Ринтала, Пааво
Поделись знанием:
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
(перенаправлено с «Пааво Ринтала»)
| Пааво Ринтала |
Пааво Ринтала (фин. Paavo Rintala; 20 сентября 1930, Выборг, тогда Финляндия — 8 августа 1999, Киркконумми) — финский писатель и переводчик.
Содержание
Биография
Отец погиб в 1940 году во время советско-финской войны. После его смерти семья обосновалась в Оулу, где Пааво окончил лицей. В лицее начал писать стихи, переводил Эдгара По, много читал (Лев Толстой, Достоевский, Бальзак, Стендаль, Камю, Хемингуэй). Учился в Хельсинкском университете, изучал теологию. С 1955 занимался литературой и журналистикой, работал в стилистике нового журнализма. С 1960 вместе с семьей жил в Киркконумми. Участвовал в движении за мир, был близок к Урхо Кекконену, сопровождал его в поездках по СССР.
Переводил стихи Целана, Бобровского, Деборы Вааранди, Виктора Кривулина (1994, вместе с Юккой Малиненом).
Произведения
Романы
- 1954: Евангелие мертвых/ Kuolleiden evankeliumi
- 1955: Rikas ja köyhä
- 1956: Lakko
- 1958: Мальчишки/ Pojat (экранизирован в 1962)
- 1959: Pikkuvirkamiehen kuolema
- 1959: Бог есть красота/ Jumala on kauneus (телефильмы — 1985, 2005)
- 1960: Моя бабушка и Маннергейм/ Mummoni ja Mannerheim (первый роман трилогии; телесериалы — 1971, 1980)
- 1961: Mummoni ja marsalkka
- 1962: Mummon ja marskin tarinat
- 1963: Партизаны/ Sissiluutnantti (экранизирован в 1963)
- 1965: Keskusteluja lasten kanssa
- 1965: Sukeltaja
- 1966: Sotilaiden äänet
- 1967: Sodan ja rauhan äänet
- 1968: Ленинградская симфония судьбы/ Leningradin kohtalosinfonia
- 1969: Paasikiven aika
- 1970: Kekkosen aika
- 1970: Valitut teokset
- 1972: Viapori 1906
- 1972: Paavalin matkat
- 1974: Romeo ja Julia häränvuonna
- 1976: Линия кожевников/ Nahkapeitturien linjalla I
- 1979: Nahkapeitturien linjalla II
- 1982: Puolan malja
- 1982: Valehtelijan muistelmat
- 1984: Eläinten rauhanliike
- 1985: Vänrikin muistot
- 1987: St. Petersburgin salakuljetus
- 1990: Minä, Grünewald
- 1991: Сарматский Орфей/ Sarmatian Orfeus
- 1993: Aika ja uni
- 1994: Marian rakkaus
- 1996: Фауст/ Faustus
Малая проза
- 1963: Eino (семь новелл)
- 1964: Palvelijat hevosten selässä
- 1969: Napapiirin äänet
- 1982: Velkani Karjalalle
Пьесы
- 1968: Leningradin kohtalosinfonia (радиопьеса по одноименному роману)
- 1978: Eeva Maria Kustaava (по роману Моя бабушка и Маннергейм; российская постановка, 2012 — [www.meyerhold.ru/ru/performances/eevamaria])
- 1981: Dostojevskin galleriat (телефильм — 1983)
- 2000: Век сновидений/ Aika ja uni (либретто оперы по одноименному роману, опубл. посмертно)
Репортажи
- 1970: Vietnamin kurjet
- 1983: Maatyömies ja kuu
- 1984: Porvari Punaisella torilla
- 1986: Carossa ja Anna
Публикации на русском языке
- Слуги в сёдлах // Современная финская повесть. — Л.: Художественная литература, 1976.
Признание
Премия Pro Finlandia (1971). Шестикратный лауреат Финской литературной премии, премии Финляндия (1991), премии Рунеберга (1994).
Напишите отзыв о статье "Ринтала, Пааво"
Литература
- Ekholm K. Paavo Rintala, dokumentaristi: miten kirjailija käyttää lähteitä. Rautalammi: Things to Come, 1988
- Komu E. Armon tyhjiössä: kristillinen eksistentialismi eräissä Mika Waltarin, Helvi Hämäläisen ja Paavo Rintalan 1950-luvun romaaneissa. Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seura, 1995
Ссылки
- [www.kirjasto.sci.fi/rintala.htm Биография, библиография] (англ.)
- [www.imdb.com/name/nm0727764/?ref_=fn_al_nm_1 На сайте IMDB]
Отрывок, характеризующий Ринтала, Пааво
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
