Павлин (яйцо Фаберже)
| «Пасхальное яйцо Павлин» Яйца Фаберже | |
 Раскрытое пасхальное яйцо Павлин с сюрпризом | |
| Год изготовления |
1908 |
|---|---|
| Заказчик | |
| Первый владелец | |
| Текущий владелец | |
| Владелец | |
| Год получения |
1995 |
| Дизайн и материалы | |
| Мастер |
Генрих Вигстрем, Дорофеев |
| Материалы |
яйцо: разноцветное золото, позолоченное серебро, горный хрусталь; |
| Высота |
190 мм |
| Сюрприз | |
|
Механический павлин | |
«Павлин» — ювелирное яйцо, одно из пятидесяти двух императорских пасхальных яиц, изготовленных фирмой Карла Фаберже для русской императорской семьи. Яйцо было создано в 1908 году по заказу Николая II, который подарил его своей матери Марии Фёдоровне в качестве традиционного подарка на Пасху 1908 года[1][2].
Содержание
Описание
На роскошной подставке в стиле рококо из позолоченного серебра покоится прозрачное яйцо, обе половинки которого вырезаны из горного хрусталя и вмонтированы в оправу с застёжкой. На обеих половинках есть гравировка: на одной изображена императорская монограмма Марии Фёдоровны, на второй — дата «1908». Внутри яйца на инкрустированном золотом дереве, среди ветвей, покрытых цветами из драгоценных камней и эмали, сидит золотой павлин, раскрашенный цветными эмалями.
Сюрприз
Сюрприз яйца — механический павлин из золота, который сидит на ветвях гравированного золотого дерева с цветами в эмали и драгоценных камнях. Павлин может сниматься с ветвей. После завода и размещения на плоской поверхности, он начинает гордо поворачивать голову и время от времени распускать хвост[3].
Над созданием механического павлина и его прототипов работал мастером фирмы Фаберже Дорофеев, вероятно на протяжении трёх лет.
Источник вдохновения
Пасхальное яйцо «Павлин» было создано мастерами фирмы Фаберже по мотивам знаменитых часов XVIII века «Павлин», изготовленных мастером Джеймсом Коксом по заказу Григория Потёмкина для императрицы Екатерины II. В композицию этих часов, имеющих размеры с небольшую комнату, входят фигуры павлина, петуха и совы с механизмами, которые приводят их в движение. Сначала часы «Павлин» размещались в Зимнем дворце, а затем были перенесены в Эрмитаж, где экспонируется до сих пор[2][4].
Владельцы (Обладатели)
Император Николай II подарил яйцо «Павлин» своей матери Марии Федоровне на Пасху 26 апреля 1908 года.
После революции, вместе с другими сокровищами императорской семьи, оно было конфисковано большевиками. В 1927 году яйцо «Павлин» в числе девяти императорских яиц, было продано через фирму «Антиквариат» Эммануилу Сноумену из лондонской галереи «Вартски» (англ. Wartsky). В 1935 году его приобрёл господин Хирст[3].
В 1949 году яйцо приобрел швейцарский магнат Морис Сандоз. В 1995 году коллекция покойного Мориса Сандоза перешла к Фонда Эдуарда и Мориса Сандоза (Лозанна)[2].
В коллекцию фоонда Эдуарда и Мориса Сандоза, кроме ювелирного яйца «Павлин», также вошли: «Лебедь» (1906) — императорское пасхальное яйцо с сюрпризом в виде механического лебедя и «Яйцо-часы Юсупова» (1907), изготовленное на заказ князя Юсупова.
Реставрация
В 2008 году механический павлин был реставрирован мастером Мишелем Пармиджани из компании Parmigiani Fleurier. Благодаря реставрации внутренний механизм снова работает гармонично, а ретуширование эмали вернуло ему прежний блеск[5].
Напишите отзыв о статье "Павлин (яйцо Фаберже)"
Примечания
- ↑ [www.equal.lv/rus/eggskolection/5481.html Коллекция яиц Фаберже, Павлин, 1908.]
- ↑ 1 2 3 [www.mieks.com/eng/1908-Peacock-Egg.htm 1908 Peacock Egg] (англ.)
- ↑ 1 2 [faberge-eggs.info/jajco_pavlin_1908.html Яйца Фаберже: Павлин, 1908.]
- ↑ [hermitagemuseum.org/html_Ru/12/2006/hm12_1_22.html Часы Павлин]
- ↑ [www.watchtime.com/2010/05/past-forward/ Mike Disher, Past Forward. WatchTime.com] (англ.)
Ссылки
- [www.lx-world.com/#/en/lxreport/wardrobe/art_of_time/4 Процесс реставрации механического павлина (фото)]
- [hermitagemuseum.org/html_Ru/12/2006/hm12_1_22.html Часы «Павлин» работы Джеймса Кокса в Эрмитаже]
Отрывок, характеризующий Павлин (яйцо Фаберже)
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
