Педагогический институт имени В. Г. Белинского Пензенского государственного университета
Поделись знанием:
К:Научные институты, основанные в 1939 году
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.
Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
(перенаправлено с «ПГПУ имени В. Г. Белинского»)
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Проверить нейтральность. На странице обсуждения должны быть подробности.
|
| Педагогический институт имени В. Г. Белинского Пензенского государственного университета (ППИ) | |
 | |
| Основан | |
|---|---|
| Директор |
к.ф.-м.н., доц. Сурина Ольга Петровна |
| Расположение | |
| Юридический адрес |
440026, г. Пенза, ул. Лермонтова, 37 |
| Сайт |
[ppi.pnzgu.ru gu.ru] |
Педагогический институт имени В. Г. Белинского Пензенского государственного университета — институт университета, ранее самостоятельный ВУЗ в Пензенской области.
Содержание
История
 |
Данный раздел имеет чрезмерный объём или содержит маловажные подробности. Если вы не согласны с этим, пожалуйста, покажите в тексте существенность излагаемого материала. В противном случае раздел может быть удалён. Подробности могут быть на странице обсуждения.
|
Педагогический институт имени В. Г. Белинского ПГУ — крупное учебное и научное учреждение.
Основан в 1939 году как Пензенский государственный учительский институт с 2-летним сроком обучения для подготовки учителей 5—7 классов.
В 1941 году на его базе образован Пензенский государственный педагогический институт (ПГПИ) с двумя факультетами: русского языка и литературы; физики и математики. В 1943 году создан исторический факультет, в 1946 году — факультет естествознания (ЕГФ).
В связи с введением в СССР всеобщего среднего образования (10 классов) в институте в середине ХХ века происходил постоянный рост специальностей и контингента студентов. В 1956 году открыт факультет физического воспитания, в 1961 году — факультет общественных профессий, в 1964 году — факультет иностранных языков, в 1977 году — факультет начальных классов. ПГПИ стал готовить учителей всех предметов, изучаемых в то время в школе.
В 1948 году институту присвоили имя знаменитого русского критика и журналиста В. Г. Белинского.
В 1981 году институт признан победителем Всесоюзного соревнования среди вузов страны.
В 1985 году открыт факультет педагогики и повышения квалификации организаторов народного образования, с 1988 года в институте началось обучение иностранных студентов.
В 90-е годы, в связи с изменениями общественно-политической и социальной обстановки в стране и исходя из потребностей региона, в институте открываются новые специальности и факультеты: в 1993 году — экономики и менеджмента, 1994 году — юридический, в 1996 году — психологии и социальной работы, кроме того, в 1992 году — довузовской подготовки и в 1993 году — по работе с иностранными учащимися. В эти же годы открыты советы по защите кандидатских диссертаций по историческим и педагогическим наукам.
9 декабря 1994 года институт переименован в Пензенский государственный педагогический университет имени В. Г. Белинского (ПГПУ им. В. Г. Белинского) и в данном статуте работал до апреля 2012 года.
ПГПУ им. В. Г. Белинского внесен в Национальный реестр «Ведущие образовательные учреждения России» за 2011 год. В рамках VI Всероссийской конференции «Проблемы и перспективы развития высшего образования и науки в Российской Федерации», прошедшей в Санкт-Петербурге, получил золотую медаль конкурса «100 лучших вузов России — 2012».
В 2011—2012 учебном году в структуре ПГПУ было 10 факультетов и 59 кафедр:
- Физико-математический факультет
- Естественно-географический факультет
- Факультет психологии
- Факультет социологии и социальной работы
- Факультет начального и специального образования
- Факультет русского языка и литературы
- Исторический факультет
- Факультет иностранных языков
- Факультет физической культуры
- Факультет экономики, управления и права
В 2012 году осуществлена реорганизация Пензенского государственного педагогического университета имени В. Г. Белинского в форме присоединения к Пензенскому государственному университету в качестве структурного подразделения под названием «Педагогический институт имени В. Г. Белинского».
Руководство вуза: директора С. Н. Михайлов (1939—1942), Н. В. Зикеев (1942—1943), В. Г. Дубов (1943—1946), М. Я. Андреюк (1946—1949), А. Т. Трофимов (1949—1955), П. Н. Мальцев (1955—1957), Б. А. Колчин (1957—1960); ректоры В. И. Милосердов (1960—1970), М. В. Еманова (1970—1985), Н. И. Смоленский (1985—1989), А. Ю. Казаков (1989—2009), В. И. Коротов (2009—2012); директор А. Д. Гуляков (29 октября 2012 — 7 мая 2013); О. П. Сурина (и. о. с 7 мая 2013).
Структура
После реорганизации, проведенной в 2012 году, в структуре Пензенского педагогического института имени В. Г. Белинского стало 3 факультета:
- Историко-филологический факультет;
- Факультет педагогики, психологии и социальных наук;
- Факультет физико-математических и естественных наук.
Научные подразделения:
- Ботанический музей — Гербарий имени И. И. Спрыгина (200 тыс. гербарных образцов)
- Зоологический музей
- Минералогический музей
- Научная библиотека (740 тыс. экземпляров литературы) и др.
Базы для проведения учебно-полевых практик:
- Биостанция
- Пензенский ботанический сад имени И. И. Спрыгина
- Экологический центр Пензенского общества любителей естествознания и др.
Спортивная база для организации спортивной и физкультурно-оздоровительной работы студентов:
- Спортивный зал (450 кв. м)
- Гимнастический зал (396 кв. м)
- Плавательный бассейн (25 м)
- Открытый спортивный комплекс "Труд"
- Тренажерный зал
- Зал тяжелой атлетики
- Лыжная база
- Спортивно-оздоровительный лагерь "Спутник"
Известные выпускники
Герои России
- Петрачков, Павел Анатольевич (1979 — 2010) — лейтенант МВД РФ, погиб при исполнении воинского и служебного долга в Чеченской Республике. Герой России (2010, посмертно).
Учёные
- Казаков Алексей Юрьевич (р. 1945) — физик, кандидат физико-математических наук, профессор, Почетный работник высшего профессионального образования РФ, Отличник народного просвещения, с 1989 по 2009 гг. ректор ПГПУ (ПГПИ) им. В. Г. Белинского.
- Хрянин Виктор Николаевич (р. 1941) — физиолог растений, д.б.н., Заслуженный деятель науки РФ, профессор, в 1983 — 2011 гг. зав. кафедрой ботаники, физиологии и биохимии растений ППИ (ПГПУ) им. В. Г. Белинского.
- Кондрашин Виктор Викторович (р. 1961) — историк, д.и.н., профессор, зав. кафедрой отечественной истории и методики преподавания истории ППИ (ПГПУ) им. В. Г. Белинского.
- Первушкин Владимир Иванович (р. 1957) — историк, д.и.н., профессор ППИ (ПГПУ) им. В. Г. Белинского.
- Шарошкин Николай Алексеевич (р. 1932) — историк, д.и.н., профессор ППИ (ПГПУ) им. В. Г. Белинского.
- Ягов Олег Васильевич (р. 1970) — историк, д.и.н., профессор, Почетный работник высшего профессионального образования РФ, декан исторического факультета ППИ (ПГПУ) им. В. Г. Белинского.
- Вишневский Кирилл Дмитриевич (р. 1923) — литературовед, д.филол.н., Почетный работник высшего образования РФ, профессор ППИ (ПГПУ) им. В. Г. Белинского.
- Инюшкин Николай Михайлович (р. 1936) — культуролог, эстетик, историк-краевед, журналист, д.филос.н., автор книг по истории и культуре Пензенской области, зам. главного редактора "Пензенской энциклопедии", профессор ППИ (ПГПУ) им. В. Г. Белинского.
- Чернецова Надежда Сергеевна (р. 1948) — экономист, д.э.н., профессор, зав. кафедрой экономической теории ППИ (ПГПУ) им. В. Г. Белинского.
Государственные деятели
- Куликов Фёдор Михайлович (1925 — 2015) — советский и российский государственный и общественный деятель, первый секретарь Пензенского обкома КПСС в 1979 — 1990 гг., член ЦК КПСС в 1981 — 1990 гг.
- Кузнецова Анна Юрьевна (р. 1982) — Уполномоченный при Президенте Российской Федерации по правам ребёнка с сентября 2016 года.
Деятели культуры
- Мельникова Тамара Михайловна (р. 1940) — музейный работник, педагог, литературовед. Директор ФГУК «Государственный Лермонтовский музей-заповедник «Тарханы» с 1978 года;
- Савин Олег Михайлович (1933 — 2009) — российский писатель, поэт, литературовед, краевед, журналист. Заслуженный работник культуры Российской Федерации (1993).
Спортсмены
- Аблязин Денис Михайлович (р. 1992) — серебряный призер в опорном прыжке и бронзовый призер в вольных упражнениях ХХХ Олимпийских игр в Лондоне (2012), Заслуженный мастер спорта России.
- Белугина Олеся Владимировна (р. 1984) — олимпийская чемпионка XXVIII Олимпийских игр в Афинах (2004) по художественной гимнастике в групповых упражнениях, чемпионка мира (2002, 2003) и Европы (2001, 2003) в групповых упражнениях.
- Бочкарёва Евгения Александровна (р. 1980) — бронзовый призёр Олимпийских игр в Атланте (1996), Заслуженный мастер спорта России по художественной гимнастике.
- Воеводин Алексей Николаевич (р. 1970) — бронзовый призер Игр XXVIII Олимпиады в Афинах (2004), мастер спорта международного класса (легкая атлетика, ходьба 50 км), чемпион России (2001, 2002), серебряный призер чемпионата Европы (2002), победитель кубков мира (2002, 2004), победитель Кубка Европы (2005).
- Елахов Николай Андреевич (р. 1940) — заслуженный тренер России, тренер чемпиона Олимпийских игр по биатлону Александра Елизарова.
- Зуева Анастасия Валерьевна (р. 1990) — серебряный призер на 200-метровке ХХХ Олимпийских игр в Лондоне (2012), чемпионка мира (2011).
- Калинина Ирина Владимировна (р. 1959) — олимпийская чемпионка в прыжках с 3-метрового трамплина на XXII играх в Москве (1980), первая и многократная советская спортсменка, завоевавшая звание чемпионки мира по прыжкам в воду, Заслуженный мастер спорта СССР.
- Лаврова Наталья Александровна (1984 — 2010) — российская спортсменка, первая двукратная олимпийская чемпионка по художественной гимнастике, Заслуженный мастер спорта России.
- Лукашин Игорь Владимирович (р. 1979) — победитель Игр XXVII Олимпиады в Сиднее (2000) в синхронных прыжках с вышки, Заслуженный мастер спорта России по прыжкам в воду, многократный призер и победитель чемпионата мира (1998), Европы (1997 — 2001), России (2003).
- Пахалина Юлия Владимировна (р. 1977) — российская спортсменка, прыгунья в воду, олимпийская чемпионка, Заслуженный мастер спорта России.
Эстрадные артисты
- Воля Павел Алексеевич (р. 1979) — российский эстрадный артист разговорного жанра, телеведущий, киноактёр, участник телепроектов КВН и Comedy Club;
- Керимов Тимур Михайлович (р. 1979), более известен как Тимур Родригез — российский эстрадный артист разговорного жанра, музыкант, теле и радиоведущий, участник телепроектов КВН и Comedy Club;
- Школьник Леонид Яковлевич (р. 1979) — российский продюсер, сценарист и ведущий юмористических и развлекательных телешоу, телепроектов КВН и Comedy Club.
| В Википедии есть портал «Пензенская область» |
Напишите отзыв о статье "Педагогический институт имени В. Г. Белинского Пензенского государственного университета"
Ссылки
- [94.25.70.100/encyc/article.php?id=2219&word=%CF%E5%ED%E7%E5%ED%F1%EA%E8%E9%20%F3%ED%E8%E2%E5%F0%F1%E8%F2%E5%F2 И. Ф. Шувалов. Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского. Пензенская энциклопедия. М.: Научное издательство «Большая Российская энциклопедия», 2001]
- [ppi.pnzgu.ru/ Официальный сайт Пензенского педагогического института имени В. Г. Белинского]
Отрывок, характеризующий Педагогический институт имени В. Г. Белинского Пензенского государственного университета
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.
Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
