Павел I (папа римский)
Павел I лат. Paulus PP. I<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> | ||
| ||
---|---|---|
29 мая 757 — 28 июня 767 | ||
Церковь: | Римско-католическая церковь | |
Предшественник: | Стефан II (III) | |
Преемник: | Стефан III (IV) | |
Рождение: | 700 Рим, Италия | |
Смерть: | 28 июня 767 Рим, Италия | |
Святой Павел I (лат. Paulus PP. I; 700 — 28 июня 767) — папа римский с 29 мая 757 по 28 июня 767. Брат папы Стефана II (III). Вёл дипломатические переговоры с лангобардским королём Дезидерием и королём франков Пипином III Коротким. В конце концов, Павлу удалось присоединить к своей области Беневенто и Тоскану. Скончался в Риме.
Содержание
Биография
Павел и его брат Стефан получили духовное образование в Латеранском дворце. После смерти Стефана 26 апреля 757 года сторонники Павла возобладали над фракцией сторонников архидиакона Феофилакта, и Павел был избран преемником своего брата большинством голосов. Главные усилия нового папы были направлены на укрепление отношений с франками и улучшение отношений с лангобардами и Константинополем. Он впервые не только не попросил представителя восточного императора экзарха Равенны утвердить своё избрание, но даже не известил того о результатах выборов. Это объяснялось слабостью Равеннского экзархата, измотанного борьбой с лангобардами. Вместо этого Павел известил франкского короля Пипина Короткого о своем избрании и сохранении альянса папы и франков. Этот альянс был жизненно важен для избавления Рима от лангобардской опасности[1].
Лангобарды к этому времени заняли города Имола, Осимо, Болонья и Анкона, на которые претендовал Рим, а в 758 году захватили герцогства Сполето и Беневенто. Подавив восстание в Беневенто, король лангобардов Дезидерий посетил Рим и вынудил Павла написать Пипину письмо с просьбой признать все лангобардские претензии. Он обещал вернуть Имолу, но при условии, что папа убедит Пипина вернуть лангобардских пленников[1].
В письме, которое должно было обеспечить безопасный проход послов через территорию лангобардов, Павел согласился на требования Дезидерия и умолял Пипина признать завоевания лангобардов, заключить мирный договор и вернуть заложников. При этом в секретном письме Павел умолял франков о помощи, советуя стравить лангобардов и византийцев[1].
Пипин счел целесообразным сохранить хорошие отношения с Дезидерием, и Павел, по-видимому, мало преуспел в своей двойной игре. Позже, однако, Пипин оказал папе некоторую поддержку и выступил в качестве арбитра при решении споров между римлянами и лангобардами.
В 765 году папские привилегии были восстановлены в Беневенто и Тоскане и частично в Сполето. Между тем, отчуждение от Константинополя все больше возрастало. Несколько раз, особенно в 759 году, Павел боялся, что византийский император пошлет войска против Рима. Павел жил в постоянном страхе, что Константинополь, не желая усиления франков, передаст Рим лангобардам.
Почитание
В жизнеописаниях Павла I подчёркивается его милосердие, он помогал разорившимся людям, помиловал большое количество заключённых. В 761 году основал в своём доме в Риме монастырь св. Сильвестра, который ныне является титулярной базиликой Сан-Сильвестро-ин-Капите, где дал приют греческим монахам, бежавших в Рим от преследований иконоборцев. Внёс большой вклад в строительство и реставрацию многих римских храмов. Вскоре после смерти стал почитаться святым.
Первоначально был похоронен в базилике св. Павла, но затем его мощи были перенесены в Собор Святого Петра. Память в Католической церкви — 28 июня[2]
Напишите отзыв о статье "Павел I (папа римский)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [www.newadvent.org/cathen/11577a.htm Kirsch, Johann Peter. «Pope Paul I.» The Catholic Encyclopedia. Vol. 11. New York: Robert Appleton Company, 1911. 24 Jan. 2014]
- ↑ «Павел I» //Католическая энциклопедия. Т.3. М.:2007. Ст. 1172—1173
Ссылки
- Павел, папы римские // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Kirsch, Johann Peter. «Pope Paul I.» The Catholic Encyclopedia. Vol. 11. New York: Robert Appleton Company, 1911.
Это заготовка статьи о папе римском. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Павел I (папа римский)
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.