Паб

Паб (англ. Pub — сокращение от Public house, буквально «публичный дом» в значении места сбора населения) — заведение, в котором продаются алкогольные напитки для распития внутри или вне данного помещения. Традиционно существовавшие в Великобритании и Ирландии и являющиеся частью социальной культуры этих стран.

В британской разговорной речи для названия паба употребляются следующие слова: boozer — пивная, battle cruiser — линейный крейсер, the local — дословно «местный» (паб), watering hole — скважина, rub-a-dub-dub — место тёрки увальней или nuclear sub — ядерная подводная лодка (сокр. от submarine). Названия battle cruiser, rub-a-dub-dub и nuclear sub не несут никакой смысловой нагрузки, так как сформированы путём рифмовки слов boozer и pub, что присуще сленгу кокни.

Описание

Пабы — это общественные места, ориентированные на продажу и потребление алкогольных напитков. Как правило, в пабах предлагается пиво, вино, ликёры, алкопопы (готовые бутылочные коктейли), коктейли и безалкогольные напитки.
Многие пабы контролируются пивоваренными заводами, поэтому зачастую качество предлагаемого пива выше, чем вина или иного алкоголя. Пиво, подаваемое в пабах, ранжируется от бочкового пива, соответствующего популярным предпочтениям и разливаемого из кранов, до кегового пива. Интерьер традиционных пабов в целом достаточно демократичен. Как правило, это небольшой — до 100 кв. метров — уютный зал, в котором размещаются разной величины столы со стульями. Ключевой частью любого паба является барная стойка (англ. bar) — предмет гордости заведения, который служит не только столом для подачи напитков и закусок, но и разделяет помещение на две функциональные зоны: зону для посетителей и зону для бармена (продавца). Обязательные атрибуты паба — исписанная мелом доска-меню и мишень для игры в дартс (в пабах метают дротики с XVI столетия).

Традиционно окна городских пабов делаются из дымчатого или матового стекла, таким образом, клиенты затенены от уличного света и суеты. За последние двадцать лет в Великобритании и других странах наметилась тенденция к применению более светлых стёкол в окнах, так как они лучше соответствуют моде на светлый декор внутри заведения. Еще одной особенностью интерьера в пабах являются широкие подоконники. Так, например, владельцы российско-ирландской сети пабов Harat’s нашли им весьма оригинальное применение — широкие подоконники используются как полноценные сидячие места для посетителей. Кроме того, зачастую, они выполняют функцию танцпола.

Хозяин, арендатор или управляющий паба обычно называется «пабликэн» (трактирщик) или владелец. В английских и ирландских пабах такой человек сам нередко стоит за стойкой. Но чаще всего с посетителями работает специально нанятый человек — бармен (от англ. bar — бар, англ. man — человек; букв. «человек за барной стойкой»). Хороший бармен должен не просто уметь наливать жидкости из бутылок в бокалы, но и разбираться в спиртных напитках и знать наизусть ингредиенты и пропорции основных коктейлей и смесей. Кроме того, хороший бармен умеет поддержать беседу с посетителями, будь-то весёлая и многочисленная компания местных жителей или одинокий незнакомец.

Во второй половине XX века важным элементом деятельности многих пабов стали трансляции в прямом эфире спортивных мероприятий (футбол, регби, гольф, конный спорт, авто- и мотогонки и т. п.)

Каждый паб, как правило, имеет завсегдатаев, которые регулярно его посещают. Паб, посещаемый наиболее часто, называется «local pub» (местный паб). В большинстве случаев, это паб, находящийся близко от дома, но некоторые люди выбирают паб по следующим причинам: близость от рабочего места, традиционное место встречи с друзьями, наличие определённого сорта каскового (англ. cask — «бочка») эля, условия для некурящих, компания для игры в дартс, наличие стола для игры в бильярд или кикер.

Многие пабы предполагают наличие небольшой пивоварни, которая находится непосредственно в пабе или вблизи от них. Пиво, сваренное там, является основным брендом такого паба. Однако они иногда предлагают и бутылочное пиво. При этом некоторые пабы варят собственные эли или стауты и, поэтому, из принципа не продают напитки-конкуренты.

Существует Общество сторонников традиционных британских сортов пива и сохранности «целостности» пабов, которое называется Campaign for Real Ale (CAMRA). Общество было создано в 1971 году с целью защиты каскового пива («real ale») от вымирания и противостояния засилью массового кегового лагера. В целом организация успешно справляется со своей задачей: за годы её существования касковое пиво разных сортов стали производить уже более 800 пивоварен, и его можно попробовать в любом уголке Великобритании.

Паб, предлагающий временное жильё, может называться «Inn» (гостиница) (в Великобритании) или трактир. В Австралии пабы часто носят название отель, хотя не предлагают ничего, кроме временного жилья (отели, предлагающие только временное жилье без бара, называются «частными отелями»).

История пабов

Пабы на территории современных Великобритании и Ирландии начали появляться с прибытием римлян и создания римской дорожной сети. Именно тогда были основаны первые гостиницы, в которых утомлённые путешественники могли отдохнуть. Когда же римляне ушли, новые пабы продолжали открываться. Пабы того времени также принято называть «alehouse» (эльхаус, буквально «Дом эля»). Их стало настолько много, что в 965 году Король Эдгар издал декрет, установивший, что в одной деревне не может быть больше одного паба. (Паб «Английский Королевский Стандарт» [www.rsoe.co.uk/ The Royal Standard of England], находящийся недалеко от [maps.google.com/maps?hl=en&q=Beaconsfield&btnG=Google+Search&sa=N&tab=wl Бэконсфилда], является современным действующим пабом, выросшим из Саксонского эльхауса).

Саксонская хозяйка эльхауса (а в древности хозяевами пабов были преимущественно женщины) закрепляла пучок зелёных веток на шесте или столбе, что позволяло людям знать о том, что эль в эльхаусе готов, и можно приходить его пить. Так же, как крепкий эль, слабый эль («small ale» — букв. малый эль) употреблялся для питья вместо воды, которая считалась грязной и опасной. В раннем Средневековье путешественники останавливались на ночлег в монастырях, но позже спрос на гостиницы стал расти вместе с ростом популярности паломничеств и путешествий. Отельеры Лондона были удостоены статуса гильдии в 1446 году, а в 1514 году гильдией стало «Worshipful Company of Innholders» — Товарищество владельцев трактиров.

Лицензирование

Закон 1869 года о вине и пиве ввёл строгие нормы: продажа алкоголя требовала особой лицензии для помещения, получаемой у местных магистратов. Ряд дальнейших условий регулировал азартные игры, пьянство, проституцию и другие виды нежелательного поведения в лицензированном помещении. Нарушение закона каралось судебным преследованием или лишением заведения лицензии. Лицензии предоставлялись, передавались или возобновлялись только в специальных Патентных судах. Их состав был строго определён и ограничен представительными людьми (первоначально это были бывшие служащие или полиция). Условия лицензии изменялись соответственно местной практике и особенностям. Они определяли часы открытия заведения, могли предусматривать закрытие заведения в воскресные дни или его работу в ночное время, если место располагалось около рынка. Обычно лицензия требовала открытия заведения в определённые часы, определяла условия подачи пищи и уборки помещения. Даже «случайные лицензии» на временную продажу алкоголя или для организации вечеринки необходимо было обязательно получать у лиц, имеющих патент. Возражения могли быть сделаны полицией, конкурирующими владельцами или кем-либо ещё на основаниях нарушения условий продажи напитков, беспорядка или грязного помещения, а также игнорирования разрешённых часов. Однако лицензирование было постепенно упразднено после 1960-х, так как оспаривание лицензий стало очень редким, и теперь это только административная функция, которая в 2005 году была передана местным властям.

При лицензировании вёлся детальный учёт. Учитывалась информация о пабе, его адресе, владельце, лице, имеющем лицензию и проступках лиц, имеющих лицензию в течение долгих лет. Многие из этих отчётов существуют и сейчас и доступны для просмотра в Лондонском Столичном Архиве.

Салун и общественный паб

К концу 18-го столетия пабы стали обустраивать ещё одной комнатой, которая носила название «салун». В пивных заведениях всегда устраивались разные развлечения: игры, музыка, спортивные состязания. Например, паб Balls Pond Road (букв. «Придорожный пруд Болла») в Islington был назван так своим управляющим мистером Болом в честь пруда с утками, находящегося на заднем дворе заведения. Каждый выпивающий мог выйти и за определённую плату попробовать поймать удачу, стреляя в домашнюю птицу. Более обычным явлением в пабах были комнаты для игры в карты и бильярдные. Салуном являлась комната, в которой за более высокую входную плату устраивались танцы, пение, игрались драматические и комедийные постановки. Он стал основоположником мюзик-холлов, где предлагался большой выбор развлечений и постановок. Самым известным лондонским салуном был Греческий Салун в The Eagle, City Road, который остаётся известным до сих пор из-за старой английской потешки: «Up and down the City Road / In and out The Eagle / That’s the way the money goes / Pop goes the weasel.» (букв. «Вверх и вниз по Сити Роуд / В Игл и из Игл / Это — путь, которым идут деньги / Вот идёт ласка.»). Значение этого выражения объясняет тот факт, что часто бывая в Игл и посещая этот трактир, люди тратят все свои деньги и должны заложить «ласку», чтобы получить средства. (Под «лаской» понимается либо плоская железная ложечка для помощи в надевании обуви, либо пальто из ласки или горностая).

Некоторые пабы имеют сцены для постановки представлений. Представления могут быть как драматическими или комическими постановками, так и выступлением музыкальной группы или стриптизом. Традиционные игра на фортепиано и пение постепенно стали заменяться на музыкальные автоматы.

К 20-му веку салуны среднего класса имели ковры на полу и подушки на сидениях. За вход в салуны брали пенни или два, в то время как публичные пабы оставались ориентированными на рабочий класс — полы были не отремонтированными, часто с опилками, которые впитывали плевки и лишнюю влагу, там всё так же подавалось дешёвое пиво. Публичные пабы постепенно улучшались, и сейчас почти единственным различием являются цены, которые позволяют выбрать между экономией или особенными условиями (возрастной контингент: молодые или более взрослые, наличие музыкального автомата с репертуаром или доска для игры в дартс).

Со временем, в 1960-х и 70-х годах, когда внешние различия между классами в стране исчезали, стали исчезать различия между пабом и салуном. В заведениях сносились стены, разделявшие салун и паб. Хотя и сейчас можно наблюдать разные названия (Паб или Салун), но различия заключаются в ценах и оформлении помещения, которое является одной большой комнатой. Однако причиной того, что в пабах устраиваются отдельные залы, может быть необходимость отделить курящих. Также и для специальных гостей могут быть устроены отдельные комнаты.

Часы работы заведений и регулирование

С середины 19-го столетия часы работы пабов в Великобритании были ограничены лицензией. Наивысшей степени ограничения достигли в августе 1914 года с выпуском закона о защите королевства «Defence of the Realm Act», который наряду с введением карточной системы и цензуры прессы, устанавливал время работы пабов с 12.00 до 14.30 и с 16.30 до 21.30. Время открытия и время закрытия лицензированного заведения контролировалась полицией, а в случае нарушения правил владелец лишался лицензии. В течение 20-го столетия законы лицензирования были смягчены, но между округами существовали различия. В 1960-х годах после закрытия заведений в Кенсингтоне (Kensington) в 22.30, пьющие могли отправиться к границе округа, чтобы вовремя успеть для «Последних Заказов» в Найтсбридж (Knightsbridge) до 23.00. Некоторые шотландские и уэльские округи оставались «официально сухими» по воскресеньям (при этом все желающие заходили в паб через чёрный ход). Установленное время закрытия заведения всё чаще и чаще игнорировалось в пабах страны. В Англии и Уэльсе к 2000 году пабы могли юридически открываться в 11 утра (12 по воскресеньям) и закрываться в 23 вечера (22.30 по воскресеньям). В тот год заведения впервые работали непрерывно в течение 36 часов с 11 утра в Канун Нового года до 23.00 на Новый год. Кроме того, во многих городах имелись уставы, разрешающие некоторым пабам увеличить время работы до 1.00, так как ночным клубам долго не предоставлялись лицензии для продажи алкоголя.

Законы лицензирования в Шотландии и Северной Ирландии долго были более гибкими, разрешая местным властям устанавливать время открытия паба и время его закрытия. В Шотландии это произошло после отмены законов о лицензировании военного времени, остававшихся в силе до 1976 года.

Закон о лицензировании 2003 года, вступивший в силу 24 ноября 2005 года, соединил множество законов в единый акт. Теперь пабам в Англии и Уэльсе присвоено право обращаться к местным властям для выбора времени работы заведения. Обосновано это было тем, что таким образом удастся разрядить напряжённую обстановку, возникающую к 11.30, когда посетители должны покинуть заведение. Критики утверждали, что эти законы приведут к «24-часовому питью». На следующий день после того, как закон вступил в силу, 60326 заведений просили продлить часы работы, а 1121 заведение запросило лицензию на 24-часовую ежедневную продажу алкоголя. Однако и через 9 месяцев многие заведения не изменили часов работы, некоторые пабы открыты чуть дольше по выходным дням, но не позднее часа ночи.

Еда в пабах

Традиционно пабы в Великобритании являлись питейными заведениями, и акцент на еду делался только в специальном пункте меню, названном «закуски бара» ('bar snacks'). Обычно в пабах предлагали традиционные английские закуски к пиву, например, свиные рёбрышки, маринованные яйца, а также чипсы и орешки. Солёные закуски продавались, чтобы вызвать жажду у посетителей. Раньше пища в пабах, если она подавалась, представляла собой блюда типа «завтрак крестьянина». С появлением устройств, измеряющих уровень алкогольного опьянения, еда в пабах стала более важной частью меню заведения. Сегодня в большинстве пабов подаются завтраки и обеды в дополнение к закускам. Пабы, делающие акцент на качественной еде, называются гастропабами.

Спорт в пабах

В пабах популярны многочисленные традиционные игры от всем известных дартса и бильярда до менее известных игр типа «Тетя Салли» (Aunt Sally), «nine men’s morris» и «ringing the bull». Пари юридически ограничены в играх типа крибиджа или домино, но они теперь редко заключаются. В последние годы стали набирать популярность американские версии традиционных английских игр. В пабах появляется довольно большое количество современных игр, таких как видеоигры или игровые автоматы. Многие пабы устраивают специальные игровые турниры, вечера караоке или викторины (т. н. pub quiz). В пабах также играют музыканты, показываются матчи по футболу или регби, а также различные фильмы. Но несмотря на широкий диапазон развлечений, в пабах всё же остаются те, кто в первую очередь любит именно пиво.

Курение в пабах

В начале XXI века, в связи с общемировой кампанией против курения, Ирландия и Великобритания ввели юридический запрет на курение в пабах (в 2004 и 2007 году соответственно).

Распространение

В наши дни пабы встречаются также в странах, испытавших на себе мощное британское и/или ирландское культурное влияние — таких, как Канада, Австралия и Новая Зеландия, в меньшей степени — США.

Пабы встречаются и в других странах, но там они не являются преобладающими питейными заведениями и воспринимаются главным образом как элемент «экзотического» британского национального колорита.

В Германии существуют очень похожие по духу и стилистике оформления кнайпе.

В последние годы резко увеличилось количество пабов в России. Некоторые связывают это не столько с британской экзотикой, сколько с повышением культуры употребления пива в стране и стремлением отказаться от низкокачественного продукта, который предлагается массовым производителем.

См. также

• Рюмочная
• Пивная
• HoReCa

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Паб

– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.