперативным образом экспериментальной базы и Вашего, хотя бы по основным вопросам, шефства над этой работой, что я считаю необходимым…

— Архив Курчатовского института[1]

Дальнейшая разработка этого вопроса вылилась в пояснительную записку, которая была названа «Представление о возможности создания атомной подводной лодки». Её авторами стали И. В. Курчатов, А. П. Александров, Н. А. Доллежаль при поддержке заместителя Председателя Совета Министров СССР В. А. Малышева. Этот документ был подан И. Сталину в сентябре 1952.

Содержание документа

В документе указывались направления работ, конкретные сроки исполнения и исполнители.

основная часть документа в оригинальной редакции[2]:

СОВЕТ МИНИСТРОВ СССР
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 9 сентября 1952 г. №4098-1616 Москва, Кремль
О проектировании и строительстве
объекта № 627
Совет Министров Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:

1. Обязать Первое главное управление при Совете Министров СССР (тт.Ванникова,Завенягина,Курчатова) и Министерство судостроительной промышленности (тт.Малышева, Носенко, Чиликина):

а) организовать научно-исследовательские и проектные работы по созданию об'екта № 627, исходя из необходимости окончания сооружения этого об'екта в 1955 году;

Общие сведения

Постановление было подписано председателем Совета министров СССР И. В. Сталиным в тот же день — 9 сентября [3] 1952 года и регламентировало строительство принципиально нового вида вооружений — подводных лодок с атомной двигательной установкой.

Этот тип подводных лодок должен был доставить торпеду Т-15 к берегам предполагаемого противника.

Фактически это было первое мирное применение атомной энергии вне энергетической сферы, на тот момент не существовало ни одного промышленного ядерного реактора, первый энергоблок Обнинской АЭС только начал строиться в 1951 году.

Постановление предписывало создать две группы разработчиков: первая группа занималась проектированием атомных подводных лодок (АПЛ), вторая группа занималась созданием атомной энергетической установки (АЭУ).

На тот момент производственникам не было понятно, какой тип реактора необходимо использовать в подводных лодках, поэтому было решено осуществлять работы по нескольким направлениям.

25 ноября 1952 года вышло постановление Совета Министров СССР, содержавшее план работ по проектированию объекта 627 с ноября 1952 по март 1953 года.

Атомная энергетическая установка разрабатывалась по трём вариантам исполнения:

Работы проводились под научным руководством академика А. П. Александрова (ЛИП АН), главным конструктором энергетической установки был назначен Н. А. Доллежаль (НИИ-8), проект подводной лодки создал В. Н. Перегудов (СКБ-143, СПМБМ «Малахит»).

За общую координацию работ отвечал В. А. Малышев.

Результатом выполнения постановления было принято решение и по созданию двух типов подводных лодок проекта 627(А) и проекта 645 ЖМТ (однако по проекту с графито-водным ядерным реактором лодка построена не была).

Разработка этого проекта началась с пояснительной записки, которая была названа «Представление о возможности создания атомной подводной лодки». Её авторами стали И. В. Курчатов, А. П. Александров, Н. А. Доллежаль при поддержке заместителя Председателя Совета Министров СССР В. А. Малышева.

Этот документ был подан И. В. Сталину в сентябре 1952 года.

Работа по созданию в СССР первой атомной подводной лодки со стратегическими ракетами на борту К-3 «Ленинский комсомол» началась по постановлению Совмина СССР «О проектировании и строительстве объекта 627».

Подводная атомная подводная лодка К-3 «Ленинский комсомол» стала первым стратегическим подводным ракетоносцем России, заложена 24 сентября 1955 года в Северодвинске на заводе № 402 (ныне «Севмаш»), заводской № 254,спущена на воду 9 октября 1957 года.

Вступила в строй (поднят флаг ВМФ) 1 июля 1958 года, 4 июля 1958 года впервые в СССР дала ход под атомной силовой установкой,

На базе полученного опыта создания энергетических установок с 1953 года запущен и проект по созданию ледокольного флота, первым построен атомный ледокол «Ленин».

См. также

Напишите отзыв о статье "О проектировании и строительстве объекта 627"

Ссылки

  • Л. Жильцов [silent-hunter.narod.ru/lab_b.htm Лаборатория «В»]
  • Наталья Князькая [www.poisknews.ru/2009/02/19/obekt_627.html Появление в СССР собственной атомной подводной лодки стало сюрпризом для американцев] | Еженедельная газета Поиск, М.? 19 февраля 2009

Примечания

  1. [museum.rosenergoatom.ru/rus/chronicle/1945-1953/index.wbp?year=f2bb060b-fc46-4b57-9a40-cded91d12b3c 1952 год]. Эпоха Aтомного проекта(недоступная ссылка — история). Росэнергоатом. Проверено недоступная ссылка. [web.archive.org/20090131222731/museum.rosenergoatom.ru/rus/chronicle/1945-1953/index.wbp?year=f2bb060b-fc46-4b57-9a40-cded91d12b3c Архивировано из первоисточника 31 января 2009].
  2. см. Н. Щербина [vnmazurenko.blogspot.com/2010/06/blog-post_8344.html От апогея к перигею, или реквием по специалистам-ядерщикам подводного флота], 2010
  3. В разных источниках существует две даты - 9 сентября (Росэнергоатом) и 12 сентября (Курчатовский институт). При этом те источники, которые опираются на номер документа, содержат именно 9 сентября
  4. Лабораторией "В" Министерства внутренних дел СССР руководил член-корреспондент Академии наук УССР Д. И. Блохинцев, позже на её базе создан ИЯИ РАН

Отрывок, характеризующий О проектировании и строительстве объекта 627

– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.