Паата Картлийский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Царевич Паата
груз. პაატა
Дата рождения:

1720(1720)

Подданство:

, Картли-Кахетинское царство

Дата смерти:

1765(1765)

Место смерти:

Тбилиси, Картли-Кахетинское царство

Отец:

Вахтанг VI

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Паата (груз. პაატა; 1720 — декабрь 1765) — грузинский царевич («батонишвили») из рода Багратион-Мухранских, побочной линии царской династии Багратиони. Внебрачный сын царя Картли Вахтанга VI.





Ранняя жизнь

Царевич Паата был внебрачным сыном царя Картли Вахтанга VI (также известный как Хусайн-Кули-хан), рожденным от неизвестной наложницы в 1720 году.

В 1724 году во время вторжения османской армии в Грузию картлийский царь Вахтанг потерял свой трон и бежал в Россию вместе с семьей и свитой из 1200 человек. Молодой царевич учился в военном колледже в Санкт-Петербурге, где сдал экзамен по артиллерии. При отсутствии вакансии артиллерийского офицера Паата Вахтангович получил чин подполковника пехотного полка, но никогда не служил в армии. После смерти своего отца в 1737 году царевич Паата стал испытывать большие финансовые трудности, с 1740 года он получал ежегодную пенсию от русского правительства в размере 300 рублей. В 1745 году он подал прошение о разрешении ему вернуться в Грузию или присвоении ему надлежащего ему чина в императорской службе, но ничего не получил[1].

Приключения

В январе 1749 года царевич Паата, озлобленный жизнью и незначительной пенсией[2], бежал из России. Он прибыл через Ригу, Митаву и Мемель в Кенигсберг, где безуспешно пытался поступить на службу к королю Пруссии Фридриху II Великому. После этого он отправился в Варшаву, а затем, через Каменец и Бухарест, прибыл в Стамбул в августе 1749 года.

В конце концов, в 1752 году, царевич Паата объявился в Тбилиси, столице Грузии, где был принят на службу царем Картли Теймуразом II и его сына Ираклием II, царем Кахетии. Имевший репутацию учёного и европейски образованного человека[3], Паата получил задачу реорганизовать грузинскую артиллерию по российскому образцу. Царевич Паата, склонный к упрямству, отказался сопровождать своего царя в кампании против Гянджи в 1752 году и был заключен в тюрьму. В 1754 году Паата бежал в западно-грузинское царство Имерию, где поддержал князя Левана Абашидзе против его собственного внука, царя Соломона I[4] . Затем царевич Паата уехал в Иран, но не смог добиться благосклонности Керим-хана и вернулся в Грузию. Ираклий II, царь объединенного Картли-Кахетинского царства, помиловал Паату, назначив его своим военным советником и губернатором (моурави) Тбилиси[4] .

Заговор и смерть

В 1765 году царевич Паата стал в Тбилиси тайно встречаться с некоторыми дворянами, недовольными правлением нового царя Ираклия II. Был составлен заговор, чтобы убить царя и посадит на его место Паату. Члены династии Багратион-Мухранских, а также их сторонники, не могли примириться с тем, что царский престол в Картли занимали кахетинские цари в лице Ираклия II. Кроме того, ведущие грузинские семьи, такие как Цицишвили и Амилахвари, возмущались против решения Ираклия II, который разрешил бывшим грузинским рабам, освобожденным из плена, проживать на королевской земли, запретив помещикам возвращать своих крепостных крестьян. Князь Дмитрий Амилахвари, один из главных заговорщиков, имел линую неприязнь к монарху: он чувствовал себя оскорбленным из-за того, что царь Ираклий II запретил своей сестре Елизавете выходить замуж за его сына Александра[2][3][5].

Датуна, ремесленник из Самшилде и муж царской няньки, который должен был ввести заговорщиков в царский дворец, признался об этом на исповеди священнику, который тут же сообщил царю Ираклию. По приказу царя все заговорщики были схвачены и подвергнуты пыткам. 22 человека, в том числе поэт Саят-Нова, были оправданы. Главные лидеры заговорщиков были казнены и подвергнуты серьезным телесным увечьям. Были обезглавлены царевич Паата и его двоюродный брат, Давид, сын Абдуллаха-Бега. Князь Элизбар Тактакишвили, тесть Давида, был сожжен, Дмитрий Амилахвари лишен титулов и имущества, его сыну Александру отрезали нос. Некоторым отрезали язык, а других лишили зрения[2][3][5].

Напишите отзыв о статье "Паата Картлийский"

Примечания

  1. Khantadze, Sh. (1984), "პაატა ბატონიშვილი", ქართული საბჭოთა ენცილოპედია, ტ. 7 [Georgian Soviet Encyclopedia, vol. 7], Tbilisi, p. 628 
  2. 1 2 3 Rayfield Donald. Edge of Empires: A History of Georgia. — London: Reaktion Books, 2012. — P. 238. — ISBN 1780230303.
  3. 1 2 3 Brosset Marie-Félicité. [books.google.ge/books?id=TUmNf1KNfzAC&pg=PA238&dq=Paata+1765&hl=en&sa=X&ei=CIhiUprgE9OGswbQ_4DwCQ&redir_esc=y#v=onepage&q=Paata&f=false Histoire de la Géorgie depuis l'Antiquité jusqu'au XIXe siècle. IIe partie. Histoire moderne]. — S.-Pétersbourg: A la typographie de l'Academie Impériale des Sciences, 1857. — P. 165, 238–239.
  4. 1 2 Дворянские роды Российской империи. Том 3. Князья / Dumin, S.V.. — Moscow: Linkominvest, 1996. — P. 48.
  5. 1 2 Khantadze, Sh. (1984), "პაატა ბატონიშვილის შეთქმულება 1765", ქართული საბჭოთა ენცილოპედია, ტ. 7 [Georgian Soviet Encyclopedia, vol. 7], Tbilisi, p. 630 

Ссылки

  • [www.royalark.net/Georgia/mukhrani.htm Генеалогия князей Багратион-Мухранских]

Отрывок, характеризующий Паата Картлийский

– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.