Павел (Подлипский)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Павел и фамилией Подлипский.

Архиепископ Павел (в миру Пётр Иванович Подлипский; 23 июня (4 июля) 1788, село Подлипье, Переславский уезд, Владимирская губерния (ныне Новая Шурма Московской области) — 27 ноября (9 декабря) 1861, Переславль-Залесский) — епископ Русской православной церкви, архиепископ Черниговский и Нежинский.

Биография

Родился в 1788 году июня 23 дня, Владимирской губернии, Переславского уезда в селе Подлипе, от причетника Ивана Емельянова, который был впоследствии священником в селе Ермове.

В январе месяце 1797 года Павел отдан был в Переславское духовное училище, а в сентябре этого же года переведён в Троицкую семинарию, что в Сергиевой лавре, где и обучался по 1809 год. В исходе 1808 года отправлен из богословского класса в Санкт-Петербургскую Духовную Академию; по окончании шестилетнего академического курса со степенью кандидата, 1814 года 13 августа определён во Владимирскую семинарию профессором церковной истории и греческого языка. 1817 года января 17 пострижен в монашество епископом Владимирским и Суздальским Ксенофонтом (Троепольским); 2 июля утверждён инспектором Владимирской духовной семинарии, а 1 октября того же года произведён в юрьевский Архангельский монастырь во архимандрита, с дозволением употреблять при священнослужении камлотовую мантию с зелёными бархатными скрижалями.

По случаю вызова в Санкт-Петербург ректора семинарии на чреду священнослужения и проповеди слова Божия, 18 января 1819 года поручена ректорская должность с преподаванием богословских уроков и с отправлением прежних должностей при семинарии. Февраля 25 того же года резолюциею епископа Ксенофонта определён во владимирскую Духовную консисторию Присутствующим членом; ноября 15 того же года по указу святейшего Синода переведён в Цареконстантинов монастырь. 10 января 1820 года Комиссией духовных училищ определён ректором Владимирской духовной семинарии и профессором богословских наук, а 1 марта переведён в переславский Троицкий Данилов монастырь, коим и управлял до 1830 года.

Архимандрит Данилова монастыря

В этот период времени архимандрит Павел много потрудился для устройства троицкой Даниловой обители. В 1820 году его старанием куплен колокол весом в 142 пуда 23 фунта за 5 419 р. ассигнациями; в 1822 году богато украшен образ преподобного Даниила; в 1824 году покрыты листовым железом алтарь на тёплой Похвалынской церкви и настоятельские покои; в 1825 году перестроены внутри братские двухэтажные каменные кельи и в нижнем этаже отделаны братская столовая с кухнею и больничная на пять человек. Монастырская братия в числе 16-ти человек поднесли о. архимандриту Павлу адрес, в котором, между прочим, было написано: «Все мы, по благословению Вашему наслаждаемся уже вожделенным для нас покоем, потому что каждый из нас имеет уже по прочнейшей, выгодной келье, — и посему все единодушно приносим Вашему Высокопреподобию сыновнюю сердечную благодарность». В 1826—1828 г. из любви архимандрита Павла к благолепию храмов, святые иконы в иконостасе тёплой церкви и по стенам и в алтаре были расписаны лучшим письмом. Его же трудами и попечением приведён в отличный порядок и монастырский архив.

22 августа 1826 года был награждён орденом Святой Анны 2 степени.

Архиерейство

21 апреля 1830 года императорским указом повелено ему быть епископом Костромским и Галицким и 26 мая был хиротонисован в Москве, в кремлёвском Успенском соборе митрополитом московским Филаретом с епископами — Иннокентием и Дионисием.

30 ноября 1832 года избран почётным членом Императорского московского Общества истории и древностей российских.

21-го апреля 1835 года за ревностные труды в управлении епархиею сопричислен к ордену Святой Анны 1-й степени.

26 сентября 1836 года Всемилостивейше повелено быть епископом Черниговским и Нежинским.

27 марта 1836 года, за долговременное и усердное провождение пастырского служения при постоянной заботливости о благоустройстве вверенной паствы и вразумление заблуждающих, возведён в сан архиепископа; 1843 года 9 апреля за долговременное прохождение архипастырского поприща, постоянно отличавшегося благоразумными попечениями о пользе вверенной паствы и ревностию к утверждению православия сопричислен к ордену Святого Владимира 2 степени большого креста, а 1857 года 7 апреля Всемилостивейше сопричислен к ордену Святого Благоверного Великого Князя Александра Невского.

Пребывание на покое. Смерть

В 1859 году преосвященный Павел по собственному его желанию уволен на покой в переславский Троицкий Данилов монастырь, с управлением этим монастырём. Как только он прибыл сюда, пожертвовал в Даниловскую библиотеку более 170 лучших новейших книг духовного содержания. Самым светлым отрадным воспоминанием его было время пребывания архимандритом этой святой обители, — и главное — время, когда в 1826 г. были переложены при нём в новую раку Святые мощи преподобного Даниила и потом, когда в 1823 г., 24 августа, император Александр Павлович, посетив обитель, изволил принимать от него в благословение икону преподобного Даниила. Здесь, в этой обители преосвященный Павел пребывал уже до самой кончины.

Преосвященный заболел 14-го ноября от простуды — и с того времени не вставал более с постели. 25 ноября был у него Александр Иванович Свирелин. «Вот я какой стал», — сказал ему архипастырь. Тот выразил искреннее сожаление. «Мне самому, по моим летам и здоровью пора и умирать; но молю Господа даровать мне ещё несколько дней жизни для пользы святой обители». В последнее время преосвященный предпринял много построек в Даниловом монастыре и желал окончить их при себе.

В воскресенье, 27 ноября 1861 года, в час пополудни скончался живший на покое в переславском Данилове монастыре бывший архиепископ черниговский Павел на 74 году от рождения. Погребение тела его совершено двоими архимандритами — Никитского монастыря Нифонтом и известным учёному миру Феодором и всем переславским духовенством. Надгробное слово говорил архимандрит Феодор, а надгробную речь — священник города Переславля Смоленской церкви, учитель о. Александр Свирелин. Тело почившего архипастыря положено в Троицком соборе Данилова монастыря.

Литература

• [pki.botik.ru/articles/p-podlipsky1861necro.pdf Некролог. Архиепископ Павел Подлипский]
• Свирелин А. И. Воспоминания о преосвященном Павле, архиепископе Черниговском // Странник. 1863. Декабрь.

Отрывок, характеризующий Павел (Подлипский)

– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.